Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Бакин Виктор Васильевич - Страница 35

35

23 апреля состоялся первый спектакль нового театра — «До­брый человек из Сезуана». Это была заявка на то, что театр будет гражданственным, поэтическим и музыкальным. Спектакль играли по 12 — 13 раз в месяц. Это было очень тяжело, но надо было зара­батывать и расплачиваться с долгами старого театра. Бывшая «Та­ганка» задолжала государству около 70 тысяч рублей, и первые го­ды приходилось играть по 500 спектаклей в год. Кроме того, зда­ние нуждалось в срочном ремонте — в дождь красивое мраморное фойе и великолепная лестница, ведущая на второй этаж, были за­ставлены тазами и ведрами для сбора воды, льющейся сквозь ды­рявую крышу.

Чтобы сделать репертуар театра соответствующим своим эсте­тическим воззрениям, Любимов призвал к сотрудничеству тех пи­сателей, художников, композиторов, ученых, взгляды которых со­ответствовали его творческой позиции. Это был художественный совет единомышленников. Это были лучшие люди науки, театра, литературы, поэзии — «интеллектуальные сливки» России. Члена­ми художественного совета театра были выдающиеся ученые П.Ка­пица и Г.Флеров, такие известные писатели и поэты, как А.Твардов­ский, Н.Эрдман, Ю.Трифонов, Б.Можаев, Ф.Абрамов, Ф.Искандер, А.Вознесенский, Е.Евтушенко, Б.Ахмадулина, Б.Окуджава, театраль­ные критики Б.Зингерман, К.Рудницкий и А.Аникст; композиторы Э.Денисов и А.Шнитке, кинорежиссеры Э.Климов и С.Параджанов, скульптор Э.Неизвестный.

Любимов часто будет повторять слова ближайшего друга и главного помощника в первые годы «Таганки» Николая Роберто­вича Эрдмана: «Главное в театре — это хорошая компания». В функ­ции «хорошей компании» входило не слепо соглашаться с дейст­виями режиссера, а помочь ему соизмерить свой опыт с практи­кой мирового театрального искусства и сделать «Таганку» одним из лучших театров страны. К сожалению, художественному совету часто не хватало времени на обсуждение собственно художествен­ной стороны — очень много сил уходило на пробивание спектаклей и борьбу с Управлением культуры. Кризисные ситуации, возникав­шие из-за конфликтов с чиновниками, конечно, осложняли рабо­ту, но в тоже время еще больше соединяли всех. Когда главный ре­жиссер чувствовал, что твердолобость чиновников из Управления не пробить, он обращался за помощью к людям близким к высше­му руководству страны. Это были политические советники — сна­чала Л.Брежнева, а потом Ю.Андропова, а еще позже М.Горбачева — Л.Делюсин, А.Бовин, Ф.Бурлацкий, Г.Шахназаров...

Художественное и административное руководство театром осу­ществлялось не только в его стенах. Ю.Любимов с утра уходил на работу, а жена — Людмила Васильевна — бежала на рынок. К обе­ду в дом на Садовом кольце, что напротив американского посольст­ва, из театра приходили человек десять. Помимо того что жена ре­жиссера всех потчевала, она еще являлась мозговым центром, а ее квартира — штабом Театра на Таганке. В этой квартире решались все главные вопросы, обсуждался будущий репертуар. Полная бур­ных событий, скандальная жизнь «Таганки» не только прошла у Це­ликовской перед глазами, но и втянула ее в свой водоворот. Жест­кий характер Людмилы Васильевны, совсем не соответствовавший ее несколько легкомысленной внешности, ее целеустремленность, острый ум, связи, идеи — все это легло в фундамент молодого те­атра. В театре ее в шутку звали «генералом», а Любимова — «пол­ковником».

В фойе театра Любимов развесил портреты главных реформа­торов сцены — Вахтангова, Мейерхольда и Брехта, которых считал своими учителями, а себя их продолжателем. Уже сами по себе эти имена, не жалуемые официальными партийными «искусствоведа­ми», создали ореол оппозиционности вокруг режиссера и его театра. Руководство культурой предложило поместить в комплект и порт­рет Станиславского. Любимов же считал, что в искусстве «системы» нет: «Искусство — товар штучный и зависит от личности, кто им за­нимается. Системы Станиславского нет, потому что не может быть единой системы в искусстве. Один повар готовит так, другой — по-другому, но единственного повара на земном шарике не может быть. Можно только любить ту или другую национальную кухню». Но портрет великого реформатора повесил.

В мае Высоцкий побывал на нескольких таганских спектаклях, которые проходили в Театре Маяковского (помещение на улице Чка­лова было на ремонте). Многие старые спектакли Любимов убрал из репертуара. Но к «Микрорайону» отнесся с осторожностью: сказал, что это «жуткая пьеса», но хорошая постановка и актеры хорошо играют. Так как в этом спектакле звучали песни Высоцкого, то мож­но сказать, что он был уже заочно прописан в театре.

