Штурман дальнего плавания - Клименченко Юрий Дмитриевич - Страница 80

А Игорь почувствовал в словах Александрова такую обиду, такое чувство оскорбленного достоинства, что заколебался.

Матросы хотят, чтобы им доверяли. Он же сам в прошлом матрос. Значит, боится? Да, но ведь он не знает этих людей. Они могут подвести. А если бы он был на их месте? Подвел бы? Нет. Надо поверить. Тогда он будет знать, чего стоят их обещания.

Микешин вышел на палубу и приказал вахтенному позвать Александрова. Через минуту все четверо снова стояли в каюте старпома.

— Не успели еще раздеться? — спросил Игорь, смотря на мрачные лица матросов. — Я решил вас отпустить…

Матросы радостно заулыбались:

— Правильно, Игорь Петрович, спасибо!

— Только вот что. Явитесь лично ко мне точно в двадцать два часа и смотрите, чтобы ни-ни…

— Есть!

Когда матросы ушли, Микешин удовлетворенно подумал, что поступил правильно.

В девятнадцать часов приехал Дрозд. Игорь встретил его у трапа:

— Только что хотел звонить вам, Виталий Дмитриевич…

— Мне позвонили из Разноэкспорта и просили быть к двадцати часам. К отходу все готово, команда на борту?

— Кажется, все. Команда тоже вся. Правда, я отпустил четырех человек ненадолго.

Дрозд удивленно поднял лохматые брови и, ничего не сказав, пошел к себе.

Микешин почувствовал, что капитан не одобрил увольнение матросов на берег перед отходом, и оценил его молчание. Дрозд мог сделать замечание. Оно было бы справедливым.

Кажется, все же Игорь поступил легкомысленно.

Без четверти десять старпомом овладело беспокойство.

Матросы еще не возвратились. Игорь зашел в каюту к боцману. Герджеу сидел за столом и, надев очки, читал.

— Николай Афанасьевич, кажется, я попал в неприятную историю. Отпустил четырех матросов на берег. Пора бы им вернуться, а их все нет. Не задержали бы отход.

Боцман отложил книгу и уверенно сказал:

— Придут. До какого часа отпустили?

— До двадцати двух.

Герджеу взглянул на ручные часы:

— Сейчас явятся. Эти ребята надежные…

Ровно в двадцать два часа к трапу подкатило такси и из него вылезли матросы.

— Прибыли точно, Игорь Петрович! — доложил Александров, увидев старпома на палубе.

— Молодцы! — вырвалось у Микешина. — С вами можно иметь дело!

— Конечно, можно. А как вы думали? — засмеялся Александров. — Правда, уходить не хотелось, но раз дали слово — надо держать. Мы вам не нужны, Игорь Петрович?

— Нет, пока можете идти отдыхать.

Матросы ушли, а Микешин подумал, что теперь на этих четырех человек он может положиться. И вообще надо побольше доверять своей команде. Надо ее знать…

Путь из Ленинграда в Лондон для команды «Тифлиса» был хорошо знаком: постоянные курсы, те же самые маяки и берега. Если погода благоприятствует, можно с точностью до часа рассчитать время прихода в порт. Плавание «по столбам» — так иронически называли моряки с «трампов» работу на пассажирских судах.

Рейс «Тифлиса» проходил спокойно. Пассажиры чувствовали себя превосходно, не испытывая никаких неудобств, а подчас и забывая, что они находятся на судне…

Вечером Микешину позвонил Дрозд и попросил подняться к нему. Старпом застал в капитанской каюте Чумакова и Курсака. Механик сидел нахохлившись, в неестественно напряженной позе и смотрел в сторону. Он напоминал обиженного мальчишку.

В каюте пахло душистым кофе. На столе, покрытом белой скатертью, стояли чашки, кофейник, сливки, печенье, лежали сигары и папиросы.

— Пожалуйста, — проговорил капитан, протягивая Микешину чашку, когда тот уселся в кресло. — Мне хотелось поговорить со всеми вами в неофициальной, так сказать, обстановке… Вы знаете, что мы вступили в соревнование с другими судами. Борьба идет за «голубой вымпел», который будет вручен лучшему судну бассейна. Я считаю, что мы имеем все шансы получить его. Что вы скажете, Константин Илларионович?

Чумаков помешал ложечкой кофе и уверенно указал:

— По-моему, да!

— А какое ваше мнение, Иван Федорович?

