Блуд на крови. Книга первая - Лавров Валентин Викторович - Страница 69

Дитмар еще больше выкатил бесцветные глаза, прохрипел:

— Так он жив?

— Вот сейчас повезем на очную ставку! Ты ведь кортиком резал? Куда его спрятал?

— Под половицей, — признался вконец ошалевший буфетчик. — Да не под той, а вот под этой, у окна. Гвозди надо выдернуть.

Достали офицерский моркой кортик с золотой и серебряной отделкой. Путилин покачал головой:

— Это ты тоже спер! Ну, шустрый… За что тебя из флота того…фьють?

Лицо буфетчика еще больше налилось багровой кровью, он сквозь зубы пробормотал:

— Будто я взял судовую кассу…

— А ты, конечно, не брал? — Путилин счастливо засмеялся. — А отец Илларион за тебя заступался?

Буфетчик широко раздул ноздри, с ненавистью сплюнул себе под ноги:

— И это рассказал! Ну, заступился, не стали меня судить. Так лучше бы тогда судили, все легче бы отделался, чем в Сибирь теперь идти. Ведь он точно знал, что я забрал деньги, а меня, вишь, выгораживал: «Вина не доказана!». — И с недоумением, словно в бреду, затараторил: — Ну как же он выжил? Не понимаю, не понимаю! У-у!

…Тут же, сидя в задней комнатушке станционного буфета, составили протокол. Путилин дождался, когда буфетчик поставил свою подпись, и с какой— то странной печалью взглянул в глаза Дитмара:

— Нет, сукин сын, не сомневайся, свое черное дело ты сделал крепко — иеромонаха убил. Хочу верить, что тебя ждет самый печальный конец.

Забился, завыл со звериной яростью убийца.

— У-у, обма-ну-ли, оби-иде-ели!…

ТРИУМФ

Современник вспоминал: «Путилин был очень возбужден и горд успехом своей находчивости».

Петербургское начальство давно смотрело на знаменитого сыщика как на героя, а тут сам Император Александр Николаевич призвал главу сыска и дружески изволил сказать:

— Я восхищен, Путилин, твоей блестящей деятельностью. Мне жаль, что малое образование не позволяет назначить тебя товарищем министра внутренних дел!

Один из умнейших людей той замечательной эпохи А. Ф. Кони с нетерпеливым любопытством вопрошал:

— Теперь, Иван Дмитриевич, вы раскроете свои секреты? Без вскрытия трупа невозможно было объяснить количество суток, прошедших с момента убийства. Но вы с поразительной точностью сумели сделать это…

Не без некоторого самодовольства сыщик усмехнулся, словно хотел сказать фразу, которую от него в минуты откровения слышали собратья по профессии: «Хоть мы университетов не кончали, но Господь не обделил и нас талантишком». Вслух же сказал:

— Анатолий Федорович, это и вы могли бы легко сделать, если бы обратили внимание на «Санкт-Петербургские ведомости» трехдневной давности, лежавшие на этажерке с книгами. Почему я заявил о высоком росте преступника? Удары ножом он наносил сверху вниз, хотя убитый был рослым. Затем, в стену вбиты три крючка — один над другим. Убийца предпочел воспользоваться верхним — ему так было удобней…

— И оставил там след крови?

— Правильно! Еще: на полу застыло несколько четких кровяных отпечатков обуви — размер громадный, и отпечатки эти не принадлежали иеромонаху.

— Да-с, это и впрямь просто, — вздохнул прокурор. — Но что вам сказало, что убийца имеет отношение к службе на море?

— Оба конца веревки, привязанные к дверным ручкам, были заплетены морскими узлами. И характер ран — узких, с четкими краями — был такой, что наталкивал на мысль о кортике.

— Теперь более сложный вопрос: что натолкнуло вас на мысль о знакомстве жертвы и преступника? И почему вы решили, что монах не шибко гостеприимно встретил гостя?