В.Высоцкий:

«Я пришел в Театр на Таганке через два месяца по­сле того, как он организовался, и увидел, какое в их спектакле было обилие брехтовских песен и зонгов, которые исполнялись под гитару и аккордеон. И так исполнялись, как бы я мечтал, чтобы мои песни были исполнены; не как вставные номера, чтобы люди в это время откинулись и отдыхали, а как необходимая часть спектакля».

Существует много версий того, как Высоцкий был принят в театр. И все они вполне объяснимы. Ему очень хотелось попасть в театр, и, поскольку один голос — хорошо, а два — лучше, а если три — то совсем здорово, он, вероятно, подстраховался и попросил друзей, чтобы они поговорили с Любимовым и как-то его заранее расположили. Сам Высоцкий говорил, что он поступил в театр по рекомендации Станислава Любшина, который тогда там работал. Действительно, Любимов планировал постановку спектакля по пье­се И.Малеева «Надежда Путнина и ее спутники» о блатной лагер­ной жизни. Для спектакля были необходимы песни по этой темати­ке, и С.Любшин предложил Любимову принять в театр Высоцкого. Показ состоялся 15 июня. После прослушивания Любимов обеща­ет принять Высоцкого, но с формальным показом худсовету теат­ра в начале сезона осенью.

Режиссер Анхель Гутьеррес, которого Левон Кочарян попро­сил помочь безработному Высоцкому, рассказывал о своей бесе­де с Любимовым: «Я знал, что Юра полюбит Высоцкого, он понра­вится сразу не только как актер, но и как комплексный такой со­временный художник — поющий, хорошо двигающийся. И я ему предложил: "Юра, у нас есть актер один интересный, возьми его". — "А где он, что он заканчивал?" — "Студию МХАТа". — "А ты его ви­дел?" — "Видел". — "Хороший?" — "Очень хороший!" — "Высо­кий?" — "Нет". — "Ну, а где он сейчас?" — "Из Пушкинского вы­гнали". — "А-а, это плохо, нет". — "Ты послушай его: он поет, песни сочиняет". — "Да?! Приведи"».

Т. Додина, которая была распределена в Московский театр дра­мы и комедии еще до обновления труппы, предложила Высоцкому подготовить для показа роль Дьячка из чеховской «Ведьмы». Репе­тировали несколько раз на квартире у Додиной. Когда отрывок был готов, Таисия пришла к Дупаку и стала уговаривать его, чтобы по­смотрели Высоцкого. Все штатные единицы в труппе были заняты, но Додина настаивала: «Нет, вы послушайте его... Такого вы нико­гда еще не слышали».

Н. Дупак: «Тая Додина, актриса «долюбимовского» набора, ко­торая училась с Высоцким в Школе-студии МХАТ, в первый год су­ществования «Таганки» часто ко мне подходила и канючила: "Ну возьмите Володю. Он актер замечательный, просто жизнь у чело­века не складывается. Поругался с главрежем в Театре Пушкина, потом ушел из Театра миниатюр..." — "Ладно, — говорю, — пусть придет покажется"».

О том, как проходил просмотр Высоцкого на «Таганке», лучше узнать из уст самого Ю.Любимова... Этот рассказ с некоторыми ва­риациями он воспроизводил во всех своих интервью, отвечая на во­прос: «А вы помните, как Высоцкий пришел на "Таганку"»?

Ю.Любимов: «В Театре на Таганке, который возник в 1964 году, я всегда устраивал просмотры молодых актеров, которые хотят по­ступить в театр.

Пришел паренек молодой в кепочке, в таком пиджачке «букле» с гитарой. Лицо у него было волевое, сильное. Он похож немножеч­ко на молодого Пикассо — лепка лица очень энергичная. Он сыг­рал какой-то отрывок. Трудно было понять сразу по такому корот­кому куску, я предложил ему спеть или сыграть что-нибудь. Он на­чал петь песни, и мне сразу понравилось. Когда он берет гитару, у него появляется магнетизм и такой шарм. Он вообще с шармом был мужчина. Он очень сильно воздействовал на аудиторию. Воля была сильная, и личность приковывала к себе. Он пропел одну, вторую, третью... Я говорю: «Простите, а чьи это песни?» Он говорит:

«Мои».

Я увидел поэтически одаренного человека. И, конечно, я сразу его взял. Потом уж я стал наводить справки — а как он себя ведет, мож­но ли на него положиться? И справки были далеко не в его пользу. Он был настолько одарен и талантлив, что я пренебрег этими пло­хими отзывами и проработал с ним всю жизнь до самой смерти».