Шимпанзе горы Ассерик - Брюер Стелла - Страница 18

Добравшись до питомника, я осталась в хижине для отдыха, чтобы поразмыслить о происшедшем. Вскоре появилась Тина, но уже без верветки. Она уселась возле изгороди и принялась обыскивать Читаха. Наблюдая за ними в эту минуту, невозможно было представить, что всего полчаса назад их поведение было столь жестоким. Я всегда считала, что шимпанзе — вегетарианцы, поэтому сам факт убийства и поедания маленькой верветки казался мне диким и аномальным. Но, поразмыслив, я пришла к выводу, что если в поведении моих шимпанзе из-за жизни в неволе произошли какие-то сдвиги, то именно я должна помочь им преодолеть их.

Этот эпизод с поеданием мартышки приобрел совершенно иную окраску после моего разговора с Джен Моррисон. Как-то вечером она пришла в резерват и, услышав мой рассказ, не стала причитать: «Бедная обезьянка!», а отнеслась к нему с явным пониманием. Заметив мое удивление, она объяснила, что недавно прочла книгу «В тени человека», которую написала Джейн Гудолл, занимавшаяся изучением образа жизни и поведения диких шимпанзе в Танзании. Гудолл добилась того, что шимпанзе признали ее и позволили близко наблюдать за их жизнью. Одно из самых значительных ее открытий заключалось в том, что шимпанзе охотились на мелких млекопитающих и поедали их.

На следующий день Джен принесла мне «В тени человека». Эта книга была для меня откровением. Я читала и перечитывала ее, внимательно изучала фотографии. Здесь я нашла подробный и живой рассказ о повседневных событиях в жизни диких шимпанзе. Теперь я могла отчетливо представить себе, как жили наши питомцы до их поимки и какими были их семьи. Благодаря этой книге я поняла, что, хотя наши шимпанзе и вели более естественный образ жизни по сравнению с большинством других пленников, они все-таки были многого лишены.

Книга заставила меня по-иному оценить случай с охотой на детеныша верветки. Теперь я считала весьма лестным для нас, что Тина, несмотря на переживания, связанные с ее поимкой и неволей, смогла продемонстрировать навыки, свойственные ее виду. И это поведение было отнюдь не аномальным. Напротив, она учила других шимпанзе образу жизни своих диких собратьев. Благодаря книге все особенности поведения наших шимпанзе предстали передо мной в новом свете. Больше мне уже не казалось странным, что полуторагодовалый Хэппи проявлял такой интерес к набуханию половой кожи у Тины, — ведь в книге Гудолл приводятся примеры подобного поведения у шимпанзе вдвое младше его. Постоянная готовность Тины к спариванию в определенные периоды цикла также не казалась мне больше чрезмерной.

Я поняла, почему Альберт, пригнувшись и учащенно дыша, подставляет свой зад, когда встречает меня или кого-нибудь из шимпанзе, — это была обычная поза подчинения. Но, наверное, больше всего я была благодарна книге за то, что она помогла мне осознать проблемы, с которыми столкнулся Пух. Его поведение в точности напоминало поведение осиротевшего дикого шимпанзенка. Я с радостью узнала, что правильно обращалась с ним и употребляла лучшее лекарство от его болезни, окружая его вниманием, заботой и своим покровительством. Понятно теперь, почему его реакция была такой быстрой и успешной.

Прочитав книгу Джейн Гудолл, я завела дневник, в который стала записывать все происшествия во время прогулок, а также нюансы поведения шимпанзе, на мой взгляд, достойные внимания. Располагая подробными записями, я могла проследить за изменениями в поведении отдельных индивидуумов и группы в целом. В следующем году молодые шимпанзе стали более самостоятельными и независимыми. Во время наших экскурсий по территории резервата они по-прежнему ходили за мной по пятам, но уже не нервничали и не боялись, если теряли меня из виду. Самыми смелыми в группе были Читах и Уильям. Они не пропускали ни одного туриста, который был не прочь поиграть с ними, влезали ему на плечи, а потом с размаху шлепались на колени или прыгали в подставленные руки. Другое их излюбленное развлечение заключалось в том, чтобы, повиснув у кого-нибудь на руках, ждать, когда тебя начнут раскачивать. Люди, как правило, получали удовольствие от близкого общения с шимпанзе и обращались с ними, как с расшалившимися детьми, — бережно и осторожно. Бывали, конечно, и исключения — тогда игра становилась опасной. Но я всегда была рядом и зорко следила, чтобы обе стороны не нарушали правил и не впадали в чрезмерное возбуждение.

