Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 47

Вас провожаю, любви не тая, Свет впереди или мрак. И наизусть, как стихи свои я, Знает дорогу вожак.

Сердце мое никакие из птиц Так покорить не смогли, Как это сделали в жизни моей Вы – белогрудые журавли.

В небе с Гунибом сливается даль, И в окруженье высот Здесь в изваянье не песня моя ль Ваш обратила полет?

Август кончается. Осень близка. Лик заалел у земли. В теплые страны, печально трубя, Вы отлетаете, журавли.

Но из Гуниба, хоть стынет простор, Вам уже не улететь. И на вершине разводит костер Горянка, чтоб вас обогреть.

Четверо братьев ее на войне Пали, прославив Кавказ. И кажется женщине, что в вышине Они превратилися в вас.

Может, и я буду в вашем строю, И от небес не вдали, Вновь перед вашей станицей стою, Мною воспетые журавли.

ОРЛЫ НА ГУНИБЕ

Аулов многих мне милей Гуниб – родня стихов и прозы, Где возле горских тополей Белеют русские березы.

Вокруг гряда отвесных круч, И по Гунибу, так высок он, Порой проходят орды туч, Клубящиеся ниже окон.

В бою последнем здесь не зря Схлестнулись, видевшие виды, Солдаты белого царя И шамилевские мюриды.

В могилах разных погребли Убитых стороны лихие, Но в землю общую легли Сыны Кавказа и России.

И говорит святая быль, Что, славную испивший чару, Неразоруженным Шамиль Предстал российскому солдату.

И голос слышится его Там, где орлов вольна держава, Зовет героя Ахульго Он храбреца Ахбердилава.

И говорит ему в ответ Ахбердилав, в бою убитый: «Я здесь, где нет движенья лет И венчан месяц звездной свитой».

И слышат горные орлы, Что рядом в небе, как когда-то, С крутого выступа скалы Шамиль зовет Хаджи-Мурата.

И отозвался в вышине Наиб, что знал свободы цену: «Прости, имам, грех тяжкий мне, Я смертью искупил измену.

Как долгожители небес, Орлы нас помнят молодыми. Я пред вершинами седыми Молюсь, чтоб ты, Шамиль, воскрес»

Подобно крови, горяча Людская память, что не ново. И возле левого плеча Мне орлий клекот слышен снова.

Перебираю четки я Затем, чтоб главопреклоненно Назвать погибших поименно Орлов имама и царя.

ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ О ТРЕХ СКУПЦАХ

«Молю тебя, ректор, помочь, Прими в институт мою дочь!» – Промолвил один из страдальцев, И пять растопыренных пальцев Прижал он при этом к груди.

Обиделся ректор: «Уйди!» И сидя как будто на троне, Он к сердцу прижал две ладони, Что значило: «Десять клади!»

В бутылку полез скопидом, И кончилось дело судом.

Встревожился ректор: «Не счесть В тюрьме без меня постояльцев». И перед судьею пять пальцев Он к сердцу прижал в его честь.

Судья возмутился: «Вконец Бесстыж и не склонен к порядку. Меня ты запомнишь, скупец!» И ректору вмазал десятку.

СКАЗАНИЕ О ЗНАМЕНИТОЙ БИТВЕ В СОЮЗЕ ПИСАТЕЛЕЙ ДАГЕСТАНА

Теперь весь мир в Москве, Париже, Риме, Забыв дела, за тем следит, как вы Бой меж собой в густом табачном дыме Ведете, не жалея головы.

Уже в ООН, о страждущем Ливане На долгий срок тревогу отстраня, Взамен ее о вашей грозной брани Вопрос поставлен на повестку дня.

О хлебе позабыв, как ни печально, Сегодня люди в уличной толпе Взволнованно толкуют все повально О схватке в дагестанском ССП.

Приводит в трепет горную вершину Призывный возглас: «Быть или не быть?!» Причем никто от женщины мужчину Не может в этой схватке отличить.

Обидчиво разыгрывает драмы Свобода, от невежества хмельна. И мечет в Кремль московский телеграммы То эта, то другая сторона.

Великие не утихают страсти, Идет вовсю метание словес. И есть большие мастера по части Срывания таинственных завес.

Джинн старой распри вылез из бутылки, Между племен – мила ему вражда. Все это видя из сибирской ссылки, Ирчи Казак сгорает от стыда.

Идет война в писательском союзе, И слышит не стихи родимый край. И слезы утирает горской музе При Пушкине рожденный Батырай .

