Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - Брилёв Сергей - Страница 60

ЖАМАНДУ: Нет, ну а серьёзно? Что случилось-то?

ДАНИЭЛЬ: Я вот думаю, если бы наш разговор сейчас слушал какой-нибудь иностранец, он бы, наверное, ничего не понял.

ТАБАРЕ: Это ты к тому, что иностранцы, наверное, думают, что у нас, если ты за «Насьональ», то и за Национальную партию, а если за «Пеньяроль», то за «Колорадо»?

ДАНИЭЛЬ: Ну, типа. В целом-то оно часто так и есть. Но всё ведь намного сложнее.

ЖАМАНДУ: Всё действительно сложнее. Я вот, например, за «Пеньяроль» продолжаю болеть, а от «Колорадо» перешёл клевым. Но я всё-таки не понял, при чём тут мой «Пеньяроль», моя бывшая партия «Колорадо» и недостаток средств у ассоциации? Что ты, Табаре, такое там говорил, что на Олимпиаду Уругвай ездил за счёт «Насьоналя»?

ТАБАРЕ: А потому что перед этим твой «Пеньяроль» решил выйти из нашей обшей уругвайской футбольной ассоциации и создал свою альтернативную федерацию.

ЖАМАНДУ: Ну да. Мы хотели создать суперлигу, в которой играли бы ведущие клубы и Уругвая, и Аргентины.

ДАНИЭЛЬ: А что, неплохая идея! Это ведь примерно так, как недавно хотели сделать в Европе. Как же мы тогда всех опережали!

ТАБАРЕ: Ты, Даниэль, не спеши делать такие комплименты. Тем более что в Европе эту идею предложили не сами футболисты, а коммерсанты от спорта. И у нас это была затея не спортсменов, а политиков.

ДАНИЭЛЬ: Политиков?

ТАБАРЕ: Да, той самой любимой партии нашего Жаманду, партии «Колорадо».

ЖАМАНДУ: Я же сказал, что перешёл в троцкисты!

ДАНИЭЛЬ: Да, Табаре, не обижай Жаманду на ровном месте. Лучше расскажи, в чём там было дело.

ТАБАРЕ: А дело было в том, что появление бунтарской футбольной федерации — прямое следствие политического конфликта, который тогда случился у молодой поросли партии «Колорадо» с бессменным вождём партии Батжже-и-Ордоньесом.

ДАНИЭЛЬ: Это в каком году?

ТАБАРЕ: В 1922-м.

ДАНИЭЛЬ: А что тогда было делить с Батжже? Он же уже трижды был президентом и собирался на покой.

ТАБАРЕ: Дон Пепе — на покой?!

ЖАМАНДУ: Я, наверное, знаю, о чём речь. Как это формулировали наши братья-аргентинцы? «Перонист служит движению. Тот, кто служит политическим кругам или вождю, только называет себя перонистом».

ДАНИЭЛЬ: Нуда, это одна из заповедей перонистов в Аргентине. Только это всё слова. Потому что служили-то они все не движению, а лично Перону. Как там ещё у перонистов было? Что-то вроде «мы создаём организованное государство и свободный народ». Только какой же ты свободный, если клятву верности обязан принести не государству или движению, а всё-таки вождю?![73]

ЖАМАНДУ: Ну, а у нас, в Уругвае, задолго до Перона такая же история была с Батжже. Верность движению на самом деле измерялась верностью лично дону Пепе.

ТАБАРЕ: В корень смотришь! Уругвай — может, и большая демократия, чем Аргентина, и всё-таки и наша формально двухпартийная система из «Колорадо» и «Бланко» была как бы «полуторапартийной». «Бланко» вроде и конкурировали с «Колорадо», но правящей партией в течение десятилетий были всё-таки «колорадос». А внутри их партии даже и после ухода из президентов вождём оставался Батжже. И он вовсе не собирался отказываться от статуса «главного разводящего», ревниво удерживая в своих руках бразды правления правящей партией, кто бы там формально ни становился президентом. И сам хотел, после перерыва, выдвинуться уже и на третий срок.

ДАНИЭЛЬ: Я историю плохо знаю, но ты явно намекаешь на то, что претенденты на этот пост были и другие...

ТАБАРЕ: Именно! И главного такого претендента звали Хулио Мария Соса.

ЖАМАНДУ: Которого Батжже не пускал наверх, потому что он, Соса, был ему недостаточно верен лично?

ТАБАРЕ: Именно!

ДАНИЭЛЬ: И когда Соса не смог прорваться внутри партии, он решил совершить обходной манёвр?

ТАБАРЕ: Именно! Приятно разговаривать с догадливыми людьми!

ДАНИЭЛЬ и ЖАМАНДУ: Ну, это ты нам льстишь!

ТАБАРЕ: Да ладно! Вы действительно правильно догадались. В партии «Колорадо» Хулио Мария Coca обойти по флангу Батжже не смог. И тогда он решил обойти его через футбол.

