В походах и боях - Батов Павел Иванович - Страница 50

Работая после войны в архивах, я обнаружил документ, который многое мне объяснил: донесение 21-й армии о захвате пленных из 3-й мотодивизии и 16-й танковой дивизии немцев. Понятно, что это насторожило высшее начальство и, очевидно, послужило поводом для резкого указания Ставки в личный адрес командующего 65-й армией, которое приведу ниже. Фактически ни одна часть названных немецких дивизий не была снята с нашего участка боев. Вероятно, пленные немцы соврали. Таковы были обстоятельства, из которых следовало исходить, решая задачу наращивания темпа 20 ноября. Все более укреплялась мысль: создать свой подвижной отряд и послать его в направлении Верхне-Голубая - Акимовский к Дону. Эта мысль не давала мне покоя с того момента, когда мы задержались под Мело-Клетскпм и выяснилась сила сопротивления противника... Да, именно так: собрать все наши "тридцатьчетверки" и тяжелые танки, посадить большой отряд гвардейцев десантом на них и на автомашины и - вперед!

Вопрос в том, когда это можно сделать. Не так просто решиться на то, чтобы отобрать у наступающих дивизий танки поддержки пехоты, да еще при отставании артиллерии. Очевидно, за ночь надо подтянуть все, что возможно; затем завязывается бой за высоты-"двухсотки" (танки еще в рядах пехоты?), вводится для наращивания силы удара 252-я дивизия второго эшелона - и вот тут-то мы и возьмем танки и запустим их в тылы сиротинской группировки! У меня даже был на примете офицер, пригодный для руководства этим смелым делом, - резервный комдив полковник Георгий Иванович Анисимов. Я его знал по службе в мирное время, знал, что он окончил Академию Генштаба, и был приятно удивлен, когда он появился у нас в Озерках. Смелый, горячий, полковник как будто был создан для десантов или рейдов по тылам врага. Не так давно его дивизия участвовала в наступательных боях под Ерзовкой, у Волги, в трудных условиях, без серьезной огневой поддержки, продвинулась километра на полтора, понесла потери. Скорое на руку армейское начальство поспешило снять комдива, но Рокоссовский терпеть не мог несправедливого отношения к кадрам, восстановил Анисимова в должности, а так как дивизия ушла на переформирование, прислал полковника в 65-ю в качестве резервного офицера. Георгий Иванович жаждал проявить себя, поскольку все-таки была задета его командирская честь.

От мыслей оторвал полевой телефон. На проводе - начальник штаба фронта. Разговор начался на самых высоких тонах.

- Три-пять километров! Позор!.. Что прикажете в Ставку сообщать?..

- Позвольте, откуда такие цифры? Наш правый фланг продвинулся на восемь километров!..

- Ничего не знаю! Передо мной данные вашего Глебова.

Продолжать разговор в таком духе было невозможно. Наконец он закончен. В блиндаж вошел Горбин. Ему попало по первое число за недоработку штаба, хотя он, разумеется, меньше всего был в ней повинен.

- Солдаты кровь проливают, а вы...

Майор стоял навытяжку, низко нагнув голову, так как был высок и не умещался в блиндаже. Вид у него был крайне унылый.

- Обиделся?

- Майорам на генералов обижаться не положено, товарищ командующий.

- Вот это правильно... Поедем обедать... Весь день не евши.

В Дружилинском, километрах в двух от НП, ожидал Геннадий Бузинов. Он быстро раздул сапогом самовар, положил на свежестроганые доски стола несколько кусков пиленого сахара и нарезал ржаного хлеба.

Подвывая на подъеме моторами, приближались автомашины.

- Геннадий, останови, скажи, что мы здесь.

Вошли Глебов, Радецкий, за ними Лучко, Бабаскин и Липис.

Начальник штаба подозрительно долго очищал у порога сапоги от грязи, но злость моя прошла, и он отделался сравнительно дешево.

Пока еще нам не удалось достичь быстроты в обработке данных о себе и о противнике. Между прочим, мешала одноступенчатость управления при девяти стрелковых дивизиях. Жизнь подсказывала: нужно снова вводить корпуса.

