Апология - Алейник Александр - Страница 16

16

2 марта 89

x x x

Все вокруг притворилось Италией,все вокруг притворились не мной —и смыкались, как ветви миндальные,города за моею спиной.Разве в жизнь эту легкую верится, —кто мне мир этот весь нашептал?И ударилось яблоком сердцео Земли повернувшийся шар.

Рим, март 89

x x x

Я живу в эмиграции,в иноземном песке,все что вижу —абстракциина чужом языке.Море точно абстрактное,даже запаха нет,только солнце громадноенаполняет мой бред.

Остия, апр. 89

x x x

Пусть бессмыслицей жизнь обернулась,пустячком географии пестрой,лоскутами пространства скупого —и летает бесцветный наперстоки латает запутанной нитьюбелых, красных, сиреневых улицматерьял неизбежных открытий,заучи же язык бирюзовый —колдованье морское Европы.Сердце было то влажным, то птичьимв оглушающем мареве римском,мостовые влачили конвеериз слепящего лоском величья.Поднимала у Форума пальма —эмигрантка с песков аравийских,над сиятельным городом веери бездомные кошки шипелиточно души в камнях Колизея…

8 июня 90

x x x

Закуси белую косточку на руке,сделай больно коже — очнись, очнись!На каком тебя разбудить языке,ты в Венеции, ночь, и тебе снится жизнь —не такая, что мальчиком вообразилэтот мир клиновидным — кулек? телескоп?Ты в Венеции… белую косточку закуси —этот город — ковчег, и сейчас — потоп.Вот он мелкий народец каналов, мостов,ставен, жалюзей, ангелов, мачт, фонарей,львов, трагет, гондол, барок, крестов,отпускаемых в небо взамен якорей.Потому-то, наверное, островане уходят лагуной из этих широт,ибо лучшее место найдешь едва —как вода стеной над ним встает.

7 июня 89

x x x

Я — «изысканный мужчина»,ты — «изысканная женщина»,и легла меж нами чинноАтлантическая трещина…

10 июня 89

x x x

Ничего не умеешь, имеешь, уметь не хочешь,хочешь чтобы само пришло, сама пришла,потому что в Вене-Риме-Нью-Йорке длинные ночи,как в Москве, Вавилоне… кусок стеклаили просто дыра в стене, дверной проем, бойница,проницаемые взглядом до той пустоты — насквозь,через которые втекают-вытекают лица,все лица жизни, сколько их за нее набралось,оставляя по себе нелепый, чужой, привычный осадок —этакое никому-кому-нибудь письмецо —рысьи бега сгибов, углов, овалов, отвердевающих складок —это твое-не твое собравшее их лицо.Комната, номер отеля, каюта, купе вагона —неси меня-его-меня каменный, железный, деревянный конвертты разберешь эту скоропись жизни, Персефона,в зеленой, бурой, сгоревшей своей траве.Я о себе-тебе-не себе-толпе идущейчерез дни к ночи, бесчисленные, отсчитанные дни,в этом потопе ночей — в удушьееще шевелю губами — веслами лиц, как они,и она — безответна, безадресна, податлива, черновата,она замечает нас, когда устаем ждать, устаем жить,и тогда — залепляет нам слух гулкой, свистящей ватойночь, но чтобы поверить в ночь — нужно персты вложить.

28 янв. 90

x x x

Как жизнь похожа на себя —ну что присочинить, прибавитьк ней? Удивляясь, теребяподол ее, еще лукавитьмальчишкой, сладкого прося,пока еще не оскудела,пока на сгибах и осяхк ней приспособленное телоскрипит, и песенку своюиз воздуха, воды и хлебавытягивает и — на Югидет окном вагонным небо,плывет само сквозь пыль огнейи кроны рощ, поля и крыши,и теплые ладони днейна стыках рельс меня колышат.Я в Харькове сошел купитьмороженное на вокзалеи просто на землю ступить,чтобы ее мне не качали.Там тоже жизнь и запах свой:арбузов, теплых дынь и яблок,и у меня над головойлуна, как проводница, зябла.Я жил на влажных простынях,когда придвинулся Воронеж,стояла ежиком стерняи пахла степь сухой ладонью,и небо млело под щекойпод утро, грея неуклонно,дымящийся в степи Джанкойв звериных дерганьях вагона.Хотелось жить, как не хотетькурить, высовывая локотьк звезде высокой и лететьнад этой далью белобокой,огни в тумане размечать —там, чай, играют на гармошкеи дышит девка у плеча,да влажные заводит плошкицелуясь или хохоча…

лето 91