И, отражая времени приметы, Я думаю, издатели должны К моим стихам все приложить наветы, Чтоб были мне во славу сложены.

ТЫ ОТВЕТСТВЕННЫЙ РАБОТНИК

Ты ответственный работник, Он ответственный работник, И со мною эта честь. Мы выходим на трибуны, Все настраиваем струны, Нас, ответственных, – не счесть.

Мы не сеем и не пашем, Служим нашим, а не вашим И негласно ценим лесть. Быть отрадно нашей плоти На ответственной работе, Нас, ответственных, – не счесть.

Ваше дело – производство, Наше дело – руководство, Мы умеем службу несть. Глуп иной, как второгодник, Но – ответственный работник, Нас, ответственных, – не счесть.

Не чабан ты и не плотник, Ты ответственный работник, Кто сумел тебя вознесть? Я и сам хоть греховодник, Но ответственный работник, Нас, ответственных, – не счесть.

Он не пахарь, и не скотник, И не божеский угодник, Кто ж тогда он в жизни есть: Добрый малый иль негодник? Он ответственный работник. Нас, ответственных, – не счесть.

В штатском или при погонах Мы сидим на телефонах, Подаем друг другу весть. И до власти всяк охотник, Как ответственный работник, Нас, ответственных, – не счесть.

СТИХИ МОИ, НАПИСАННЫЕ В ГНЕВЕ

И милость к падшим призывал

Стихи мои порвите под луною В минуты гнева, сложенные мною.

Их строки не поют над колыбелью, Возлюбленным в аулах не поют, Они в родстве с кинжалом, не свирелью, За них меня добром не помянут.

Я завещаю истребить в огне вам Стихи, мне продиктованные гневом.

Перед кладбищем, стоя на коленях, Пред полем, перед женщиною я Прощения прошу, что в песнопеньях Порой являлся, гнева не тая.

За прежний гнев корю себя сквозь слезы, Ломал не раз, как вешний снег, он лозы.

Учил Саади, словом не базаря, В душе лелея избранный напев, Поэт тогда сильнее государя, Когда в себе он побеждает гнев.

И понял я, что сила гнева – мнимость, Сильней перо, когда им водит милость.

Лети, мой стих, прослыв любвеобильным, Давай с тобой под небом родовым Оставим гнев поэтам слабосильным, Клеветникам и недругам своим.

Но если все же дьявольская сила Налиться гневом повелит строке, Пусть в одночасье высохнут чернила И карандаш сломается в руке.

Прослыть желаю, давний сочинитель, Как собственного гнева победитель.

Гнев не способен слезы осушать, Печаль не в силах утолить проклятья, Лишь от любви исходит благодать И мир спасется этой благодатью.

Метут снега иль верещат скворцы, Пой, Магомед, и ты за стих в ответе, Но что нам делать, если подлецы Никак не переводятся на свете?

*

Огонь любовный – мой калым: О как ты пламенно воспета. Казалось мне, огнем таким Смог обогреть бы я полсвета.

И, отражая времени приметы, Я думаю, издатели должны К моим стихам все приложить наветы, Чтоб были мне во славу сложены.

ТЫ ОТВЕТСТВЕННЫЙ РАБОТНИК

Ты ответственный работник, Он ответственный работник, И со мною эта честь. Мы выходим на трибуны, Все настраиваем струны, Нас, ответственных, – не счесть.

Мы не сеем и не пашем, Служим нашим, а не вашим И негласно ценим лесть. Быть отрадно нашей плоти На ответственной работе, Нас, ответственных, – не счесть.

Ваше дело – производство, Наше дело – руководство, Мы умеем службу несть. Глуп иной, как второгодник, Но – ответственный работник, Нас, ответственных, – не счесть.

Не чабан ты и не плотник, Ты ответственный работник, Кто сумел тебя вознесть? Я и сам хоть греховодник, Но ответственный работник, Нас, ответственных, – не счесть.

Он не пахарь, и не скотник, И не божеский угодник, Кто ж тогда он в жизни есть: Добрый малый иль негодник? Он ответственный работник. Нас, ответственных, – не счесть.

В штатском или при погонах Мы сидим на телефонах, Подаем друг другу весть. И до власти всяк охотник, Как ответственный работник, Нас, ответственных, – не счесть.

СТИХИ МОИ, НАПИСАННЫЕ В ГНЕВЕ

И милость к падшим призывал

Стихи мои порвите под луною В минуты гнева, сложенные мною.

Их строки не поют над колыбелью, Возлюбленным в аулах не поют, Они в родстве с кинжалом, не свирелью, За них меня добром не помянут.