Эльфийская ночь - Дубчек Виктор Петрович - Страница 79

         С приятными — гораздо легче. Хоть и не зайдёт человек к тебе в гости, не пожмёт руку, не выпьет чаю, не оставит комментария... Грустно, конечно; только ты всё равно знаешь, что жив человек и, - хотелось бы верить, - счастлив, пусть и без тебя.

         Рано или поздно он вернётся, - а, капитан? - зайдёт в гости, пожмёт руку...

         А и не вернётся... что ж; всяко бывает на этом свете — и всяко бывает на том. Кому-то достаточно гвоздя, кому-то следа, кому-то — знать, что есть, есть ещё в мире эти люди-гвозди. В этом мире — и тем более в том.

         Будь гвоздём.

         Будь гвоздём!

         Будь таким гвоздём, - ровным, стальным, непреложным, - оставь такую память — и такой след, чтоб стена, которую держишь, никогда и не помыслила развалиться.

         Чтоб чертям стало тошно. В том мире — и особенно в этом.

         Чтоб брамины писали про тебя книги и слагали гимны. "Над этими гимнами глумится обиженный обыватель, но святой и ясновидец слушают их со слезами" - да, капитан?

         Ты ведь можешь.

         - Не могу, - сказал капитан. - Остался бы, но - не могу. Очень уж по земным книгам соскучился.

         Если что и есть хорошего в фантастике — так это её способность подготовить читателя к любому, сколь угодно невероятному явлению, какое только пожелает встретиться ему на пути.

         Смотришь на какую-нибудь первейшую-наираспервейшую красавицу-принцессу — а у красавицы клыки и зелёные волосы. Но в обморок не падаешь — ибо зачем падать, если через пять минут тот же Дурта всё тебе подробно и уверенно растолкует.

         - Эээ... - сказал Дурта. - Скажите на милость — почему "орк"?

         - Зелёная. И с клыками.

         Дурта сосредоточенно уставился на принцессу. С балкона, куда капитан для разъяснений вытащил достойного мудреца, парадную залу видно было прекрасно. Принцесса милостиво улыбалась кому-то из пачимской делегации; клыки кокетливо вздёрнули верхнюю губку; тонкая серебряная диадема соблазнительно оттеняла сероватое лицо.

         - Женщина, - уверенно сказал Дурта. - Человеческая юница. Весьма и весьма и весьма...

         - Клыки видишь?

         - Вижу.

         - Волосы?

         - Лиственные.

         - Кожа серая?

         - Как и подобает.

         - Орк же! - трагическим шёпотом закричал Немец.

         - Да почему?! - в не меньшем недоумении воскликнул мудрец. - Почему... эээ, почему... Капитан! Давай проясним: как выглядят женщины твоего мира?

         Пусть и не через пять минут, но полчаса спустя загадка разгадалась.

         Всё женщины всех разумных рас Вишвы, - за исключением драконов, половое распределение которых оставалось неизвестным, - выглядели примерно одинаково: как орки. И объяснялось это весьма просто: именно от орков все эти разумные расы и происходили.

         Женщина любой расы могла понести от мужчины любой же расы. Ребёнок мужского пола непременно оказывался похож на отца: от человека рождался маленький человечек, от орка — оркёныш, от эльфа — ушастое друпадолюбивое чудо. Девочки приходили в этот мир только и исключительно оркийками.

         Дурта, впрочем, утверждал, что определённые различия имеются, и местные определяют расу женщины с первого взгляда; так любящая мать различает однояйцевых близняшек.

         - Избирательная эволюция!.. - почти с восторгом резюмировал капитан, отмечая в памяти непременно поинтересоваться у Содары настоящими причинами бесконечной войны с орками.

         Ему хотелось выдать нечто глубокомысленное: например, пафосную фразу о высшей разумности матери-природы. Это прозвучало бы смешно — но, конечно, не было бы справедливым.

         Мужчины Вишвы любили своих женщин именно такими — зелёненькими и зубастыми. Во-первых, никаких других они и не знали. Во-вторых, ежели настоящий мужчина захочет изменить свою женщину — к добру ли, к худу, но завсегда того и добьётся; к сурам эволюцию!..

         А принцесса...

         Принцесса-орк — что ж такого? обыкновенное дело, если вдуматься. Тем более что Севати производила впечатление самое приятное. Так уж оно заведено у них, у клыкастеньких: если женщина хочет нравиться — она нравится.

         Но, конечно, не настолько, чтоб ради этого стоило остаться в Варте.

         И уж тем более — переходить дорогу Кави.

         Вон он как на свою ненаглядную уставился. Аж в четыре глаза.

         - Я не люблю её, - безнадёжным тоном поведал Кави-старший.

         - Правильно, - согласился капитан, рассматривая инкрустацию на здоровенном серебряном кубке. - Кого должен любить эльф? Эльф должен любить...

         - Я не люблю её!..

         И добрый эльф заломил уши таким отчаянным жестом, что капитан отбросил шутейный тон.

         - Дай угадаю, - сказал он доброму эльфу. - Эту ты не любишь. А любишь ты...

         - Ту. Прежнюю Севати.

         - Из будущего? Старую?

         - Что делать?.. - простонал Кави, закрывая лицо дрожащими руками.

         - Жить, - сказал Немец. - Держать стену. Оставить след. И приглядывать за мелким.

         - Эээ... но неужели Варта недостаточно велика для тебя?

         Немец потрогал подбородок — и всё-таки решился.

         - Дай палочку. Ну, стило... - он встряхнул песочницу, выравнивая поверхность. - Вот твоя Варта.

         Он в несколько быстрых штрихов очертил контуры империи. Память на эти вещи у капитана была военная, профессиональная — Дурта согласно затряс шевелюрой.

         - А вот Москва.

         Он добавил неровный овал.

         - Это твой мир? - заинтересованно прищурился мудрец.

         - Это столица моего мира. Точнее, одной моей державы.

         - А сама держава...

         - В десять тысяч раз больше, - сказал Немец, разрушая робкую надежду мудреца, что речь идёт о своеобразном городе-государстве.

         Дурта убито молчал.

         - Вся твоя империя для меня, - безжалостно сказал капитан, - это поездка на метро. На одной конечной сел, на другой вышел, книжку захлопнул — вот и вся Варта.

         - Великая Варта никогда не забудет того, кому обязана столь многим.

         - Это кого?

         - Тебя, капитан. Оставь свои шутки.

         - О, голос-то какой командный. Горжусь тобой: сразу видно — император.

         Всё ещё Содара грустновато улыбнулся.

         - А чего вы все такие серьёзные? - спросил капитан, оглядывая друзей.

         Кави-старший. Строгий, сосредоточенный. Влюблённый — по-настоящему безнадёжно.

         Кави-мелкий. Как-то вдруг повзрослевший, но это только видимость — взрослеют не вдруг. Ещё не влюблённый — по-настоящему.

         Дурта? Нет, всё-таки Думья. Столько всего ещё не сказано...

         Содара. Почти Адинам, чуть было не оставшийся просто Содарой. Пустяки: крепче будет.

         - Чего приуныли-то? - повторил капитан. - Я же не навсегда ухожу. Просто дел накопилось, то, сё. Планету приберу — и вернусь. Обязательно.

         - А... честно-честно? - вздёрнул уши эльфёнок.

         - Ты же знаешь, - улыбнулся Немец. - Я не предатель. Я иду, я живой, я один на земле. Хочешь, расскажу, что было дальше?

         Подтянутый, представительный мужчина расположился в кресле так, чтобы скрыть свой рост. Виктор Михайлович прекрасно понимал, что не дело переводчику выходить на первый план. Особенно теперь, когда и самому хотелось стать как можно более незаметным - он испытывал страх.