Мятежная дочь Рима - Дитрих Уильям - Страница 100

Луций Марк Флавий, помня о том, что опозорившая его жена томится в тюрьме, а карьера висит на волоске, был готов на все, чтобы в этот день покрыть себя неувядаемой славой. Добиться этого или умереть. В конце концов, твердил он себе, именно кровавые войны легли в основу могущества Рима, и история уже многократно успела доказать, что слава, добытая на поле битвы, способна смыть любой позор и что лавровый венок на челе победителя надежно прикроет собой грязное пятно. Рим всегда любил, чтобы ему приносили жертвы, и любой, кто пал на поле боя, мог быть уверен в том, что имени его никогда больше не коснется пятно бесчестья.

Наступил час его мести.

Марк со своими людьми незаметно выскользнул из ворот крепости на рассвете, задолго до того, как взошло солнце. Две сотни его лучших кавалеристов словно косой прошлись по вражеской территории, уничтожая всех, кто попадался у них на пути, — их задачей было напасть на варваров с тыла в тот момент, когда они меньше всего будут этого ожидать. В результате в крепости почти не осталось солдат, и еще несколько больших участков Вала оказались оголены, но Гальба уговорил-таки префекта согласиться на его безумный план, поклявшись, что Арден нанесет главный удар именно в том месте, где они договорились. Впрочем, другого выхода у Марка не было — как еще мог он надеяться одержать верх над кельтами, во много раз превосходившими их численностью?

Незадолго до рассвета кавалерийский отряд, незаметно выскользнув из-за буковой рощицы к северу от Адрианова вала, стал свидетелем штурма. Римляне видели, как пала крепость, как волна варваров хлынула через Вал, они видели, как один за другим гибли их товарищи, и, дрожа от нетерпения, ждали только сигнала от Гальбы, а сигналом должна была стать горящая стрела. И вот все случилось, как и обещал старший трибун, — армия кельтов была разрезана надвое, и Марку наконец представился шанс, которого он так долго ждал. Уничтожив тех, кто топтался за Валом, думал префект, он одержит желанную победу и покроет себя неувядаемой славой. Если им удастся покончить с теми, кто оказался в западне, и убить Каратака — уж тогда он непременно принесет Валерии окровавленную отрубленную голову ее любовника, промелькнуло в голове у Марка; возможно, для него еще не все потеряно. Кровь кельтского вождя спасет не только его карьеру, но и его супружество. А если случится так, что он сам погибнет в бою… что ж, это тоже выход. Жизнь в последнее время приносила Марку больше горя и забот, чем радости. Измена жены покрыла его имя несмываемым позором, ее неверность он воспринимал как предательство. Краткий период, когда он был командиром гарнизона, стал для него нескончаемым кошмаром. И будущее его выглядело достаточно мрачным.

А раз так, то сегодня он омоет свой меч в крови этих каледонских псов, поклялся Марк, этих пиктов, кельтов, саксов, скоттов и как их там… пусть и они познают ту горечь и позор, что терзали его сердце. Он отомстит или примет смерть в бою, как и положено солдату.

— Нападем на них с тыла! — вскричал он. — Во имя Марса и Митры вперед!

Кавалерийский отряд вылетел из-за деревьев, словно стрела из лука, — щиты у левой руки, копья в правой, копыта лошадей грохотали по промерзшей земле, точно боевые барабаны кельтов. Сотни варваров, еще не заметившие их появления, в растерянности копошились у подножия Вала, не успев прийти в себя после огненного вихря, что пронесся у них над головами. Но вот раздался чей-то крик, оповещающий о приближении новой опасности. Воины обернулись и широко раскрытыми глазами уставились в оцепенении на отряд римлян, окружавший их с тыла. Варвары были в смятении — забыв обо всем, каждый думал только, бежать или сражаться.

Бежать — но куда? За спиной у них громадой высился Вал, с которого их осыпал дождь стрел.

Строй кавалеристов рассыпался — каждый из воинов уже заранее облюбовал себе цель и вскинул копье.

