Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - Брилёв Сергей - Страница 59

ЖАМАНДУ (смущённо, а потом, вспомнив о чём-то, весело): Ну, это когда было? В 1941 году! А ты лучше вспомни историю недавнюю. Как в 1987 году судья с чего-то решил удалить трёх игроков «Пеньяроля», но даже и в таком меньшинстве мы у «Насьоналя» выиграли!

ТАБАРЕ: А ты сам начал, как скажут русские, с царя Гороха. Кто до этого сам вспоминал чемпионат 1901 года? Кстати, уж если на то пошло, первый матч мы вам проиграли, но по итогам всего первого для нас чемпионата мы сразу стали вице- чемпионами. Неплохой результат для новичков! А как только мы окрепли, следуюшие-то пару чемпионатов выигрывали мы!

ЖАМАНДУ (пренебрежительно): Ну правильно. Мы, как заботливые отцы, должны были позволить вам почувствовать себя взрослыми.

ТАБАРЕ: Это всё слова! Вы же тогда самоустранились! Вспомните, что случилось при подготовке к первому же матчу сборной нашей страны! И с кем?! С Аргентиной! Да ради такой игры надо было забыть обо всём остальном! А вы?! Ваши космополиты из CURCC вообще отказались от участия в сборной, и её пришлось составлять из игроков нашего «Насьоналя» и «Альбиона».

ЖАМАНДУ: Да, тот матч 20 июля 1902 года наша сборная аргентинцам проиграла...

ТАБАРЕ: Не ваша, а именно наша. Подлые англичане! Зато на матче-реванше с Аргентиной, через год, сборная Уругвая состояла из игроков вообще одного только «Насьоналя». И мы выиграли! Я считаю, правильно у нас в официальной истории клуба про это написано. Я тебе прямо по памяти сейчас процитирую: «Насьональ» — это и есть Уругвай. «Насьональ» — это честь нашего народа. Так был выполнен исторический мандат Артигаса!» Я считаю, что тут нечего стесняться громких слов. Потому что так всё это и было.

ЖАМАНДУ (каверзно): Слушай, ты, национал! А вот ты сейчас что там мусолишь? Не виски ли?

ТАБАРЕ (несколько стыдливо): Ну, виски. Сегодня день тяжёлый был. И потом, мне лечиться надо, я простужен.

ЖАМАНДУ (настойчиво): А я не про простуду, я про марку виски. Как называется?

ТАБАРЕ: Ну, наша это, уругвайская марка.

ЖАМАНДУ (ещё более настойчиво): А как, как называется?

ТАБАРЕ: Ну, «Олд клаб».

ЖАМАНДУ: И ты ничего особенного не видишь, что у нас, в Уругвае, есть своя национальная марка такого вообще-то типично британского напитка, как виски, и называется эта марка опять же не по-испански, а по-английски?

ТАБАРЕ (чувствуя подвох): Ну, а что тут такого особенного?

ЖАМАНДУ (триумфально): А не такая ли история была и у моего клуба «Пеньяроль»? И что он после этого — английский клуб или наш, уругвайский?

ТАБАРЕ (обиженно): Всё, Даниэль, я больше виски не буду. Дай-ка и мне газировку.

ЖАМАНДУ (продолжая атаковать). А ты полное название своей команды помнишь? Как вы там у себя в «Насьонале» сами же пишете слово «футбол»? По-английски пишете: «football». Уж коли вы такие националы, вот бы и писали по-испански — «futbol»! Кстати, и стадион ваш расположен там, где базировалась немецкая трамвайная линия. Так что не так далеко вы от нас и ушли! (Примирительно.) И нечего от виски отказываться. Ты всё-таки действительно простужен.

ТАБАРЕ: Да, Даниэль, давай-ка я всё-таки виски продолжу пить. Не надо мне «Помело».

ДАНИЭЛЬ (изображая подобострастного метрдотеля): Как скажете, сеньор.

ТАБАРЕ (вновь оборачиваясь к Жаманду и решив всё-таки продолжить спор): Но ты, Жаманду, всё-таки мне скажи. А кто первым сделал наше поле знаменитым? Именно там, и очень даже на испанском языке, вождём свободного восточного народа провозгласили самого Артигаса! Ещё в 1811 году!

ЖАМАНДУ (изображая интерес): А Колумб не там высаживался?

ТАБАРЕ: Ты с такими святыми вещами не шути. А когда на том же месте, где Артигас стал нашим вождём, стал играть наш «Насьональ», то мы-то испанский язык как раз обогатили. Скажи, откуда, например, взялось испанское слово «инча», «болельщик»?

ЖАМАНДУ (удивлённо): А откуда, кстати?

ТАБАРЕ: Это помощник тренера «Насьоналя» громче всех болел на стадионе за свою команду. И когда про него спрашивали, кто он такой, знающие болельщики отвечали, что этот тот, кто надувает мячи. Не мне тебе рассказывать, что на нашем говоре этот глагол звучал как «инча». Оттуда и пошло.

