Калифорнийская славянка - Грязев Александр Алексеевич - Страница 12

– Сказывают старики, что в Сибирь не только мужики  шли, но и девок туда возили.

– А как же. Возили не однажды туда невест по государеву указу. «Плодидесь и размножайтесь», – говорит Господь. Вот и делали сие для умножения народа сибирского. Так что теперь почти в каждом тамошнем городе ты земляков своих тотьмичей, устюжан, лальцев да вологжан наверняка встретишь. Да и фамилии там на каждом шагу то Тотьмянин, то Устюжанин или Устюгов, то Вологдин, или Вологжанин.

– А правда ли, батюшка, что и сам Ермак, открыватель Сибири, родом тоже наш, тотемский, – спросил Иван.

– Да, такое старое предание и сейчас здесь живо. У Ермака отчество-то было Тимофеевич, а  в тридцати верстах от Тотьмы на Вожбале есть починок Тимошкино, да Слобода Тимошкинская, где, сказывают, он, Ермак, и жил. А рядом  деревня Ермаково до сего дня стоит. Поезжай туда,  любой скажет тебе, что Ермак родом из этих самых мест и жил там во времена царя Грозного Ивана, а потом ушёл в Сибирь.

Иван Кусков тоже не однажды слышал это предание старины.

– В доме нашем, – сказал Иван, продолжая разговор о Ермаке, – у отца моего, с детства помню, висел на холсте писаный портрет Ермака и с надписью сбоку: «Ермак Тимофеевич». Да тот портрет и сейчас у нас дома. Где отец его купил, на какой ярмарке – мне не ведомо.

– Я видел ту парсуну у отца твоего. Помню, что на лице Ермака усы да борода, в руке копье, но одежда не воинская, а на голове шляпа с перьями.

– Точно так, батюшка. Совсем он не похож на завоевателя Сибири, как говорят  старые люди.

– А он Сибирь  не завоёвывал, – не согласился отец Галактион.

– Как так? А зачем же пошёл туда?

– В те прошлые годы на наших соляных промыслах варили соль купцы Строгановы – родственники сольвычегодских.  Ермак варницы их и нанят был охранять. Человеком он слыл смелым, удалым и дерзким. Когда же государь Иван Васильевич Грозный дал Строгановым привилегии на сибирские земли, где они добывали пушнину и брали дань с местных народцев, то  взяли Ермака с ватагой охочих людей охранять свои владения сибирские от набегов тех инородцев. Такое было время, Иван… Теперь же туда путь торный.

– Вот и я пойду на днях сперва в Устюг на Прокопьевскую ярмарку. Туда из сибирских городов торговые люди наверняка придут. С ними и сговорюсь в ту сторону. А там как Бог даст.

– Да, брат Иван, что было, того уже никогда не будет, а то, что с нами будет завтра – знает один Господь. Сегодня же тебе надо собираться в дальнюю дорогу. Многое из вещей всяких с собой не бери. Это наживное. Бери главное – неси Бога в душе своей.

Иван внимал всем сердцем словам отца Галактиона, и  понимал, что тот наставляет его, провожая в долгий жизненный путь, на котором, возможно, они больше никогда не встретятся. Иван это чувствовал, был серьёзен и старался запомнить каждое слово своего наставника.

– Возьми с собой в дорогу Евангелие, Псалтырь, да писания святых отцов наших, – продолжал отец Галактион. – Начинай каждый свой день и заканчивай Иисусовой молитвой. Она – самое сильное оружие против умыслов врага. Ну, а в книгах сих – мудрость. Святые отцы в писаниях своих много мудрых мыслей нам оставили… Вот, говорит Иоанн Златоуст, что всё земное, что окружает человека: дома, земля вчера принадлежали одному, сегодня – другому, завтра – третьему. Всё переходит из одних рук в другие и ничто не вечно. А что же вечно? Душа. Только о ней и надо заботиться, говорит он. И в Евангелии сказано: какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей навредит… Так что берегись, Иван, стяжания благ, ибо жизнь человека не зависит от изобилия  его денег и всякого имения. Сокрушай чревоугодие, тщеславие, а мир душевный сохраняй неосуждением и молчанием.