Большинство кельтов, однако, издав яростный крик, с фатализмом обреченных бегом бросились навстречу врагу. Безнадежность положения, в котором они оказались, зажгла в них поистине маниакальную ненависть к нападавшим. Они сражались как безумные ? именно это, как поняли римляне, служило доказательством того, что ни один из них уже не верил в победу и внутренне был готов к смерти. Варвары бились храбро, но ни один из них явно не имел понятия о военной стратегии. Это-то и должно было стать причиной их поражения — во всяком случае, так надеялся Марк.

Первая волна кавалеристов смела небольшой лагерь тех, кто двигался в арьергарде войска кельтов. Уничтожив всех, кто оказался там, они врубились в тыл армии варваров, и вопли первых раненых разорвали морозный воздух. Десятки тел уже корчились на земле под копытами обезумевших лошадей, когда перед римлянами внезапно выросла сплошная стена разъяренных воинов. Выставив щиты и вскинув копья, они ринулись навстречу врагу. Подоспели лучники, и вот уже первые стрелы варваров, отыскав свою жертву, попали в цель. Кое-кто из людей Марка был выбит из седла. Бриса, не дожидаясь помощи, сама вырвала из руки стрелу и успела отыскать себе другой лук. И сейчас, с мрачным лицом, с ног до головы покрытая собственной кровью, девушка выпускала одну стрелу за другой.

Но что они могли поделать? Кельтов было слишком мало… Римляне попросту смели их. Бриса еще успела заметить вздыбленную лошадь, над головой ее нависли копыта, а в следующую минуту страшный удар отбросил ее в сторону, и она оказалась на земле, погребенная под грудой окровавленных тел. Земля снова дрогнула, как от подземного толчка, и небо содрогнулось, словно от раската грома, — это две армии, одна к северу от Вала, другая — к югу, сошлись воедино в решающей схватке. Римские копья пронзали одного за другим кельтов, кто не успевал вовремя увернуться, лошади свирепо ржали и топтали изуродованные тела, и люди десятками валились на землю, как колосья под косой. Мощь римской кавалерии была так велика, что сопротивление варваров оказалось сломлено в считанные минуты. Издав ликующий крик, римляне повернули лошадей и выхватили из ножен мечи. Их лезвия взлетали в воздух и опускались в каком-то страшном едином ритме, словно рычаги примитивного механизма.

Марк с ловкостью опытного воина направил коня прямо в самую гущу растерявшихся варваров, после сражения в священном ущелье друидов он уже не удивлялся воцарившемуся среди кельтов ужасу.

Дернув за поводья, он рывком повернул коня, словно намереваясь ринуться навстречу огромному варвару, с ног до головы покрытому боевой раскраской, — держа огромный двуручный топор, тот, оскалившись, ждал появления врага. Но в последнюю минуту резко осадив лошадь, Марк обманным движением напал на него слева. Левой рукой вскинув щит, префект отразил страшный удар топора варвара, в то время как его римский меч спата описал в воздухе смертоносную дугу. Короткое лезвие вошло в плоть и воткнулось в кость, раздался пронзительный вопль, и раненый упал навзничь. А через секунду Марк уже стоял над ним — заставив коня подняться на дыбы, он направил его прямо к телу, вынудив обезумевшую лошадь пригвоздить варвара к земле, а мгновением позже раздавленное, изуродованное до неузнаваемости тело тяжело сползло в холодную воду. Краем глаза Марк успел заметить, как кельтский дротик, воткнувшись в спину совсем еще юного кавалериста, выбил его из седла. Но не прошло и секунды, как другой солдат, появившись как из-под земли, одним ударом меча отсек варвару голову.

Римляне на Валу оглушительно вопили, подбадривая кавалеристов, и осыпали варваров стрелами. Теперь по обе стороны конные отряды одного за другим уничтожали всех, кто еще пытался сопротивляться. Вскоре все будет кончено — те, кто останется в живых, превратятся в рабов, а остальные станут добычей червей. Кое-кто из обезумевших, потерявших от страха голову варваров пытался найти укрытие под еще дымившимися остатками каменной арки, но натыкался на римских легионеров, что прыгали со стены им навстречу.

— Победа, Марк Флавий! — крикнул центурион Лонгин. — Мы уничтожили их!