ЖАМАНДУ (издевательски): Ой, нашли чем гордиться! Мячи первыми стали надувать! Зато ты посмотри вот на эту фотографию на стене. Кто был капитаном нашей сборной на «Мара- кане»? Уж коли мы сидим в «боличе» с таким названием...

ТАБАРЕ: Кто-кто? Ну, Обдулио Варела.

ЖАМАНДУ: Правильно! Капитан сборной и капитан кого ещё? «Пеньяроля»!

ТАБАРЕ: Зато только в наших рядах, за «Насьональ», уже в 1930 году играли шесть уникальных футболистов, которые выиграли и две Олимпиады, и чемпионат мира! Уругвай — это и есть «Насьональ»!

ЖАМАНДУ: А «Пеньяроль» всё равно стал легендой ешё раньше. (Сдвигает свой берет и показывает свои седые виски.) Вы, молодой человек, вряд ли помните, а я знаю. 3 июня 1919 года в Рио-де-Жанейро прошёл матч сборных Бразилии и Аргентины, во время которого аргентинцы играли в форме... Уругвая, а бразильцы — в форме «Пеньяроля»!

ТАБАРЕ: Первый раз слышу. (Растерянно и явно ища поддержки у Даниэля.) Неужели правда?!

ЖАМАНДУ: Истинная! Когда ещё две великие футбольные державы, Аргентина и Бразилия, играли в чужой форме?! И посвящён тот матч был не кому-нибудь, а легендарному вратарю «Пеньяроля» Роберто Чери!

ТАБАРЕ: Снимаю шляпу.

ЖАМАНДУ: А вы говорите — англичане! Это мы, «Пеньяроль», добились реванша за то, как наша страна настрадалась от Бразилии и Аргентины во времена войны за независимость.

ТАБАРЕ (нервничая, какой бы после этого ещё применить контраргумент)'. Но, знаешь, когда в уругвайские цвета одеваются иностранцы — это одно. А другое дело — когда в «небесной» форме играем мы сами и выигрываем.

ЖАМАНДУ (полагая, что спор выигран, и оттого соглашаясь). Ну, это само собой.

ТАБАРЕ: Вот я и хочу вам напомнить, что случилось в 20-х годах.

ЖАМАНДУ: А что такого особенного случилось?

ТАБАРЕ: Вы что, с ума сошли? Мы две Олимпиады выиграли.

ЖАМАНДУ: Ну, это само собой. Ведь, строго говоря, мы, уругвайцы, — не двух-, а четырёхкратные чемпионы мира.

ДАНИЭЛЬ: Жаманду прав. Ведь до 1930 года чемпионами мира по футболу считались победители футбольных турниров Олимпийских игр. А мы выиграли такие турниры и в 1924, и в 1928 году.

ЖАМАНДУ: Нуда. И поэтому так и называются трибуны стадиона «Сентенарио»: одна — «Париж», другая — «Амстердам».

ТАБАРЕ: А кто этого добился?

ЖАМАНДУ: Весь Уругвай.

ТАБАРЕ: А вот и нет. Не весь Уругвай, а наш «Насьональ». Это наш делегат в футбольной ассоциации Атилио Нарансио заложил дом, чтобы профинансировать поездку сборной на Олимпиаду 1924 года.

ДАНИЭЛЬ: Вы, кстати, бывали на «Сентенарио»?

ЖАМАНДУ и ТАБАРЕ (хором): Нет, знаешь, не бывали! Ну конечно, бывали!

ДАНИЭЛЬ: Какие вы всё-таки петухи! Я имею в виду не на самом стадионе, а внутри. Там, где музей ассоциации.

ЖАМАНДУ: Ой, нет, всё собираюсь зайти.

ТАБАРЕ: И мне всё как-то недосуг. Это как коренной парижанин, который никогда не забирался на Эйфелеву башню...

ДАНИЭЛЬ: А я вот наконец добрался. И знаете, что там на входе? Это ты, Табаре, сейчас Париж к месту вспомнил. Там на входе — тот самый исторический флаг республики, под которым наши парни на Олимпиаде во Франции победили. Я не знал, но, оказывается, когда они выиграли в финале, то в Олимпийском комитете не нашлось нот нашего гимна.

ЖАМАНДУ: Ну, это вообще-то все знают. Наш флаг поднимали под какое-то танго.

ДАНИЭЛЬ: А я вот не знал. До чего же у нас богатая история!

ТАБАРЕ: Да, Даниэль, всё действительно так и было. Правда, главное — что мы выиграли. Но ты задумывался когда-нибудь, что если бы не личные пожертвования руководителей «Насьоналя», то сборная Уругвая в Париж так бы и не попала?! У нашей футбольной ассоциации денег-то не было. Это, кстати, «Пеньяроль» в те годы воду мутил.

ЖАМАНДУ: А что опять мы?

ТАБАРЕ: И не просто вы, «Пеньяроль», а и тогдашняя партия твоих предков «Колорадо». Наверное, всё-таки правильно, что ты в троцкисты перешёл.