Сталин и заговор Тухачевского - Лесков Валентин Александрович - Страница 34

Интересно отметить, что Мюллер не любил интеллигенцию, но толковал это слово «своеобразно»: интеллигент — это не человек с высшим образованием, а профессиональный революционер, редактор или служащий Коминтерна. В столкновении с представителями интеллигенции в СС, несмотря на свой опыт и успехи, Мюллер чувствовал комплекс неполноценности. Весной 1943 г., после следствия по делу «Красной капеллы», он имел поучительную беседу с Шелленбергом. О последней тот вспоминал так:

«Видите ли, Шелленберг, — продолжал он с сарказмом, — у меня скромное происхождение, и я начал службу с низших чинов и прошел хорошую школу. Вы же, напротив, относитесь к интеллигенции, поэтому Вы являетесь заложником другого мира идей. Вы застряли в развитии уже давно известной схемы консервативных взглядов. Конечно же, существуют интеллигенты, которые совершили прыжок в другой мир, я думаю сейчас о некоторых людях из „Красной капеллы“, о Шульце-Бойзене или Харнаке. Это были люди Вашего мира, но другого сорта, они не остановились на полпути, а были действительно прогрессивными революционерами, которые все время искали окончательного решения и до самого конца остались верны своей идее. То, чего они хотели, им не мог предоставить национал-социализм со своими многочисленными компромиссами, впрочем, так же, как и духовный коммунизм. Наше интеллектуальное руководство со своим неясным внутренним миром не предприняло попытки переделать национал-социализм, и в этот образовавшийся вакуум вторгается коммунистический Восток. Если мы проиграем войну, то не из-за военного превосходства русских, а из-за духовного потенциала нашего руководства. Я говорю в данный момент не о Гитлере, а о находящихся ниже руководителях. Если бы фюрер послушал меня с 1933 по 1938 г., то необходимо было сначала основательно и беспощадно навести здесь порядок и не сильно доверяться руководству вермахта». Я становился все неспокойнее. Чего, собственно, хотел Мюллер?

Я поспешно выпил из своего бокала и в недоумении уставился перед собой. Я невольно думал об изречении, сказанном мне совсем недавно: «Необходимо всю интеллигенцию собрать в шахту и эту шахту взорвать».

Я уже хотел встать, когда Мюллер снова начал говорить: «Я не могу сам себе помочь, однако я все больше склоняюсь к мнению, что Сталин находится на правильном пути. Западному руководству необходимо кое о чем поразмыслить, и если бы я мог как-то повлиять на ход дела, то мы бы объединили с ним свои силы. Это был бы удар, от которого Запад, с его проклятым притворством, так никогда бы и не оправился!»

Я не мог подавить некоторую неловкость. Почему он говорит именно со мной о своей новой точке зрения? Я вел себя так, как будто все это несерьезно, и попытался превратить этот серьезный разговор в шутку, сказав при этом: «Ну, хорошо, дружище Мюллер, давайте мы все сейчас будем говорить „Хайль, Сталин!“, и наш папаша Мюллер будет начальником отдела в НКВД». Мюллер зло посмотрел на меня, оценивающе оглядел меня и ехидно сказал: «У Вас на лице написано, что Вы запуганы Западом».

Фридрих Панцингер, давний сотрудник Мюллера, о своем начальнике свидетельствует так:

«Мюллер попал на руководящую должность благодаря своему профессиональному прилежанию и организаторским способностям. Он был начальником и другом, но все в свое время. До сих пор неизвестно, скольких людей он выручил, как часто он заступался перед высоким руководством за своих подчиненных, а также за арестованных, если была возможность что-либо сделать».

«В НСДАП он пришел не „душистой фиалкой“, а только через несколько лет и только для того, чтобы избежать постоянных нападок. Уже отмечалось, что он не лучшим образом отзывался о некоторых проявлениях национал-социалистической системы».

«Заслуживающим внимания является следующее: Мюллер рассматривал эту войну как большое несчастье, как начало конца. Когда господа видели себя уже в Лондоне, диктующими условия мирного договора, и говорили, что „после победы мы будем“, он мог только покачать головой, поскольку он знал сильные стороны большевизма лучше, чем ОКБ, сообщавшее фюреру о победах на каждом шагу».

Относительно его участия в репрессиях и расстрелах тот же Панцингер замечал:

«Нельзя не отметить того факта, что для человека, занимающего такую должность в управлении полиции, было небезопасно вызывать подозрение в саботаже или сочувствии к противнику, отсрочивать исполнение высочайших приказов, и которому необходимо было постоянно рапортовать верхушке власти об их исполнении».

