В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 57

57

«Осколок света на востоке…»

Осколок света на востоке. Дорога пройдена на треть. Не убивай меня в дороге, позволь мне дома умереть. Не высылай за мной по шпалам, горящим розовым огнем, дегенерата с самопалом, неврастеничку с лезвиём. Не поселяй в мои плацкарты нацмена с города Курган, что упадает рылом в нарды, освиневая от ста грамм. Да будет дождь, да будет холод, не будет золота в горсти, дай мне войти в такой-то город, такой-то улицей пройти. Чуть постоять, втянуть ноздрями под фонарем гнилую тьму. Потом помойками, дворами — дорога к дому моему. Пускай вонзит точку в печень или попросит огоньку, когда совсем расслаблю плечи видавший виды на веку. И перед тем, как рухну в ноги, заплачу, припаду к груди, что пса какого, на пороге прихлопни или пощади. 1998

«Июньский вечер. На балконе…»

Июньский вечер. На балконе уснуть, взглянув на небеса. На бесконечно синем фоне горит заката полоса. А там — за этой полосою, что к полуночи догорит, — угадываемая мною музыка некая звучит. Гляжу туда и понимаю, в какой надежной пустоте однажды буду и узнаю: где проиграл, сфальшивил где. 1998

«С трудом окончив вуз технический…»

С трудом окончив вуз технический, В НИИ каком-нибудь служить. Мелькать в печати перьодической, Но никому не говорить. Зимою, вечерами мглистыми Пить анальгин, шипя «говно». Но, исхудав, перед дантистами Нарисоваться все равно. А по весне, когда акации Гурьбою станут расцветать, От аллергической реакции Чихать, сморкаться и чихать. В подъезде, как инстинкт советует, Пнуть кошку в ожиревший зад. Смолчав и сплюнув где не следует, Заматериться невпопад. И только раз — случайно, походя — Открыто поглядев вперед, Услышать, как в груди шарахнулась Душа, которая умрет. 1998

«Дали водки, целовали…»

Дали водки, целовали, обнимали, сбили с ног. Провожая, не пускали, подарили мне цветок. Закурил и удалился твердо, холодно, хотя уходя остановился — оглянуться, уходя. О, как ярок свет в окошке на десятом этаже. Чьи-то губы и ладошки на десятом этаже. И пошел — с тоскою ясной в полуночном серебре — в лабиринт — с гвоздикой красной — сам чудовище себе. 1998

Элегия («Зимой под синими облаками…»)

Зимой под синими облаками в санях идиотских дышу в ладони, бормоча известное: «Эх вы, сани! А кони, кони!» Эх, за десять баксов к дому милой! «Ну ты и придурок», — скажет Киса. Будет ей что вспомнить над могилой ее Бориса. Слева и справа — грустным планом шестнадцатиэтажки. «А-ну, парень, погоняй лошадок!» — «А куда нам спешить, барин?» 1998

«Начинается снег, и навстречу движению снега…»

Начинается снег, и навстречу движению снега поднимается вверх — допотопное слово — душа. Всё — о жизни поэзии, о судьбе человека больше думать не надо, присядь, закури не спеша. Закурю, да на корточках, эдаким уркой отпетым я покуда живой, не нужна мне твоя болтовня. А когда после смерти я стану прекрасным поэтом, для эпиграфа вот тебе строчки к статье про меня: Снег идет и пройдет, и наполнится небо огнями. Пусть на горы Урала опустятся эти огни. Я прошел по касательной, но не вразрез с небесами, в этой точке касания — песни и слезы мои. 1998

«Сколько можно, старик, умиляться острожной…»

Сколько можно, старик, умиляться острожной балалаечной нотой с железнодорожной? Нагловатая трусость в глазах татарвы. Многократно все это еще мне приснится: колокольчики чая, лицо проводницы, недоверчивое к обращенью на «Вы». Прячет туфли под полку седой подполковник да супруге подмигивает: — Уголовник! Для чего выпускают их из конуры? Не дослушаю шепота, выползу в тамбур. На леса и поля надвигается траур. Серебром в небесах расцветают миры. Сколько жизней пропало с Москвы до Урала. Не успею заметить в грязи самосвала, залюбуюсь красавицей у фонаря полустанка. Вдали полыхнут леспромхозы. И подступят к гортани банальные слезы, в утешение новую рифму даря. Это осень и слякоть, и хочется плакать, но уже без желания в теплую мякоть одеяла уткнуться, без «стукнуться лбом». А идти и идти никуда ниоткуда, ожидая то смеха, то гнева, то чуда. Ну, а как? Ты не мальчик! Да я не о том — спит штабной подполковник на новой шинели. Прихватить, что ли, туфли его, в самом деле? Да в ларек за поллитру толкнуть. Да пойти и пойти по дороге своей темно-синей под звезда ми серебряными, по России, документ о прописке сжимая в горсти. 1998