ЖАМАНДУ: Через наш «Пеньяроль»?

ТАБАРЕ: Ты становишься уже не просто догадливым, а просто мастером интриги! Правильно! Помимо того, что Соса входил в верхушку «Колорадо», входил он и в число самых узнаваемых болельщиков «Пеньяроля». Там он и создал себе «новую платформу», новую базу поддержки.

ЖАМАНДУ: То есть если не получается обойти Батжже в партии «Колорадо», то можно нанести удар, создав альтернативную ассоциации футбольную федерацию с «Пеньяролем» в качестве «несущей конструкции»?

ТАБАРЕ: Истинно глаголешь. Аминь!

ЖАМАНДУ: Аллилуйя! Дай-ка я попробую догадаться, что там ещё произошло. Наверняка в окружении Батжже был и какой-то другой деятель, который, напротив, демонстрировал дедушке полную верность, за что дедушка и толкал не Сосу, а его.

ТАБАРЕ: Да. Некто доктор Нарансио, которого Батжже тогда и стал толкать по политической линии.

ЖАМАНДУ: И сейчас выяснится, что Нарансио был за «Насьональ».

ТАБАРЕ (с интонацией учителя, которому надоело объяснять одно и то же тупому ученику): Он был не просто за «Насьональ». Он был президентом нашего клуба. И именно наш клуб оставался «несущей конструкцией» старой доброй ассоциации.

ЖАМАНДУ: Теперь понятно. Выбирая между диссидентом Сосой и верным Нарансио, Батжже, естественно, выбрал человека верного. А значит, поддержал его ассоциацию и его «Насьональ» и объявил войну мятежной федерации и нашему «Пеньяролю».

ТАБАРЕ (осторожно): Ну, можно сказать и так.

ЖАМАНДУ (с интонацией человека, которому наконец открылась истина): Так вот почему, когда наш МИД получил задание аккредитовать Уругвай в ФИФА, дипломаты отправили заявку не федерации и «Пеньяроля», а ассоциации и «Насьоналя»!

ТАБАРЕ (несколько агрессивно): А как ты хочешь? И тогдашний министр иностранных дел доктор Педро Манини Риос и сам был из наших, был болельщиком «Насьоналя». У нас везде были свои люди!

ЖАМАНДУ (качая головой): Неужели наши, сторонники «Пеньяроля», не попытались как-то этому противостоять?

ДАНИЭЛЬ (сочувственно): А вашим, наверное, деваться было некуда.

ТАБАРЕ (хладнокровно, как о факте): Так и есть. Включился закон о госслужбе: надо было выполнять приказ начальства. По причине чего в Европе переговоры с ФИФА в интересах ассоциации и «Насьоналя» пришлось вести уругвайскому дипломату Энрике Буэро, про которого все знали, что он болельщик «Пеньяроля».

ЖАМАНДУ: Я, кажется, помню, кто такой был этот Буэро. Фамилия знакомая. Это ведь тот самый дипломат, который так блестяще представлял нашу страну на переговорах в Версале после Первой мировой и ещё заслужил личный комплимент от самого Вудро Вильсона?

ТАБАРЕ (с державной интонацией, сложив руки на груди так, как это на парадных портретах в госучреждениях делает Артигас): Да, это он. И я хочу отдать ему должное. Хоть он и был за «Пеньяроль», но когда начал переговоры от имени всей страны, то именно он подвёл ФИФА к идее провести первый чемпионат мира здесь у нас.

ДАНИЭЛЬ: Вот видишь, Табаре, всё-таки компромисс между «Насьоналем» и «Пеньяролем» возможен! Ведь и «Пеньяроль» очень скоро вернулся в ассоциацию и опять стал играть с «Насьоналем» в одном чемпионате!

ЖАМАНДУ (видя, что атмосфера успокоилась и можно опять переходить в атаку): И именно на нашем стадионе в «Поситос» прошёл первый матч первого чемпионата мира в 1930 году!

ТАБАРЕ (взрываясь): Нет, на нашем!

ДАНИЭЛЬ (примирительно): Только не надо опять за старое!

ЖАМАНДУ: Ну, хорошо. Главное, что мы опять стали играть в одном чемпионате. И, кстати, только «Пеньяроль» дважды становился чемпионом страны пять раз подряд: и в пятидесятых, и в девяностых! Слабо?!

ДАНИЭЛЬ: Табаре, парируй!

ТАБАРЕ: А чего парировать?! «Насьональ» добился такого результата ещё в сороковых!

ЖАМАНДУ (скороговоркой): Зато в 1982 году «Пеньяроль» за один год выиграл и чемпионат Уругвая, и Кубок «Либертадо- рес», и Межконтинентальный кубок! А всего у нас пять кубков «Либертадорес» и три межконтинентальных.