Колдовские ворота - Антонов Антон Станиславович - Страница 23

Ради этого старый барон готов был сам взяться за весло, но Роман Барабин поставил его командовать гребцами.

Зато других рыцарей он все-таки на весла посадил. Те ворчали, но был у Романа один убойный козырь.

По закону и обычаю Баргаута бывшие пленники не могли считаться рыцарями. Ведь они потеряли свои именные мечи и не вернули их в честном бою.

На борту драккаров этих мечей не оказалось.

Так что бывшие рыцари не имели права возражать рыцарю действующему — тому же барону Бекару, например. Или хоть самому Барабину, который вместе с мечом по имени Эрефор получил все права и полномочия барона Дорсета.

Оруженосцы и гейши обращались к Роману на «вы» и величали титулом «дон».

Так что пришлось недавним пленникам взяться за весла наравне с оруженосцами, деревенскими девками и боевыми гейшами.

Женщин Барабин разместил по две на весло и некоторым особо изможденным воинам тоже дал в помощь девушек. Те возражали, но Роман прикрикнул на них:

— Мне важно, чтобы «Торванга» шла как можно быстрее, а что вы там о себе думаете, меня не волнует!

Что бы там ни думали о себе незадачливые рыцари, а грести им раньше не приходилось. Минут пять ушло только на то, чтобы оттолкнуть «Торвангу» от борта ближайшего драккара — но с первым же гребком ее закрутило обратно носом к берегу. И еще минут десять все скопом мучились, разворачивая ее в открытое море.

На берегу в это время еще оставались несколько боевых гейш во главе с Эрефорше. В руках у них были зажженные факела, и когда «Торванга» отошла на безопасное расстояние, эти факела полетели на деревянную палубу малых драккаров.

Хорошо просмоленное дерево занялось легко, и чадящее багровое пламя побежало по бортам.

Нагие гейши с быстротой и грацией прирожденных русалок догнали «Торвангу» вплавь, и большой драккар неуклюже, рыская по курсу из-за неритмичности гребков, двинулся вперед.

Весла ходили ходуном в неумелых руках, сталкивались друг с другом и врезались в воду под неправильным углом — но «Торванга» шла, верно выдерживая общее направление.

Барабин затевал эту авантюру с одной целью — заставить Ингера из Ферна забыть про Беркат. Он недостаточно хорошо знал аргеманов как таковых, но подобный тип людей был ему знаком. И Роман рассчитывал на простой психологический конфликт.

Штурм Берката — это для Ингера из Ферна работа по найму. А спасение «Торванги» — дело чести.

И если барон Бекар ничего не переврал, описывая представления аргеманов о жизни, то Ингер должен плюнуть слюной на все деньги мира, узнав об угоне любимого корабля.

Так что прежде чем удалиться от берега за полет стрелы, Барабин взял в оборот пленного аргемана, который как раз пришел в себя.

Это был совсем пацан — лет тринадцати, не больше. На нем не было кольчуги, и шлем, который Барабин так лихо сбросил с его головы, был, как видно, чужой. Скорее всего, парнишка исполнял на «Торванге» обязанности юнги.

Но для той миссии, ради которой Барабин оставил парня в живых, возраст его значения не имел.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Барабин, когда две гейши подняли юношу на ноги.

— Ты грязная баргаутская свинья! — прохрипел мальчишка, вырываясь из сильных рук боевых рабынь.

— Ты ошибаешься, — сказал на это Барабин. — Я не баргаут. Я гораздо хуже. Эти добрые люди зовут меня истребителем народов и считают, что я колдун.

Парнишка прошипел что-то нечленораздельное — возможно, аргеманское ругательство, но Барабин пропустил его мимо ушей. И заговорил тише и медленнее, тяжело роняя слова:

— Слушай меня внимательно. Сейчас я отпущу тебя, и думаю, ты сам знаешь, что тебе делать. А если не знаешь, то я тебе скажу. Ты должен найти Ингера из Ферна и сказать ему, что тебя послал Роман Барабин, истребитель народов. Пусть Ингер знает, что «Торванга» теперь моя.

23

Нагие женщины, орудующие тяжелыми веслами большого драккара — это было зрелище неописуемое. Знаменитый кинорежиссер Тинто Брасс или его менее изысканный коллега Джо д’Амато нашли бы в этой картине много нового и интересного.

Но истребителю народов Роману Барабину было не до зрелищ. Он бы, пожалуй, предпочел немного хлеба, поскольку ничего не ел со вчерашнего дня — в отличие от рыцарей и гейш, пировавших до глубокой ночи.

Хлеба, однако, на «Торванге» не было. Удалось найти только немного вяленой рыбы, которая хороша к пиву. А без пива она шла с трудом даже на голодный желудок.

Сидя на кромке борта у кормы, Барабин отрывал от рыбины тонкие жесткие полоски и попеременно отправлял их в рот себе и трем своим рабыням.

Третья рабыня появилась у Барабина в результате налета на колонну пленниц.

Оказывается, все они стали рабынями с того момента, когда аргеманы обвязали их шеи веревками. И вызволение из плена не принесло им свободы.

Они только сменили хозяев.

Но так как нельзя было выяснить точно, кто кого освободил, пленницы в массе своей сочли для себя наилучшим выходом отдаться в рабство барону Бекару.

Пока «Торванга» не удалилась от берега, обсуждать это было некогда. И даже задумываться над этим было некогда. В эти минуты всеобщей суеты казалось, будто все заняты делом и что людей на борту, пожалуй, слишком мало, чтобы сдвинуть эту махину с места и направить в нужную сторону.

Но когда берег отодвинулся за полет стрелы, а удары весел стали размереннее и ровнее, как-то вдруг само собой оказалось, что на судне полно людей, которые ничем не заняты. И преобладали среди них нагие женщины.

Это, естественно, возмутило воинов, которые мучились с непослушными веслами на глазах у праздных рабынь.

Если бы на веслах сидели рыцари, сохранившие свои именные мечи, то наверняка не обошлось бы без новой мясорубки.

И главным пострадавшим оказался бы даже не Барабин, который низвел благородных воинов до положения галерных гребцов, а барон Бекар. Потому что именно его бездельницы, уже начавшие отходить от шока, вызванного краткосрочным, но унизительным пленом, назвали своим господином.

Для них в этом был весьма серьезный резон. Все они, за исключением боевых рабынь, были уроженками владений барона Бекара. А это означало, что на них распространяется обычай земли и воли.

Суть этого обычая стала ясна из перепалки, которая разгорелась на борту «Торванги».

Все просто. В королевстве Баргаут хозяин земли не должен без достаточных на то оснований — типа долга или уголовного преступления — держать у себя в рабстве людей из своих владений.

Правило это не подкреплено законом, но обычай иногда бывает важнее писаного права. Если баргаутский рабовладелец купит на рынке гейшу, которая впоследствии докажет, что родилась на его земле — то он должен ее отпустить. Иначе о нем будут плохо думать.

Самое интересное, что этот обычай ставил в наилучшее положение небогатых йоменов вроде майора Грегана, купцов и других безземельных рабовладельцев, которые могли приобретать любых невольников без оглядки на их происхождение.

А хуже всех приходилось королю, который мог владеть только чужеземными рабами, ибо любой уроженец Баргаута имел право, оказавшись в рабстве у короля лично, воспользоваться обычаем земли и воли.

Роман Барабин, как уроженец страны, где рабство ликвидировано не то полтора века, не то полтора десятилетия назад, не имел ничего против этого обычая, но девицы из деревни Таугас вздумали качать права в самый неподходящий момент.

«Торванга» только-только легла на курс и вошла в ритм, как вдруг мужики побросали весла, а бабы отказались их сменить, крича во весь голос о земле и воле.

То есть драккар застрял посреди моря и с каждой минутой все больше напоминал плавучий сумасшедший дом. А еще больше — банный день в сумасшедшем доме, в процессе проведения которого взбунтовались пациентки женского отделения. Но усмирять их прислали не санитаров, а пациентов из мужского отделения — что и дало закономерный результат.

Закономерный результат выражался в том, что деревенские девицы атаковали барона Бекара, исполняющего обязанности главврача, с такой энергией, которой ему нечего было противопоставить.