Полное собрание стихотворений - Фет Афанасий Афанасьевич - Страница 6

6

14 сентября 1884

Смерти («Я в жизни обмирал и чувство это знаю…»)

Я в жизни обмирал и чувство это знаю, Где мукам всем конец и сладок томный хмель, Вот почему я вас без страха ожидаю, Ночь безрассветная и вечная постель. Пусть головы моей рука твоя коснется И ты сотрешь меня со списка бытия, Но пред моим судом, покуда сердце бьется, Мы силы равные, и торжествую я. Еще ты каждый миг моей покорна воле, Ты тень у ног моих, безличный призрак ты; Покуда я дышу — ты мысль моя, не боле, Игрушка шаткая тоскующей мечты.

1884

«Не тем, Господь, могуч, непостижим…»

Не тем, Господь, могуч, непостижим Ты пред моим мятущимся сознаньем, Что в звездный день твой светлый серафим Громадный шар зажег над мирозданьем И мертвецу с пылающим лицом Он повелел блюсти твои законы, Всё пробуждать живительным лучом, Храня свой пыл столетий миллионы. Нет, ты могуч и мне непостижим Тем, что я сам, бессильный и мгновенный, Ношу в груди, как оный серафим, Огонь сильней и ярче всей вселенной. Меж тем как я — добыча суеты, Игралище ее непостоянства, — Во мне он вечен, вездесущ, как ты, Ни времени не знает, ни пространства.

1879

Никогда

Проснулся я. Да, крышка гроба. — Руки С усильем простираю и зову На помощь. Да, я помню эти муки Предсмертные. — Да, это наяву! — И без усилий, словно паутину, Сотлевшую раздвинул домовину И встал. Как ярок этот зимний свет Во входе склепа! Можно ль сомневаться? — Я вижу снег. На склепе двери нет. Пора домой. Вот дома изумятся! Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться. А как он весь успел перемениться! Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчит Недвижными ветвями в глубь эфира, Но ни следов, ни звуков. Всё молчит, Как в царстве смерти сказочного мира. А вот и дом. В каком он разрушеньи! И руки опустились в изумленьи. Селенье спит под снежной пеленой, Тропинки нет по всей степи раздольной. Да, так и есть: над дальнею горой Узнал я церковь с ветхой колокольней. Как мерзлый путник в снеговой пыли, Она торчит в безоблачной дали. Ни зимних птиц, ни мошек на снегу. Всё понял я: земля давно остыла И вымерла. Кому же берегу В груди дыханье? Для кого могила Меня вернула? И мое сознанье С чем связано? И в чем его призванье? Куда идти, где некого обнять, Там, где в пространстве затерялось время? Вернись же, смерть, поторопись принять Последней жизни роковое бремя. А ты, застывший труп земли, лети, Неся мой труп по вечному пути!

январь 1879

«Жизнь пронеслась без явного следа…»

Жизнь пронеслась без явного следа. Душа рвалась — кто скажет мне куда? С какой заране избранною целью? Но все мечты, всё буйство первых дней С их радостью — всё тише, всё ясней К последнему подходят новоселью. Так, заверша беспутный свой побег, С нагих полей летит колючий снег, Гонимый ранней, буйною метелью, И, на лесной остановясь глуши, Сбирается в серебряной тиши Глубокой и холодною постелью.

1864

«О, этот сельский день и блеск его красивый…»

О, этот сельский день и блеск его красивый В безмолвии я чту. Не допустить до нас мой ищет глаз ревнивый Безумную мечту. Лелеяла б душа в успокоеньи томном Неведомую даль, Но так нескромно всё в уединеньи скромном, Что стыдно мне и жаль. Пойдем ли по полю — мы чуждые тревоги, И радует ходьба, Уж кланяются нам обоим вдоль дороги Чужие всё хлеба. Идем ли под вечер, избегнувши селений, Где всё стоит в пыли, По солнцу движемся — гляжу, а наши тени За ров и в лес ушли. Вот ночь со всем уже, что мучило недавно, Перерывает связь, А звезды, с высоты глядя на нас так явно, Мигают, не стыдясь.

1884

Ласточки

Природы праздный соглядатай, Люблю, забывши всё кругом, Следить за ласточкой стрельчатой Над вечереющим прудом. Вот понеслась и зачертила — И страшно, чтобы гладь стекла Стихией чуждой не схватила Молниевидного крыла. И снова то же дерзновенье И та же темная струя, — Не таково ли вдохновенье И человеческого я? Не так ли я, сосуд скудельный, Дерзаю на запретный путь, Стихии чуждой, запредельной, Стремясь хоть каплю зачерпнуть?

1884

Осень

Как грустны сумрачные дни Беззвучной осени и хладной! Какой истомой безотрадной К нам в душу просятся они! Но есть и дни, когда в крови Золотолиственных уборов Горящих осень ищет взоров И знойных прихотей любви. Молчит стыдливая печаль, Лишь вызывающее слышно, И, замирающей так пышно, Ей ничего уже не жаль.