Рота Его Величества - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 67

— Я даже могу сказать, от чего у него этот шрам! Осколочное ранение, граната из подствольника.

— Он так и ответил, когда я спросил. Вы откуда знаете?

Александра усмехнулась. Громов смутился.

— Вот! — Александра достала из кармашка обручальное кольцо и надела его на безымянный палец левой руки. — Это он заказал. Сердечко из алого рубина символизирует страстную любовь.

— Господи! — Громов вскочил и заходил по кабинету. — Это невероятно! Почему вы молчали? Почему прячете это кольцо?

— Моя соседка по комнате целует портрет Ильи каждый вечер перед сном. Она такая не одна. Тысячи женщин Новой России мечтают о Князеве. Вы хотите, чтоб меня ненавидели?

— Вы умны, я это подозревал! — Громов рухнул на стул. — Но почему не пишете друг другу?

— Он не любит писать, я — тоже. Новости о нем я узнаю из газет.

— Он был здесь, а вы не подошли!

— Я хотела, но кругом лежали раненые. Им я была нужнее. Илья поймет.

— У вас невероятно сильный характер! — вздохнул Громов. — Под стать ему. Честно говоря, я не понимаю таких отношений, но это ваше право. Разумеется, я не могу соперничать с Князевым. Он знаменит, красив, умен…

— А какой он любовник! — добавила Александра, закатив глаза.

Лицо доктора перекосилось.

«Будешь знать! — злорадно подумала Саша. — А то — „раззява“!»

— Извините, что начал этот разговор, — пробормотал Громов.

— Ну что вы, — улыбнулась Александра. — Мне так давно не делали предложений, не угощали вином! — Она осушила бокал и поставила на стол.

«Ну, я и наплела! — подумала с запоздалым испугом, но тут же успокоила себя: — Не страшно! В ведомстве родов Илья все еще мой жених!»

— Надеюсь, — спросила она, — все сказанное здесь останется в тайне?

— Не сомневайтесь! — подтвердил доктор.

— Спасибо за угощение!

Александра встала и пошла к двери.

— Александра Андреевна!

Она оглянулась. Вскочивший Громов смотрел ей вслед.

— Я могу что-то сделать для вас?

— Можете! — сказала Александра. — Не кричите на меня во время операций!

21

Крупный, пузатый мужчина лежал на спине и похрапывал, сложив руки на голой груди. Его большой рыхлый живот колыхался в такт вдохам и выдохам. За мужчиной, у стены, завернувшись в одеяло, спала женщина. В комнате стоял стойкий запах перегара, омерзительно пахло папиросными окурками.

— Буди! — приказал Семенихин.

— Товарищ комиссар государственной безопасности! — испугался адъютант. — Генерал меня убьет!

— Правда? — усмехнулся нарком и пнул сапогом в бок спящего.

Тот замычал и выругался.

— Встать! — Семенихин ударил сильнее.

Генерал очумело вскочил и захлопал глазами.

— Какая блядь?!

— Молчать! — рявкнул нарком.

За спиной генерала испуганно пискнула женщина.

— Убрать! — приказал Семенихин, указывая на нее.

Перепуганный адъютант набросил на женщину одеяло и, прихватив ее одежду, вывел за дверь. Узнавший гостя генерал понурил голову.

— Хорошо служите, товарищ Жаголкин! — сказал нарком, когда дверь закрылась. — Мягко спите, сладко пьете, тешите похотливое тело. А?

Генерал промолчал.

— Знаете, зачем я здесь?

Генерал не ответил.

— Поясню! — продолжил нарком, нисколько не огорченный его молчанием. — Вам, как командующему тылом армии, было поручено провести на освобожденных территориях заготовку зерна и прочих продуктов, на что вам выделили средства. Государственный банк Союза отчеканил золотые монеты специально на эти цели. Приказом Верховного главнокомандующего были определены цены, чрезвычайно привлекательные для местного населения. Товарищ Курочкин строго-настрого приказал относиться к веям, как к братьям. А что сделали вы? Приказали расплачиваться советскими деньгами! Бумажными, совершенно неизвестными местному населению, не признаваемыми им, вдобавок по грабительскому курсу! Золотой рубль Новой России стоит десять советских, вы же приказали платить рубль за рубль. На сэкономленное золото вы окунулись в вихрь удовольствий, представленный в оккупированных городах: рестораны, кабаре, проститутки… Одну из них только что увели, не так ли?