Среди посетителей резервата попадались и такие, на кого вид шимпанзе производил пугающее и даже отталкивающее впечатление. Шимпанзе прекрасно ориентировались в том, как к ним относятся люди, и заметив в ком-нибудь малейшую нервозность, становились неузнаваемыми. Начинали приставать к такому человеку, ведя себя с ним гораздо резче обычного, и, казалось, получали удовольствие от растущего страха и беспокойства, которое они же сами и провоцировали. В этих случаях я старалась отвлечь внимание шимпанзе, а их жертве советовала как можно быстрее уходить по тропе.

За годы, проведенные в Абуко, шимпанзе вступали в контакт с сотнями посетителей, среди которых было немало детей, но я могу припомнить всего четыре случая, когда они кого-нибудь покусали, причем в этом были повинны сами люди, спровоцировавшие животных своим необдуманным поведением. Один такой случай произошел из-за конфеты. Я всегда была против того, чтобы посетители кормили обезьян, но иногда они тайком от меня все-таки делали это. В тот раз Читах заметил, как одна из посетительниц сунула Хэппи конфету. Он тотчас подбежал к ней и начал попрошайничать. Женщина дала конфету Читаху и, воспользовавшись моментом, сунула вторую Хэппи. Читах немедленно отнял ее. Рассерженная посетительница при виде такой несправедливости выхватила конфету из рук Читаха и попыталась снова отдать ее Хэппи. Читах пришел в ярость, укусил женщину за руку, а потом атаковал Хэппи. Только услышав отчаянные крики, я поняла, что происходит. Мне понадобилось немало времени, чтобы объяснить женщине ее ошибку: она вела себя так, словно хотела быть укушенной.

Хотя случаи агрессивного поведения шимпанзе были довольно редкими, обезьяны быстро поняли, что могут обращаться с посетителями гораздо свободнее, чем со мной. Те же, не предполагая, что можно ожидать от шимпанзе, охотно принимали любые их шалости. Почувствовав свою безнаказанность, шимпанзе стали вести себя еще хуже. Раньше мы запрещали им таскать что-либо из карманов и сумок. Во время наших утренних прогулок у меня на плече всегда висела сумка, и обезьяны хорошо знали, что в ней ничего нельзя трогать. Если они ослушивались меня, я их наказывала — бранила и даже шлепала. Для молодых шимпанзе шлепок был очень строгим наказанием не потому, что причинял боль, — во время игр они часто получали куда более сильные удары, — а потому, что означал порицание. После шлепка шимпанзе обычно начинали хныкать или кричать и протягивали ко мне руки, прося об утешении.

Пока посетителей в резервате было немного, мы еще могли обеспечить относительную безопасность их личного имущества. Но как только число туристов возросло, уследить за действиями восьми шимпанзе стало практически невозможно. Уильям и Читах начали срывать шляпы и, напялив на себя, отказывались возвращать их. Правда, большинство посетителей находило это зрелище забавным, особенно им нравилось, когда Читах гонялся за Уильямом по деревьям, пытаясь отобрать у него шляпу. Чем больше аплодисментов получали обезьяны, тем возбужденнее они становились. В конце концов они полностью выходили из повиновения и игнорировали мои призывы вернуть украденные вещи.

Шимпанзе легко различали, когда я изображала негодование, а когда действительно была рассержена. Обычно мне удавалось заполучить шляпу лишь после того, как неповиновение Уильяма и Читаха доводило меня до бешенства: только тогда они нехотя бросали вниз свою добычу. Но с каждым разом мои уговоры все меньше действовали на обезьян. Уильям и Читах поняли, что, оставаясь на дереве, вне пределов досягаемости, они могут спокойно выслушивать мои нравоучения. И теперь во время встреч с туристами стали действовать заодно, стремясь стащить как можно больше предметов и как можно быстрее спрятаться от меня на деревьях.