Радецкий сказал мне, что он через Галаджева уладит дело с Малининым. Лучко доложил о готовности 252-й дивизии. Переправившись вечером через Дон, она теперь находилась у высоты 218, юго-западнее Ореховского. Люди рвутся в бой. Комдив Шехтман с начальником артгруппы поддержки выехал к командиру 27-й гвардейской ориентироваться на местности и уточнить ряд вопросов совместных действий. По данным разведки, румыны начали отвод сил на Платонов, Цимловский, создаются условия для быстрого броска вперед. Член Военного совета закончил доклад сообщением о пленных:

- Мы с Никитиным говорили с девятнадцатью румынскими солдатами. Они ошалели от нашего удара и сдались в плен в первой траншее. Все из штрафной роты. Утверждают, что большинство румын настроено против Гитлера. Запуганы. С одной стороны, нас боятся - офицеры наговорили им, что в плену их ожидают Сибирь и расстрел; с другой - боятся немецких пулеметов, установленных у них за спиной.

Филипп Павлович предложил отпустить этих пленных, утверждая, что они всю роту приведут.

Откровенно говоря, самым лучшим пропагандистом среди солдат врага, на мой взгляд, тогда была "катюша". У гвардейских минометных дивизионов такие аргументы, что спорить невозможно. Однако мы решили пойти и на меру, предложенную Лучко. Удалось!.. Все пленные вернулись и привели с собой еще 47 человек. Значение этого случая не следует преувеличивать. У нас преобладает взгляд, будто сателлиты фашистской Германии только и делали, что поднимали руки. К сожалению, они еще и сражались, и довольно стойко, хотя и не так, как немцы. Гитлеровским генералам (Манштейну, Дёрру и другим) выгодно валить все на своих нестойких союзников, чтобы смягчить позор своего поражения и своих просчетов; к тому же тут действует и чисто прусская спесь.

За первый день наступления войска 65-й армии, продвигаясь с тяжелыми боями, взяли в плен 123 человека. В течение следующих четырех дней эта цифра увеличилась до 500 (убито же более 7 тысяч вражеских солдат и офицеров). Таковы факты, говорящие сами за себя.

Доклады Бабаскина и Липиса подтвердили, что замысел относительно создания подвижной группы может быть осуществлен примерно во второй половине дня 20 ноября. Отправившись на НП, мы этот вопрос обдумали всесторонне. Установка начальнику штаба: спланировать механизированную группу из четырех батальонов; пехота на грузовиках следует за танками и десантом на танках; удар на Верхне-Голубую; предусмотреть артиллерийское обеспечение и поддержку с воздуха. Запуск осуществим после личной рекогносцировки командарма в Ореховском.

Исключительным старанием Ивана Семеновича Гдебова, а также Липиса, Бабаскина, Никитина и Лукьянова импровизированная мехгруппа была создана. Ее поддерживали бомбардировочная дивизия 16-й воздушной армии и реактивные дивизионы армейского подчинения.

Телефон! Глебов взял трубку:

- Это Меркулов...

- Что там у него стряслось?

Слушая доклад комдива, начальник штаба гневно пробормотал:

- Мальчишка!.. - Он бросил на Липиса взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

- ...Благодарю за информацию, полковник. Я доложу командарму. До свидания. - Положив трубку аппарата, Иван Семенович обратился ко мне. - Меркулов докладывал, что командир восемьсот седьмого полка Чеботаев просит отметить героизм начальника оперативного отдела штаба армии, лично возглавившего группу бойцов при атаке высоты двести два... - Тут начальник штаба не выдержал и, отбросив сдержанность, обрушился на своего первого помощника:

- Безобразие! Кто вам дал право самовольничать?

Липис стоял растерянный.

- Почему сами не доложили?.. Нет, так работать невозможно... Побежал немцев стрелять!..

Пришлось мне сказать начальнику штаба:

- Поучите на этом печальном примере весь коллектив штабных офицеров. На подполковника наложить взыскание за самовольство, но не за ненависть к врагу.

Минут через сорок, выйдя на воздух, я стал невольным свидетелем одного разговора. Темная ночь. Товарищей, стоявших в траншее, не видно, но голоса мне знакомы.