Крестник Арамиса - Магален (Махалин) Поль - Страница 39

— Господа офицеры, всех немедленно к майору!

Через пять минут постояльцы «Кастильского оружия» собрались вокруг почтенного Будевиля для того, чтобы ознакомиться с депешей министра Поншартрена.

— Господа, — сказал майор, — отныне у нас новый полковник, господин де Нанжи. — И бывалый солдат, раздраженный назначением салонного ветреника, этого придворного мотылька на серьезную должность, сердито добавил: — Прекрасный Нанжи, как его называют… Любимец всех дам двора… Сам распространялся о своей интрижке с женой дофина.

И старый майор вздохнул с грустной усмешкой:

— Кажется, и он привезет свою молодую супругу, как и этот Мовуазен… Подумать только! Его жена присутствует на всех совещаниях в штаб-квартире и высказывает мнение обо всех операциях!.. Дьявольщина! Если так и дальше дело пойдет, если этот парад юбок не прекратится, то лагерь де Вандома скоро станет маленьким Версалем и мы уже дюжинами будем исчислять всяких там Ментенон, хотя и одной-то более чем достаточно!..

II

В ШТАБ-КВАРТИРЕ

Генеральный штаб герцога де Вандома занимал в Бриуэге обширный дом, расположенный на городской площади. Это была небольшая площадь с балконами и террасами, с изящной аркадой и причудливыми портиками.

Поднимемся же, с позволения нашего читателя, в комнату, располагающуюся во втором этаже. Здесь обитает лицо, с которым нам надлежит познакомиться.

Этому человеку было, по-видимому, лет около сорока. Был он среднего роста, крепкого сложения, несколько полноватый. Расположение к себе он мог вызвать отнюдь не внешним своим видом: вряд ли встретишь гуляку или нищего, одетого с большей небрежностью и в столь изношенное, потертое, изорванное платье, разукрашенное винными пятнами и следами жира. Из-под расстегнутого камзола нашего нового знакомого выглядывало белье сомнительной чистоты, галстук был завязан кое-как, пожелтевшие кружева манжет обтрепались и бахромой свисали на кисти рук, не менее грязных. Лицо господина покрывала четырехдневная щетина.

При всей своей неопрятности, непростительной для человека его рождения и положения — герцог Вандомский, Луи-Жозеф, был правнуком Генриха IV, сыном де Меркёра, женатого на Лауре Манчини, — он высоко держал голову и имел вид непреклонный, гордый и истинно благородные манеры.

Несколькими годами раньше болезнь принудила его лечь под нож хирургов, которые успокоились только после того, как удалили часть носа и семь или восемь зубов… Однако люди, имевшие с ним дело, забывали об этих ужасных изъянах: настолько он умел очаровать их легкостью слога, тонкостью ума и живостью своего характера.

К одному из грехов герцога, которых, честно скажем, у него насчитывалось побольше семи, относилась неизлечимая лень. Редко удавалось заставить его встать с постели раньше четырех часов после полудня, где, по утверждению Сен-Симона, он «не стеснял себя ни в чем» и отдыхал вповалку со своими кобелями, «которые располагались так же удобно, как и он сам», и суками, «здесь же производившими на свет щенят».

И в это утро камердинер, разбудив его, объявил, что его просит принять по важному делу какой-то дряхлый старик.

— К дьяволу! — воскликнул господин де Вандом, повернувшись на другой бок. — Пускай придет позднее или обратится к кому-нибудь из помощников. — И, не открывая глаз, спросил: — От кого он пришел?

— От его величества короля Испании.

Потомок Беарнца ничуть не смутился. Бывало, государственная необходимость требовала от него подняться с постели (где герцог ощущал себя в полной безопасности), и он не раз проигрывал кампанию только из-за желания выспаться.

Но когда слуга добавил, что посетитель представился членом Общества Иисуса, герцог скинул одеяло и спустил ноги на пол.

— Быстро, — закричал он, — чулки, обувь и камзол!.. Преподобный отец!.. Господи, спаси и помилуй! Этих людей весьма неосторожно заставлять ждать, если они находятся в ореоле святости великого кающегося грешника доброго господина Ле Телье!

