Рота Его Величества - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 68

«И расстрел! — добавил нарком. — Курочкину тоже нужен козел отпущения».

— Спасибо, Тарас Юрьевич! — сказал Семенихин. — Приятно видеть, что не ошибся, выдвигая вас. Этого разговора я не забуду!

Начальник управления зарделся от похвалы.

— Через полчаса зайдете за радиограммой!

— Прислать шифровальщика? — спросил начальник управления.

— Зашифрую сам!

Лиза пробежала глазами поданную записку и подняла на собеседника испуганный взгляд.

— Это противоречит указаниям Родиона Савельевича!

— Тише! — сказал сидевший рядом резидент. — Нас могут услышать!

— Я не понимаю!..

— Вы же прочли: приказ Верховного главнокомандующего!

— Но я не могу…

— Можете! — сказал резидент жестко. — По нашим сведениям, князь Горчаков постоянно возит капитану Князеву секретные пакеты. Примените навыки, которым обучены!

— Я подведу Николая!

— Князь Горчаков — офицер армии противника!

— И мой муж!

— Вам придется выбирать. Надеюсь, вы помните, в какой стране родились и выросли? Как и то, что случается с изменниками Родины!

Лиза побледнела.

— Лизонька! — Резидент накрыл ее руку своей. — Поймите: для меня это тоже не в радость! В случае провала нас ждет незавидная участь. Вы уцелеете, поскольку ждете ребенка, в отношении беременных женщин здешний закон снисходителен. Я на послабление рассчитывать не могу. По законам Новой России меня ждет виселица. Я не знаю, что происходит в центре и почему приказ заместителя наркома противоречит указаниям его начальника. Скорее всего грядут перемены. Мы с вами солдаты, наше дело не рассуждать! Позвольте! — Резидент вытащил из руки Лизы записку. — Я ее уничтожу! Инструкция категорически запрещает носить радиограммы с собой, но я хотел, чтоб вы сами прочли. Свяжитесь со мной, как получите сведения!

Резидент встал, учтиво поклонился и зашагал прочь — неприметный господин, такой же, как тысячи других. Вот он остановился, прикурил от свернутой в трубочку бумажки, бросил ее, сгоревшую, на дорожку парка, растоптал и зашагал, махая тросточкой. Лиза встала и направилась к себе.

Николай явился поздно.

— Как ты? — спросил, обнимая.

— Соскучилась! — сказала Лиза, целуя его.

— А наш малыш?

— Толкается! — пожаловалась она. — Как даст ногой!

— Не терпится на белый свет! — засмеялся Горчаков. — Экий торопыга!

Он повесил планшетку на вешалку и прошел в столовую. Горничная подала ужин. Пока он ел, Лиза сидела напротив и, подперев щеку кулачком, смотрела на мужа.

«Как он переменился в последнее время! — думала она. — Раньше пальчики целовал, а сейчас чмокнет в щечку — и все… Я, конечно же, подурнела из-за беременности, но ведь он хотел ребенка!..»

— Ты что-то грустная сегодня! — заметил Николай.

— Тебя не вижу! — пожаловалась Лиза. — Снова улетаешь ни свет ни заря?

— Война! — развел он руками.

Горничная убрала со стола и попрощалась. Лиза проводила ее за дверь и пошла в спальню. Николай лежал под одеялом.

— Не подходи! — предупредил строго. — Я не сдержусь, а тебе нельзя!

— Можно! — сказала Лиза, расстегивая пуговицы. — Мы тихонечко!..

Когда он уснул, Лиза встала и, набросив халат, пошла в прихожую. Вытащив из планшетки пакет, запечатанный сургучной печатью, она прошла на кухню и поставила на плиту чайник. Когда тот закипел, она взяла пакет и стала греть печать над струйкой пара…

22

В третьем рейде мы напоролись на засаду. Маршрут передвижения нам прокладывали в Генштабе, его привозили в пакете, запечатанном сургучом, засада исключалась по определению, но все-таки она случилась. Мы катили по пустынной луговой дороге, впереди показался лес, и у меня засосало под ложечкой. Как стреляный волк дырявой шкурой я ощутил опасность. Приказал колонне встать и достал бинокль.

— Что случилось? — спросил подбежавший Рик.

— Тебе не кажется странным, — спросил я, — что никто не встретился нам на пути? Мы долго едем, а нет ни повозки, ни путника.