Многое, о чём говорил отец Галактион, Иван давно знал, но он знал и то, что от повторения святые истины не стареют, а приближают человека к Богу и помогают в многотрудной земной жизни.

– Вера наша православная всегда стояла и стоит на любви ко всякому, кто создан по образу и подобию Божию, – по-отечески мягко проговорил   отец Галактион, взяв с полки толстую старинную книгу и раскрыв её. – Апостол Павел в Первом своём послании коринфянам так  писал: « Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая, кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а  не имею любви, то я – ничто. Любовь долготерпелива и  милосердна, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё  покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, языки умолкнут, и знания упразднятся»…                         Ты, брат Иван, будешь жить среди разных людей. А посему помни и говори сам себе: пусть будет так, чтобы я вносил любовь туда, где ненависть, чтобы я прощал, где обижают, чтобы я воздвигал веру, где давит сомнение, чтобы я возбуждал надежду, где мучает отчаяние,  чтобы не меня любили, но чтобы я других любил. Ибо кто даёт, – тот  получает…  Следуй этим правилам святых отцов наших и душа твоя спасена будет, в ней поселится мир да благодать. Я же тебя благословляю на твой дальний путь и труды – во благо твоё и во славу Божию.

Отец Галактион поднялся с лавки, осенил крестным знамением стоящего перед ним Ивана Кускова, и они троекратно, по-православному обычаю, облобызались.

– В Устюг приедешь, то иди сразу в Успенский храм. Там найди отца Алексия. Он мой сродник, у него и побудешь, а на постоялый двор не ходи. Я же отцу Алексею обо всём тут в  грамотке отписал, – подал Ивану бумагу отец Галактион.

– Спаси, Господи, батюшка, – поблагодарил священника Иван. – Обещаю, что никогда не забуду бесед твоих и доброту твою ко мне, грешному.

– Ступай с Богом, Иван, да отпиши ко мне, когда устроишься в сибирской стороне или с какой оказией о том знать мне дай. А я за тебя тут молиться буду. Да хранит тебя Господь.

– Непременно, отче, отпишу. Спаси, Господи, – опять поклонился Иван и вышел из кельи отца Галактиона.

…В тот же день Иван Кусков стал собираться в дорогу. Вечером к нему пришли Митяй с Петром. Они поделили по-братски деньги от продажи общей доли рассольной трубы, а утром следующего дня, оставив на попечение братьев отцовский дом, отправился Иван Александров сын Кусков с товарным обозом в Устюг Великий, где на днях начиналась большая ярмарка.

  Глава девятая

По одному ему известной тропке меж деревьев и зарослей низких кустов шёл индеец-дозорщик, за которым следовали мужчины макома во главе с Алёной и Манефой-Шакой.

Вот воин остановился, подняв руку,  прислушался, потом снова махнул рукой, и все  продолжили движение, а, выйдя из леса на открытое место, поросшее лишь невысоким кустарником, передвигаться стали, пригибаясь к земле и, наконец, вышли к дороге, что вела от плантации к испанской крепости.

Дозорщик поспешил дальше, а все остальные спрятались в кустах по обеим сторонам дороги. Вскоре разведчик вернулся и жестами показал, что индейцы под охраной солдат возвращаются с работы…

…Как всегда молча, толпа индейцев брела по пыльной дороге. Впереди шагали два солдата с ружьями, а позади толпы шли тоже двое вооруженных испанцев. Замыкал шествие лейтенант Лопес, восседая на лошади. Было тихо. И только шуршание песка под ногами людей, да топот конских копыт нарушали эту тишину.

Внезапно раздался чей-то громкий возглас. Из кустов, росших вдоль дороги, выскочили с громкими криками индейцы. Они повалили на землю солдат, стащили с лошади офицера, отобрали у всех оружие и, связав сзади руки, поставили в ряд у обочины.

К Алёне подошел один из её воинов.

– Их надо убить, – сказал он, показывая на пленных испанцев.

– Нет, – не согласилась Алёна. – Я уже сказала, что мы убивать никого не собираемся… Отпустим с миром. Пусть идут к себе домой и всем скажут, что макома – мирные люди… Что макома – вольные люди. Если же испанцам нужны работники, то пусть приходят и берут к себе тех, кто пойдёт к ним доброй волей. Если же и впредь будут наших людей брать силой, то и мы ответим тем же.