И, наскоро одевшись, генерал поспешил в комнату, где его ожидал гость.

Старик сидел у окна. Мягкие лучи солнца проливались на черную бархатную скуфью и играли бликами на его худом лице. Мы сказали «старик», потому что не нашли слова, которым вполне можно было бы передать облик этого человека весьма преклонного возраста: между обладателем сей бренной оболочки и стариком была та же разница, что между молодым сильным мужчиной и младенцем, только что народившимся на свет. Представьте себе пустые глаза, блестящие в глубине полумертвых костей; едва теплившуюся жизнь под одеждой, наполовину светской, наполовину духовной.

Генерал с любопытством глядел на это создание, задремавшее в большом кресле. Читатель, конечно же, узнал бывшего мушкетера Арамиса.

Старик потянулся, и его кости хрустнули так звонко, как ударяются друг о друга бильярдные шары.

— Сударь, — покровительственно кивнул Арамис, — его величество король Испании благоволил отправить меня к вам, чтобы мы обсудили способы быстрого и благополучного исхода кампании, имевшей такое счастливое начало, а также изгнания с полуострова чужеземцев во имя чести короля.

Правнук Габриэллы д’Эстре слишком мало ценил советчиков и советы.

— Сударь, — заговорил он живо, — не сомневаюсь, что ваш опыт драгоценен для новичков в военной профессии… Но я уже не новичок и привык сам завершать начатое… Впрочем, напомню, что мои действия целиком зависят от версальского кабинета. — И смерив посетителя взглядом, добавил: — Однако вы не сообщили мне, кого имею честь принимать и в каком звании состоит посланец короля Филиппа V.

— О, — сказал тот добродушно, — вам стоит только потрудиться выбрать… Для начала можете назвать меня генералом… так как я командую армией не менее многочисленной и дисциплинированной, чем ваша…

Де Вандом поклонился.

— Не нахожусь ли я случайно перед лицом одного из владык ордена?

— Скажите лучше — одного владыки.

— Ваше преосвященство…

— Кроме того, я герцог, как и вы, — любезно продолжал Арамис, — герцог д’Аламеда, имею звание гранда и руно… Но если ваша светлость испытывает ко мне симпатию, то назовет меня также шевалье д’Эрбле… Это имя я носил раньше, еще в то время, когда мадам де Шеврёз выказывала мне свое расположение… — И старик улыбнулся: — Хе-хе-хе! Были когда-то и мы молодыми… Молодость длится очень долго… Но коснемся все-таки вопроса, который нас интересует: генерал, где враг?

— По донесениям моих разведчиков, господин де Стахремберг собирался передислоцироваться в Гвадарраму, между Дуро и Тахо, и я не решился побеспокоить его во время отступления, потому что сам боялся атаки войск Галловея и Портмора… Жду его сюда… Но если он задержится, дам ему бой в окрестностях Вила-Висозы и непременно выиграю.

Арамис тряхнул головой.

— Да, если имперские войска не осведомлены о вашем положении так же хорошо, как, вам кажется, вы об их…

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что среди вас есть изменник.

— Изменник?

— Иначе говоря, кто-то из французских генералов поддерживает связь с немецким.

— Сударь, вы забываете, что французами командую я! — вспылил герцог де Вандом. — Забываете, что это моя армия, что Франция наша общая мать, и именно ее вы оскорбляете своими гнусными намеками… Дьявольщина! Я отвечаю за своих солдат — за каждого как за самого себя.

— И тем не менее кто-то из вашего штаба ежедневно имеет контакт с доверенным лицом Стахремберга…

— Заявляю еще раз: это абсурд!.. Безумие!.. Это невозможно!

— Однако это правда. Я знаю, что говорю. И моя полиция, поверьте, так же хорошо работает в отдалении, как и ваша полевая жандармерия.

Генерал взволнованно ходил по комнате.

— А имя, имя этого негодяя?

— Мне пока еще не известно… Но думаю, что вскоре узнаю… И будьте уверены, я выполню свой долг и передам изменника правосудию.

Господин де Вандом энергично взмахнул рукой.