Жаголкин продолжал молчать.

— Моральное разложение советского командира — вещь неприятная, но не смертельная, — продолжил нарком. — Самое тяжкое наказание — увольнение от службы. Однако рассмотрим последствия ваших действий. Веи повсеместно отказываются продавать зерно. Дошло до стычек с заготовительными отрядами. Один из них бесследно исчез. Зерно прячут, закапывают в землю. График поставок сорван; суда, доставившие боеприпасы, уходят в Союз порожними. Но и это не самое страшное. На захваченных территориях стало возникать подполье, в лесах — партизанские отряды. Они пока редки и малочисленны, и дело не в них. Любой проникший сюда диверсант или шпион находит горячую поддержку в станицах и городах, в результате противник великолепно осведомлен о дислокации наших войск, их численности и вооружении. Он наносит удары в наши слабые места. Наступление провалилось, мы катимся назад, в станицах красноармейцам стреляют в спину, и все из-за того, что генералу Жаголкину и его подчиненным захотелось красиво пожить.

— Что со мной будет? — спросил генерал.

— Не хочу предрешать приговор трибунала, но до следующего рассвета вы не доживете. Это я вам обещаю!

— Ну и стреляйте! — крикнул генерал. — Что я от вас имел? Полжизни голодал, служил — ни дня, ни ночи, а как стал генералом, дали казенную квартиру из трех комнат и дополнительный паек! Жена сама белье стирает! Здешний генерал живет во дворце, у него армия слуг и тысячное жалованье! Даже поручик имеет прислугу! Нам говорили, что веи нищие и угнетенные, а у них каменные дома и собственные экипажи! Какие они братья! Наши люди раздеты и разуты, питаются впроголодь, обмундирования и продуктов не хватает, а я буду отдавать золото буржуям? Хрен им! Не обеднеют! Лучше своим отдам! Из-за меня наступление провалилось? Нашли козла отпущения! Сами все просрали, а теперь Жаголкин виноват? Плевать я хотел!..

Подскочивший конвоир двинул генерала прикладом в живот. Жаголкин охнул и затих. Конвоиры подхватили его под руки и вытащили. Семенихин постоял, качаясь на каблуках, затем повернулся и вышел. На душе у наркома было смуро. Жаголкина непременно следовало расстрелять, но генерал прав: довели! Зажиточность веев для армии Союза оказалась шоком: десятилетия пропаганда твердила совершенно другое. Дескать, веи — забитые и нищие, их угнетают плутократы, веи встретят красноармейцев как освободителей. Вышло ровно наоборот. Беда крылась не только в сопротивлении. Участились случаи дезертирства, особенно в сельских районах. Здесь не хватает мужских рук, зато переизбыток невест. Отцы завлекают будущих зятьев обещаниями сытой жизни, красноармейцы бегут, их прячут в лесах и труднодоступных местах. Отыскать дезертиров невозможно: проводника не найти, а красноармейцы местности не знают. Противник усиливает давление на фронте, из центральных районов армию вытеснили, теперь она отступает в восточных областях…

Неприятная новость ждала наркома и в штабе. В приемной ждал начальник управления «А», отвечающий за связь с заграничными резидентурами.

— Товарищ комиссар государственной безопасности, — сказал он, волнуясь. — У нас ЧП! Две недели назад ваш заместитель направил резиденту в Петрограде приказ, который противоречит вашим указаниям. К сожалению, мы узнали поздно.

— Текст! — бросил Семенихин.

Начальник управления достал листок. Семенихин взял и быстро пробежал глазами.

— Зачем он это сделал, как думаете? — спросил, возвращая бумагу.

Начальник управления замялся.

— Говорите, нас не подслушивают! — улыбнулся нарком.

— Его вызвал товарищ Курочкин и дал поручение. Заместитель, вопреки правилам, не согласовал радиограмму с вами.

— Почему?

Начальник управления выдохнул воздух:

— Есть информация: ему обещали ваш пост. Вас по возвращении в Союз ждет отставка.