Крестник Арамиса - Магален (Махалин) Поль - Страница 38

— Ну что, идете, господа? — позвали из первого зала. — Мы не будем больше ждать.

— Сейчас. Начинайте без нас, — ответил Тресарди, закрывая дверь. — Мы здесь беседуем с лейтенантом об очень интересных вещах.

Он допил залпом вино, выпрямился и, глядя на барона из-под полуопущенных век, повысил голос:

— Вы хотите, господин любезный, довести меня до белого каления?

Барон от удивления раскрыл рот.

— Капитан, подобные речи…

— Речи как речи, молодой человек.

— Но это вызов.

— А вы сомневались? — спросил капитан, выкатывая глаза, как Сагамора, демонстрирующий танец со скальпом.

— Насмехаетесь?.. Но вы старше… и выше по званию… Я должен уступать…

Элион двинулся к выходу, но капитан загородил ему дорогу:

— Нет уж, дудки, милый мой! Когда лицо подчиненного мне неприятно, я кладу свое звание в карман рядом с возрастом…

— Тогда чего же вы хотите?

— Убедиться, что вы будете так же удачливы со шпагой в руке, как за игральным столом.

— Сейчас? Здесь? В этих стенах?

— Не беспокойтесь, звон ложек заглушит музыку наших клинков.

— А я повторяю, что это невозможно… Я вас не оскорблял… Мы едва знаем друг друга… И надо быть, по крайней мере, сумасшедшим…

— Сумасшедшим… Оскорбляете нас обоих?.. Что, трусите? Нечего сказать, достойный сын своего отца!..

И старый безумец приготовился к бою. Какое-то мгновение Элион думал послать его ко всем чертям. Потом решил: «Я искал случая покинуть этот мир как можно скорее… Вот он и представился… Капитан сейчас меня прикончит, я и вскрикнуть не успею!»

— Ну, начнем? — напирал капитан, довольно неуклюже приняв боевую позу. Невысокий и крепкий на сильных ногах, он напоминал башню под аркой моста.

— Я готов, — бросил барон ему в ответ.

Шпаги скрестились. Раздался свист рассекаемого воздуха и лязг стали.

— Лейтенант, вы, кажется, меня щадите, — кричал капитан.

— Капитан, это вы боитесь меня задеть, — отвечал молодой барон.

— Бейте, ну же, тысяча чертей! — требовал захмелевший воин.

— Черт возьми, атакуйте решительнее! — настаивал Элион.

— Колите же!

— Смелее давайте отпор!

— Вам стоит только протянуть руку, и забьете меня, как цыпленка.

— А вы, если будете наступать, то насадите меня на вертел, как воробья!

Вдруг разом противники остановились.

— Проклятье! — проворчал Тресарди. — Вы не защищаетесь, сударь!

— Но вы тоже, насколько я успел заметить.

— Мне показалось…

— Мне тоже кое-что кажется…

— Неужели вы пресытились жизнью?!. Да вы просто смеетесь надо мной. В двадцать пять лет, с вашей фигурой и лицом!

— Капитан, страдают в любом возрасте.

Старый офицер пожал плечами.

— Ну хорошо! Допустим, что у вас… безнадежная любовь!.. Сердечные муки!.. Но это все вздор!

Он приблизился к противнику и, глядя ему прямо в глаза, потряс его за плечи.

— Я — другое дело. У меня уже были причины предпринять разведку в линейных войсках Отца Небесного… Только это не ваше дело… Я не должен отчитываться!

Его мясистое лицо налилось кровью и, честное слово, заскрипели зубы!..

— Командир я или нет? Тысяча чертей!.. Когда дается команда пригвоздить меня к стене по всем правилам науки фехтования, подчиняйтесь без рассуждений!.. Или я вас отправлю на неделю охранять лагерь!

Капитан перевел дух. Элион глядел на него во все глаза, не понимая, что происходит со старым офицером.

— Так надо, надо, слышите вы? — проговорил капитан. — Во имя моей чести, чести полка, чести знамени…

— Я решительно ничего не понимаю…

— Сейчас поймете… Я скажу коротко: деньги, которые я только что проиграл, мне не принадлежат… Это жалованье всей роты. Что поделаешь — увлечение, страсть игрока, лихорадка, азарт… И вот завтра мне надо будет сознаться… Вся армия узнает, что в ее ряды затесался вор… Меня, старого солдата, который двадцать лет потел под ратными доспехами и никогда не посрамил чести воина, ждет позор.

Несчастный сник, совсем уничтоженный этим признанием.

— Пощадите меня, спасите от стыда, осуждения, каторжных работ… Исполните приговор, который я сам себе вынес в глубине собственной совести… Убейте меня, господин Жюссак, прошу вас об этом на коленях… Убейте, если не хотите, чтобы я пустил себе пулю в лоб или вонзил в сердце шпагу, которую недостоин носить.

Взволнованный, барон схватил его за руки.

— Черт возьми, капитан, к чему такие мысли?.. Давайте представим, что я у вас ничего не выиграл… Деньги, на столе, возьмите их и заплатите своим людям, а если не хватит, смело добавьте из моего кошелька. Да и товарищи не откажут вам в помощи.

Капитан удивленно смотрел на Элиона и молчал.

— Что, собираетесь отказываться?.. Своего друга хотите обидеть… — не унимался молодой человек.

И дружески ударил старого офицера по плечу.

— Итак, решено! Ведь вы не захотите отнять у меня единственную радость, которая способна утешить в горе, — помочь армейскому товарищу и сохранить для короля одного из лучших солдат…

Тресарди мрачно посмотрел на Элиона. В его мутных глазах заблестели слезы. Он обнял молодого человека, крепко прижал его к своей широкой груди и заплакал.

— Тысяча чертей! Лейтенант, вы — благородный человек! — проговорил он сдавленным голосом. — Отныне я с вами до последнего вздоха… Да, друг, черт меня подери!.. Друг, который умрет за вас и развеет все печали…

— Увы! — вздохнул крестник Арамиса. — Есть печали, которых не развеешь… А дружбу вашу я принимаю всем сердцем. — И учуяв аппетитные запахи, шедшие из столовой, добавил: — Присоединимся же, наконец, к товарищам! Наш разговор слишком затянулся, капитан… Боюсь, нам останется только дно облизывать…

Этот случай сдружил их, и они стали неразлучны, как Орест и Пилад. Думаю, если бы эта пара существовала в действительности, ее наверняка показывали бы на ярмарке. Итак, бывшие противники сели за стол и заработали челюстями, желая наверстать упущенное.

В столовой царил веселый гомон, но вдруг всё разом смолкло — офицеры прислушались: издалека доносился топот копыт.

— Господа, — сказал шевалье д’Эсбле, — де Мовуазен вернулся с прогулки вместе со своей женой, прекрасной маркизой.

— Господин де Мовуазен тоже здесь?! — воскликнул барон удивленно.

— Да, он командует легкой кавалерией, — ответил шевалье.

— Ставленник дю Мэна, — проворчал капитан. — Уверен, его послали в армию только для того, чтобы шпионить за генералом, который явно не пользуется расположением Вечной.

Вечная — еще одно насмешливое прозвище, которым наградили мадам де Ментенон.

— Господин де Мовуазен женился? — спросил крестник Арамиса.

— Да, и все волочатся здесь за его женой, де Вандом первый… К тому же маркиз определяет погоду в штаб-квартире!.. Отвратительный господин, между прочим, со взглядом, ничего не выражающим, и с медово-уксусной улыбкой.

Молодежь столпилась у раскрытых окон. Господин де Жюссак тоже не мог сдержать любопытства, он протиснулся между де Мираваем и д’Эсбле и жадно впился глазами в даль.

На мосту показалась небольшая группа всадников: супруги де Мовуазены и несколько адъютантов генерала де Вандома. Во главе кавалькады скакала маркиза, и молодые офицеры, устремив на нее восторженные взгляды, вздохами и восклицаниями выражали свое восхищение. Разглядев черты ее лица, Элион испуганно вскрикнул.

Это была Арманда.

В элегантном костюме для верховой езды из зеленого сукна с оранжевой обшивкой, — то были цвета, принадлежавшие полку ее мужа, — она грациозно сидела в седле, демонстрируя совершенство своей талии.

Когда всадники проезжали мимо окон, офицеры обнажили головы и принялись кланяться. Каждому хотелось выразить восхищение этой молодой женщине, каждый мечтал, чтобы только ему предназначалась ее улыбка, обворожительная, но холодная, как и блеск ее глаз.

Ни она, ни господин де Мовуазен не заметили Элиона.

Всадники исчезли в дорожной пыли, и перед окнами появился запыхавшийся сержант.