Стармех пожал плечами и, не поворачивая головы, угрюмо ответил:

— Что я могу сказать? Состояние машины вы знаете. Она не подведет. А вот насчет чистоты — плохо. Давно надо мыть машину, да руки не доходят. Других работ много…

— Да… Комиссия не простит грязи. Тут мы можем про играть. А что вы все-таки намерены предпринять?

Курсак вскипел:

— Что что? Ничего, Виталий Дмитриевич. Вы же сами знаете, что мы должны делать в первую очередь! Понимаю, что и чистота нужна… — механик торопливо отхлебнул из чашки. Видно было, что самолюбие его жестоко страдало. У него, у Курсака, и что-то не в порядке!

— Жаль, Иван Федорович. Ведь из-за этого команда лишится премии.

— Ну не только из-за этого. На палубе тоже много хвостов…

— Как, Игорь Петрович, у вас?

— Есть, конечно, но не так уж много. К подведению итогов мы все сделаем.

Дружеский разговор не клеился. Все молча пили кофе. Наконец Чумаков сказал:

— Слушайте, Игорь Петрович, а не могли бы вы своих людей дать на мойку машины? Устроить такой общий аврал, а?

Микешин привстал.

— А кто же мою работу будет выполнять?.. — холодно начал он, но тут же осекся, увидев выжидающе, с надеждой устремленные на него глаза замполита, и мгновение помолчал, словно прикидывая свои возможности. — А вы знаете, пожалуй, смогу… всех могу послать. Вахту сами на палубе постоим, — уже увлекшись своим «благородством» и открывающимися путями к примирению с «машиной», закончил Микешин.

Курсак оживился. Он поставил чашку на стол и, недоверчиво глядя на Микешина, спросил:

— Дадите? Всех? Двенадцать человек?

— Сказал дам — значит, дам. Когда хотите мыть?

— В Лондоне.

— Дам в Лондоне.

И вот только тут и установилась та атмосфера, которой так желал Чумаков. Заговорили все. Горячо обсуждали предстоящий аврал. Курсак обещал к назначенному дню построить леса и подготовить все нужное для мойки. Выпили весь кофе, съели печенье, накурили и разошлись довольные друг другом.

Когда Микешин рассказал боцману о своем обещании помочь Курсаку, тот замахал руками:

— Помогать? Этому пижону! После всех его каверз? Ни за что! Что хотите делайте, Игорь Петрович, а палубная команда мыть машину не будет.

— Будет. Соберите всех свободных от вахты ко мне. Я объясню ребятам, что к чему. И потом, вам не кажется, что пора кончать с этим стилем «наши — ваши»? Как ты думаешь, Николай Афанасьевич?

Герджеу помолчал.

— Уж больно задирается этот Курсак…

— Ничего, скоро все будет по-другому.

Боцман с сомнением покачал головой.

Все же в Лондоне машинное отделение вымыли авралом, быстро и чисто. Курсак был очень доволен.

Наступили последние минуты перед отходом «Тифлиса» из Лондона.

Матросы уже начали подготавливать трап к уборке, когда к теплоходу подкатил блестящий черный автомобиль. Из него вышел хорошо одетый мужчина, с правильными чертами лица. Он важно поднялся на борт и предъявил Микешину свой билет и паспорт. «Сэр Эндрью Бартон — лорд», — прочитал Игорь и приказал проводить англичанина в его каюту. Это был последний пассажир. Вскоре загудел судовой тифон, трап подняли на борт, и пароход медленно пошел вниз по Темзе.

Микешин быстро отпечатал на машинке список пассажиров и понес его на просмотр к капитану.

Виталий Дмитриевич сидел у иллюминатора и читал. Он взял список и, стал его просматривать. Вдруг он оживился.

— Лорд Бартон, лорд Бартон… — проговорил Дрозд и откинулся на спинку кресла.

Несколько минут он сидел молча, затем повернулся к старпому и спросил:

— Вы видели этого Бартона, Игорь Петрович?

— Да.

— Как он выглядит?

— Это высокий, седой и довольно красивый мужчина. Причем непроницаемый, как консервная банка.

Дрозд как-то загадочно улыбнулся и встал:

— Ну, положим, консервные банки открываются очень просто.

Пройдясь по каюте, он остановился у зеркала и примялся внимательно разглядывать свое лицо. Потом весело взглянул на Микешина и заговорщически сказал: