Тайны мира насекомых - Гребенников Виктор Степанович - Страница 51

Разведение люцерновых пчел-листорезов вида Мегахиле ротундата начато в нашей стране совсем недавно. Вообще с ней получилась очень интересная история, противоположная той, когда безобидное животное, завезенное в другую страну, становилось там вредителем (кролики в Австралии, колорадский жук в Европе). Этот вид листорезов обитает в Евразии, в том числе в нашей стране, ничем не выделяясь среди сестер по семейству. В тридцатые годы, будучи случайно завезенной в Америку с какими-то товарами, наша пчелка неожиданно быстро там размножилась, заселяя дырочки, щели, замочные скважины... Фермеры, обнаружив, что она отлично опыляет люцерну, предложили ей в качестве «квартир» поначалу пучки... соломок для коктейля. Сплошное их заселение — новая полезнейшая привычка, по-научному колониальность, — почему-то появилась у этого вида пчел только там, за океаном... Это заставило тамошних исследователей искать более технологическое решение «квартирного вопроса» для листорезов. Быстро родилась совершенно новая отрасль биоиндустрии с многомиллионным бюджетом. И сейчас мегахил разводят в деревянных или пенопластовых пластинах с желобками; сложенные они образуют гнездовые каналы, глубиной около дециметра, используются несколько лет. Именно такие «ульи» канадского типа применяют теперь на люцерновых пчелофермах, которые выстроены и работают в Краснодарском крае, Шушенском, Чечено-Ингушетии, Киргизии, Куйбышевской и Саратовской областях. И, конечно же, в Омской (совхоз «Коммунист») — в ней, если помните, впервые в Сибири успешно началось разведение диких насекомых-опылителей клевера и люцерны, велась широкая агроэкологическая пропаганда.

В общем же, произошло редкое в сельскохозяйственной биологии событие: потомки наших, евразийских мегахил, обретя за морями-океанами генетически стойкий инстинкт колониальности (раньше они избегали селиться «кучно»), вернулись на свою прародину полезнейшими труженицами.

И все-таки мы под Новосибирском, испробовав канадскую технологию и убедившись на деле в том, что, в общем-то, она дорога, громоздка, ненадежна, требует строительства специальных цехов, сотен кубов леса для желобчатых дощечек, используемых от силы два-три года (коробятся, трескаются), пошли по другому пути, который, дав отличные результаты, оказался доступным не только энтомологам и агрономам, но просто любителям природы и юннатам. Тем более что развитие мегахил, их поведение, устройство гнезд, работа на цветках — все это хорошо наблюдается и настолько своеобразно, что лучшего курса экологического воспитания и не придумаешь.

Вы спросите еще: а как эти пчелки насчет ужалений? Спешу успокоить: это в семье медоносных пчел защитницы гнезда — рабочие особи — не жалеют своей жизни, чтобы прогнать врага, оставляя в его теле зазубренные жала с мешочком для яда и некоторыми внутренностями. Основоположница рода — «царица» (самка) — глубоко в улье, наружу не вылетает. А мегахилы, живущие не семьей, а поодиночке, такой «роскоши» допустить не могут: у них нет грех каст, как у медоносной (царица, рабочие, трутни), лишь две: самки и самцы. Каждая самочка, строя гнездо, должна беречь себя ради продолжения потомства. Потому жало применяют они в крайнем-прекрайнем случае — лишь будучи схваченными. Да и жальце у них тонкое, гладкое, без зубцов и яда. Работа в мегахильем рое совершенно безопасна, следует лишь либо раздеться до пояса, либо не заправлять рубашку в брюки, чтобы попавшая за шиворот пчелка, перепугавшись, не уколола бы вас, а выпала наружу.

Описывать в тонкостях нашу «новосибирскую» технологию разведения мегахил не буду — интересующихся отошлю к литературе, которую упомяну ниже. И все же — несколько слов о самых интересных особенностях нашей работы.