— Как вы, Анатолий Федорович, помните, монах имел слабость — любил хорошие сорта чаев. Об этом мог знать только тот, кто с ним знаком. Вот гость и принес китайский — номер одиннадцать, который должен был если не смягчить сердце Иллариона, то хотя бы открыть доступ в келью. Расчет оправдался. Монах гостя пустил, тот даже продолжительное время провел за столом. Но неприязнь была настолько велика, что монах долго не желал брать в руки подарок. Более того, хотя с ног гостя успела натечь лужица воды, хозяин не поставил гостю стакан для чая.

— Блестяще! — с искренним восхищением воскликнул прокурор. — Последний вопрос: как вы догадались, что преступник ранен в правую руку?

Путилин устало улыбнулся:

— Для внимательного человека эта задачка несложная! Помните подсвечник, который был в крови? Так вот, она натекла не брызгами, а ровной струей. Это мне сказало о том, что подсвечник держал раненый убийца, освещая комнату. Не стал бы монах обороняться, держа перед собою свет! Убийца тоже не мог светить себе. И нужды не было, когда монаха резал, да и руки были заняты: в одной был кортик, другой за бороду хватал. А вот когда стал ценности искать, то зажег свечу, и в это время кровь и натекла. И последнее: по чему я узнал, что порезана именно правая рука? Убийца тщательно перерыл в комоде все белье, все полотенца и простыни, разыскивая между ними деньги. На каждой вещи было кровавое пятно — снизу и справа.

Прокурор с удовольствием потер руки:

— Пока на Руси есть такие сыщики, ни один преступник не скроется.

И он был прав.

ЭПИЛОГ

Присяжные заседатели осудили убийцу. Суд определил меру наказания — каторжные работы в Сибири. Но на каторгу Дитмар не попал. Сидя в тюремной камере, он сошел с ума. Ему все время казалось, что в окно лезет отец Илларион, кричит и размахивает кулаком: «Будь ты проклят, подлый человек!»

Убийцу отправили в дом для умалишенных, где он в припадке меланхолии наложил на себя руки — повесился.

…Прошло несколько лет. Послушник Аким принял постриг и поселился в келье своего бывшего духовника. Отличался он смирением и жаждой добрых дел, напоминая этим достоинством покойного.

ТРЮКАЧ

20 июля 1900 года в городе Николаеве в ювелирном магазине «Цукерман и К°» звякнул колоколец, и в дверях появился плотный парень лет 28. Он был высокого роста, атлетического сложения, с толстой, прямо-таки бычьей шеей. Черты лица были грубыми, а взгляд темных глаз тяжел.

— Чем могу быть полезен? — с профессиональной любезностью осведомился Цукерман.

Молодой человек медленно, с расстановкой отвечал:

— Мне нужны деньги. Я принес золотой лом. Все это, знаете, давно хранилось в семье.

И посетитель высыпал на лоток ювелира мятые кольца, сплющенный браслет, рваные цепочки. Отдельно в коробочке молодой человек положил драгоценные камни.

Ювелир поспешно рассматривал предметы сквозь очки. Потом он похлопал себя по карманам:

— А где мое увеличительное стекло? Наверное, в подсобке.

Он отлучился всего на несколько секунд. Но из задних дверей незаметно для посетителя выскочил подросток и понесся в полицейский участок.

Кровавая трагедия, переполошившая всю южную Россию, приближалась к концу.

НЕБЕСНОЕ СОЗДАНИЕ

Олимпиаду еще в гимназии подруги и учителя прозвали Незабудкой. Она была очень красива, нежна и являла собой воплощение доброты. Училась она прилежно, ибо только на собственное усердие и могла рассчитывать. Ее отец, акцизный чиновник, умер, когда Олимпиаде было всего семь лет. Состояния большого он не оставил. Мама, выпускница Московской консерватории, давала уроки фортепиано.

Это и составляло основу их семейного бюджета.

Гимназия, в которой училась Олимпиада, находилась на Остоженке. Отсюда по окончании уроков она направлялась в бесплатную городскую читальню имени А. Н. Островского, располагавшуюся на Смоленском бульваре близ приюта Рукавишникова. Круг ее чтения был обширен — от классиков античности до новейших писателей — Достоевского, Толстого, Тургенева.

Благодаря усердным занятиям и большой начитанности Олимпиада с отличием окончила гимназию. Мама категорически заявила:

— Ты, Незабудка, должна продолжить образование!