— В самом деле! — согласился Рик.

— Так случается, когда дорогу перекрывают. Вопрос: для чего?

В его глазах плеснулась догадка.

— Машины развернуть! — приказал я. — Бойцов рассредоточить! Командира минометной батареи ко мне!

Очхи позволили нам провести маневр, наверное, надеялись, что мы постоим и одумаемся. Нас следовало подпустить поближе: гладкоствольные ружья не стреляют далеко. Надеялись они зря: я велел обстрелять опушку. Если там никого, отклика не последует. А вот засада обстрела не выдержит, потому как подумает, что обнаружена. Первые мины разорвались; из леса ответила батарея. Их прицел был не точен: не успели пристрелять местность. Я велел отогнать машины за пригорок, а бойцам — занять оборону. Минометчики получили приказ: умереть, но батарею накрыть. Они это сделали: помог лес. В поле мина рвется, едва коснувшись земли, в лесу — ветки. Батарею трехдюймовок засыпало осколками, и она умолкла. Вываливших из леса солдат мы заставили лечь автоматным огнем. Лишившись поддержки артиллерии и ряда командиров (бойцы отстреливали их прицельно), очхи не выдержали и откатились. Я немедленно отвел роту, посадил ее в грузовики и дал деру.

Бой стоил нам дорого. Погибла половина минометчиков — они до конца вели артиллерийскую дуэль, девять моих бойцов были ранены, один убит — снаряд разорвался рядом. Мы бросили минометы, но погибших забрали. Так мы поступали на Кавказе, и я не собирался менять правила. Возвращаться прежним путем было самоубийством: дорогу наверняка перерезали. Я свернул на первый же проселок и катил по нему до леса. Здесь мы отыскали дорогу, забрались по ней в чащу и остановились. Я велел Рику разведать местность, сам же стал вызывать Горчакова. Не получилось. Или холм глушил сигнал, или же мы находились вне зоны покрытия — рация молчала.

Я приказал осмотреть раненых, а погибших не трогать. Одно дело, когда павших хоронят в людном месте при стечении народа — под оркестр и прощальный залп, другое — когда закапывают, как собак, в лесу. Мертвым это все равно, а вот живым — нет. Я надеялся прорваться к своим. Фельдшер подошел с докладом нескоро. Я не ждал радостных известий — все ранения были осколочными, это много хуже пулевых, но реальность оказалась горше.

— Трое очень тяжелых! — доложил фельдшер. — Их нужно доставить в госпиталь хотя бы к ночи, иначе ни за что не ручаюсь. Остальные потерпят.

Лицо фельдшера было смурым, и оно сказало мне больше, чем его слова. Вернувшийся из разведки Рик доложил, что неподалеку есть деревня. В нее они не заходили, по внешним признакам противника нет. У опушки пасутся коровы, возле них — пастушок. Выбора у меня не оставалось. Я взял автомат и пошел с Риком.

Осмотрев деревню в бинокль и не обнаружив врага, я направился к пастушку. Он встретил меня настороженно.

— Меня зовут Ильей, — сказал я, присаживаясь рядом. — А тебя?

— Степкой! — ответил он.

— Тут такое дело, Степка! Я с товарищами заплутал, нужен проводник. Хорошо заплачу! Золотом!

— Ты за веев или очхи? — спросил паренек, насупившись.

— За веев! — успокоил я и снял шлем. — Видишь уши?

— Ружье подержать дашь? — спросил он деловито.

— Непременно! — обещал я.

— Сбегаю за батькой, — сказал он. — Ты за коровами смотри, не то в лес порскнут!

— Заметано! — согласился я. — Но учти. Приведешь очхи, буду стрелять! В них! — Я указал на коров.

Он кивнул и убежал. Я на всякий случай переместился к опушке. Степка вернулся скоро. Следом за ним шагал вей средних лет в зеленом кителе и такой же фуражке. Других людей в обозримой видимости не наблюдалось. Я вышел навстречу.

— Моя фамилия Пузиков, — представился вей. — А вы Князев?

— Откуда знаете? — удивился я.

— Очхи в деревню заскакивали, вас ищут. Приметы сказывали: высокий, плечистый…

— Давно были?

— С час назад!

Ситуация вырисовывалась хреновая. Если навестили даже глухую деревню…