Как видите из рисунка, наши «ульи» — круглые: это тугие пучки бумажных трубок, — склеенных лишь в двух точках — длиной около двадцати сантиметров и внутренним диаметром пять-шесть миллиметров — мегахилы этого вида гнездятся в каналах только такого диаметра. Сзади улей сплошь заклеен, а спереди трубки выступают на разную длину, что очень облегчает мегахилам ориентировку, экономит их силы и время: самке проще и быстрее сделать одно длинное гнездо, чем два-три коротких. Очень помогают ориентировке и ... газетные шрифты (это лишь одно из преимуществ старых газет, используемых нами для гнездовий). Наблюдаешь, и кажется, что в поисках своего летка прилетевшая с листиком пчела читает буквы... Впрочем, почему «кажется?» Это ведь так и есть!

Для этой же цели наши укрытия с ульями были выкрашены в яркие цвета: и пчелкам видно издалека, и поле с питомником стало красивее.

Мало того, что мегахильи жилища нашей конструкции оказались намного легче и удобнее канадских. У них обнаружилось еще одно, совсем уж неожиданное преимущество — защитное физическое поле, резко усиливающееся по мере строительства ячеек крылатыми труженицами. Об этой своей находке, несомненно, самой замечательной из тех, которыми одарили меня мои друзья-насекомые — следующая глава «Секрет пчелиного гнезда».

Так вот, это силовое поле отпугивает мелких паразитов от улья — а у листорезов их множество, начиная от наших знакомцев-мелиттобий, ос-блестянок, разных наездников, кончая «пчелами-кукушками» нескольких видов и даже кой-какими жуками; из-за нахлебников этих размножаемость пчел-листорезов на многих пчелофермах, устроенных по канадскому образцу, резко упала. Размножаемость же в нашем пчелограде увеличилась, так как на самих пчел это поле действует стимулирующе, ободряюще: они здесь куда шустрее и активней, а постройку гнезд, и следовательно, опыление растений завершают на две-три недели раньше, чем в желобчатых ульях, где эти поля едва выражены. Благодаря новинке почти все наши трубки — 94% — были запечатаны мегахилами уже к началу августа, в то время как рядом, у «канадских пластин», мегахилки копались почти до сентября.

До середины лета мы хранили коконы в холодильниках (хотя куколки неплохо перезимовывали и на улице под снегом), затем помещали в очень жаркую комнату с тридцатью пятью градусами тепла и высокой влажностью — почти баня... А когда в этом «инкубаторе» начали выходить взрослые пчелы — переносили коконы в коробки, находившиеся в пчелопитомнике в укрытиях перед ульями. Чтобы коконы не пересохли — регулярно их поливали, благодаря чему все наши питомцы вылуплялись крупными и жизнедеятельными, да вдобавок работающими в довольно прохладную погоду — а в Сибири это качество очень ценно. В жаркие же дни у наших разноцветных укрытий вились, жужжали, мельтешили веселые рои мегахил, доставляющих в гнезда пыльцу, кусочки листьев. Картина, радующая и глаз натуралиста, и его слух: здесь стоит слитный, своеобразный — этакого высокого тона — ни с чем другим не сравнимый звон...

Еще одно существенное отличие нашей зоотехнии. Оказалось, что первый год мегахил можно не только не «кормить» люцерной, но, более того — не следует этого делать вовсе! Они ведь предпочитают сложноцветные, а если бобовые, то с более крупными, чем у люцерны, цветками. Наш пчелопитомник — вспомните начало главы — примыкал к двум полям: люцерны и эспарцета. Так «люцерновые» пчелы-листорезы (а за ними утвердилось у нас именно такое название) почти все работали на розовом эспарцетовом море, наполняя не люцерновой, а эспарцетовой пыльцой свои зеленые домики. А пуще всего обожали отпетые сорняки — желтый (полевой) и фиолетовый осоты. «Осотовая добавка» была им явно желательна... Уж не засевать ли сорняком-осотом полевые делянки у пчелопитомников?

А что? Мало ли примеров, когда вчерашний сорняк — сегодня ценная культура? Например костер — теперь отличное кормовое растение, и выведено много его сортов. Сорняк-одуванчик в ряде европейских стран культивируется в виде столово-деликатесных сортов. А ершистую разлапистую злюку-щирицу ученые уже всерьез предлагают разводить и как кормовую, и как зерновую культуру, правда, пока стыдливо называя ее в газетах латинским именем — амарант. Чем же «хуже» осот, способный дать полноценный пыльцевой корм миллионам наших друзей-мегахил? Важно лишь скашивать его до того, как созреют семена, снабженные пушистыми летучками — «аэростатами», — чтобы они не улетели на поля других культур.