Таков был на деле Генрих Мюллер, личность весьма противоречивая, благодаря страшному участку его работы в фашистской Германии. Он получил от Гитлера одну-единственную награду (январь 1942 г.) — Крест за военные заслуги с мечами (второй степени). Этому способствовал Гейдрих. Может, отсюда шло известное недовольство Мюллера, проявлявшееся в ряде высказываний? Например:

«За один год через СД прошло 250 тысяч иностранцев. 40 тысяч сбегают».

«Не существует деревенской культуры. Крестьянин хочет слушать венский вальс или оперу. Диалект — это сепаратизм. Я ненавижу все союзы: НСЛБ (Национал-социалистский союз учителей), РДБ (Союз немецких служащих), Союз юристов; я рад, что война навела здесь порядок».

«В партии царят бюрократия и утомленность!»

После убийства Гейдриха Мюллер уже не получал наград, за исключением Рыцарского креста в октябре 1944 г. — за успешное расследование обстоятельств покушения на жизнь фюрера.

В известном сериале о советском разведчике Штирлице Мюллер изображен весьма неточно, даже внешне. Так, он показан толстяком, человеком преклонных лет, хотя и весьма бодрым. Настоящий Мюллер был не таким, но по-офицерски подтянутым, в возрасте всего 45 лет. Т.е. к моменту окончания войны он находился в расцвете сил. Правда, работа наложила на него отпечаток: из-за постоянных стрессов у него болел желудок, и, как вспоминает один из свидетелей, он «питался черствым хлебом и овсяной кашей». Тем не менее он занимался восточной медитацией, а во время ежегодного отпуска (всего две недели!) ездил к родителям в Мюнхен или в Тироль, к своему другу Карлу Бруннеру (1900— 1975?), начальнику местной полиции, с которым обсуждал интересовавшие его вопросы и где в горах занимался альпинизмом.

После окончания войны Шелленберг, яростно ненавидевший Мюллера, как своего конкурента, стал распространять слухи, что Мюллер предал своего фюрера и через Шольца, своего секретаря и друга, жившего на его квартире и ведавшего «радиоигрой», связался с русской разведкой, выдал ей массу секретов, а затем вместе с ним сбежал в Москву. Никакой будто бы мести русских Мюллер не боялся, так как считал, что его бесценные познания о работе коммунистического подполья в Европе и знание всех тайн Рейха обеспечат ему неприкосновенность и безбедную жизнь. Все эти разговоры Шелленберга были злостной выдумкой, в чем он однажды сам признался. На самом деле Мюллер бежал в США и именно там кончил свою жизнь, работая на американскую разведку. О Мюллере достаточно.

Теперь о том, как изготовлялось фальшивое досье. По существующим данным, интрига развивалась так

16 декабря 1936 г. представитель службы безопасности СС (т.е. Гейдриха) в Париже получил исключительно важное сообщение, которое тотчас переправил в Берлин. Сообщение гласило: 1) В руководстве РККА возник заговор против Сталина, глава — маршал Тухачевский, 2) Тухачевский и его сотрудники, учившиеся в германской академии Генерального штаба, находятся в тесном и тайном контакте с видными генералами немецкого рейхсвера и руководителями немецкой разведывательной службы — абвера. Источником этой исключительной по важности информации являлся живший в Париже русский генерал Скоблин.

Николай Владимирович Скоблин (1893-1937) — дворянин, участник Первой мировой и Гражданской войн. Прошел путь от офицера до генерала в армии Деникина, командира дивизии. Был строевым офицером, а также организатором разведывательных и диверсионных операций. С остатками разбитых войск Врангеля отправился в эмиграцию. Входил в РОВС (Российский общевоинский союз), который выпускал свой журнал «Часовой». Цель Союза — свержение большевиков путем восстания и восстановление «единой, великой и могучей России». Являлся членом Совета правления общества галлиполийцев (солдат и офицеров Добровольческой армии в эмиграции). Возглавлял Корниловское общество из бывших солдат и офицеров корниловского полка, в котором прежде служил и сам. Тесно сотрудничал с разведывательными органами РОВСа под начальством шефа контрразведки штабс-капитана Зайцева и начальника 1-го отдела генерала Эрдели. В деловом плане поддерживал связи с галлиполийским генералом Скалоном (в Праге тот занимался распространением листовок, вербовкой новых кадров, подготовкой террористов), террористической организацией «Братство Русской правды» (Париж), генералом Геруа (руководитель отдела РОВСа в Бухаресте), генералом Абрамовым (руководитель отдела РОВСа в Софии), генералом Шатиловым (руководитель отдела РОВСа в Праге). Разумеется, он хорошо знал и других видных руководителей: генералов Штейфона, начальника штаба Кутепова, Витковского и Туркула. Из руководителей же РОВСа был особенно близок ко второму, представителю старого генералитета, генералу Миллеру. Тот относился к нему с очень большой благосклонностью.