Боги минувших времен: стихотворения - Кондратьев Александр Алексеевич - Страница 16

16

Жалоба девушки

Кто пустил эту сплетню безумную, Будто, только окончится день, В нашем доме походкой бесшумною Появляется юноши тень. В темный плащ он с осанкою гордою Драпируется, строен, как бог, Не стесняя сандалией твердою Еле слышно ступающих ног. Чтоб случайно нечистыми взорами Его смертный не мог увидать, Он, неслышно справляясь с затворами, Появляется в доме как тать. Будто… Ах, эти сплетни досадные! Говорят, он сидел у меня, Расточая объятия жадные До Авроры, предвестницы дни… Толки вызвали граждан собрание. Там решили, что сам Аполлон Ходит в дом наш ко мне на свидание И в меня он наверно влюблен… Чтобы Фебу содеять угодное И он был снисходителен к нам, Порешило собранье народное Меня в Дельфы отравить во храм. И послали меня, злополучную, К строгим жрицам в немилую даль, И под крики и брань их докучную Слезы лью я, — мне родины жаль. Жрицы старые, жрицы сердитые Заставляют поститься меня, Испаренья вдыхать ядовитые И сидеть в темноте без огня. А несносные бога служители В подземелье меня отвели И оставили в мрачной обители, В темноте и от милых вдали. Усадили меня на треножнике, Принесли мне воды и кровать; Мне велели молиться, безбожники, И лавровые листья жевать. И сказали они на прощание, Что, быть может, придет Аполлон, Как и прежде, ко мне на свидание, Коль и вправду в меня он влюблен. «Жди, надейся, из многих избранная: Может быть, он опять низойдет, Заколышется тенью туманною И в объятья твои упадет!»… После речи их льстиво-торжественной, На треножнике сидя в углу, Дожидаюсь я тени божественной, Созерцая унылую мглу. Я не верю в богов появление. И как только придет Аполлон, Я ему закричу в исступлении: «Жрец беззубый, оставь меня!.. Вон!»…

Утомленный сатир

Мне вино я пляски надоели. И теперь тащуся еле-еле В чащу леса я. В тень дерев бреду я с солнцепека. Знаю, есть тут место недалеко, Где под плеск ручья Сладким сном забыться так отрадно И лежать так мягко и прохладно В бархатной траве. И пока бреду я тихим ходом, Все быстрей кружатся хороводом Мысли в голове. Мой язык сказать все что-то хочет, Но нелепицу какую-то бормочет, Словно я в бреду. Крупным потом шерсть моя покрыта, Заплетаются усталые копыта, Я едва бреду… Поскорей добраться бы до леса И в тени зеленого навеса На траве вздремнуть! Там я буду слышать, засыпая, Как поет в ветвях дриада молодая… Ох, тяжел мой путь!..

Из античного мира. «Ах, мохнатый сатир, отойди…»

Ах, мохнатый сатир, отойди, Не хватай меня лапой своей! Мое сердце так бьется в груди. Я боюсь… Уходи поскорей! О, мой друг, ты мохнат, некрасив И копытом о камни стучишь. Твой неловкий любовный порыв Всех разбудит в полдневную тишь Ты так жмешь меня… Ах, отпусти! Право, могут подруги узнать И Диане о нас донести… Отойди же, мне трудно дышать!.. О, мой друг, ты так сильно шумишь, Что проснется задумчивый бор. Нарушая полдневную тишь, Ты разбудишь уснувших сестер!..

ЧЕРНАЯ ВЕНЕРА

(Санкт-Петербург, 1909)

Черная Венера

Темноликая, тихой улыбкою Ты мне душу ласкаешь мою. О, прости меня, если ошибкою Я не так Тебе песни пою. Ты рассыпала щедро узорами Светляков золотые огни. Благосклонными вещими взорами На открывшего душу взгляни! Черно-синими звездными тканями Ты вселенной окутала сон. Одинокий, с простертыми дланями, Я взываю к Царице Времен. Ты смеешься очами бездонными, Неисчетные жизни тая… Да прольется над девами сонными Бесконечная благость Твоя! Будь щедра к ним, о Матерь Великая, Сея радостно в мир бытие, И прими меня вновь, Темноликая, В благодатное лоно Твое!

«Моя душа тиха, как призрачный шеол…»

Моя душа тиха, как призрачный шеол, Где дремлют образы исчезнувшего мира; Она – в песках пустынь сокрытая Пальмира. Мои стихи – богам отшедшим ореол. Я не стремлюсь в лазурь ворваться, как орел, Пусть небожители ко мне летят с эфира, О юности земли моя тоскует лира, И не один из них на песнь мою сошёл. Ко мне идут они, как в свой заветный храм, Стопой неслышною, задумчивы и строги, Когда-то сильные и радостные боги, С улыбкой грустною склониться к алтарям… И полон гордости, блаженства и тревоги, Гирлянды строф моих бросаю к их ногам.