Спартанец - Манфреди Валерио Массимо - Страница 52

Пришло то время, когда я должен открыть тебе важные вещи. Мне известно, что в сражении при Платеях ты использовал лук. О нем я кое-что знаю. Я видел эмблему, вырезанную на нем: голова волка, царя Мессении. Человек, который учил тебя, был твоим дедом, старик Критолаос, который, конечно, рассказывал тебе о нем. О Критолаосе мне известно очень много. Я ведь командовал криптиями десять лет. Когда твой брат Бритос отправился в горы той ночью, со своей молосской гончей, я знал, что произошло. Также мне известно и о спартанском воине, который годами бродил в горах, в сером плаще, закрыв голову капюшоном…

— Мой отец? — Клейдемос вздрогнул.

— Да, твой отец. Послушай меня, ты носишь одно из самых знаменитых имен Спарты, в то же время ты наследник Критолаоса, вождя илотов. Однажды ты вернешься к ним и убедишь их поддержать мой план. Я же освобожусь от эфоров и старейшин, даже от царя Леотихида… В случае необходимости — с помощью царя Персии.

Ксеркс готов поддержать меня материальными средствами, которые производят должное впечатление, — уверенный в том, что когда-нибудь я стану его преданным сатрапом в Греции, превращенной в провинцию его необъятной империи. Этого никогда не будет; я разбил его армию при Платеях, и я разобью его снова. Но в данный момент мне нужны его деньги.

Ты должен знать, что у меня сильные друзья в других городах Греции, включая Афины. Сейчас я должен вернуться в Спарту, потому что эфоры что-то заподозрили. Я должен убедить их в своей верности. Но ты доставишь мое послание царю Персии. Ты передашь его хранителю императорского дворца в Келайнае во Фригии и останешься там до получения ответа царя. Затем ты вернешься в Византий. По моим подсчетам это произойдет в начале осени. А я уже буду снова здесь, на своем месте.

Клейдемос погрузился в размышления. Тому, что он услышал, было почти невозможно поверить. Понимая, что все, чего хочет добиться Павсаний, — правильно, он был совершенно потрясен. В таком мире он сможет сделать свободным народ, с которым он жил, начиная со своего рождения, не проливая крови и не отрицая имени Клеоменидов.

— Я поеду тогда, когда ты пожелаешь, — внезапно сказал он.

Павсаний проводил его до дверей. Он положил руку юноше на плечо.

— Мне бы хотелось узнать о тебе еще кое-что, — сказал он. — Кто такая Антинея?

— Антинея… — пробормотал Клейдемос, опуская голову. — Антинея была той, которую знал Талос.

И он удалился в звездную ночь.

Клейдемос осматривал богатый город Кизик, пройдя два моря, многолюдный Адрамиттий и Пергам, затем Эфес, порт которого кишел судами. Он совершил путешествие от величественного Меандра до Герополиса с его горячими источниками. Он видел Сарды, обширные и богатые, и полуразрушенный храм Великой Матери богов, испепеленный афинянами во время восстания ионян.

Лахгал сопровождал его в качестве переводчика с языка варваров, которые эскортировали их по определенным трактам, чтобы путешественники не стали жертвой грабителей, которых было множество в этих внутренних областях.

Азия была необъятна и прекрасна: невысокие холмы, плавно переходящие в зеленеющие равнины, покрытые фиолетовыми цветами чертополоха и красными маками, сок которых приносил забвение беспокойным душам людей. Когда солнце опускалось к горизонту, небеса загорались ярко-красными облаками, края которых были темно-фиолетовыми, растворяющимися в густой синеве неба.

Бесконечные отары виднелись повсюду, они направлялись к своим загонам, поднимая плотные облака пыли, которую можно было увидеть с большого расстояния. Шерсть ягнят и овец блестела, словно золото, их блеяние постепенно затихало в безмолвной равнине, когда последний луч солнечного света исчезал в одно мгновенье.

Затем небесный свод, такой невообразимо ясный, покрывался мириадами сверкающих звезд, а с земли поднимался монотонный стрекот сверчков, к которому присоединялся лай собак из отдельных домов.

Запах Азии был насыщенный и всепроникающий, — благоухание баптисии, настолько сильное, что одурманивало, и сухой, горьковатый запах полыни. Только резкий запах шалфея напоминал Клейдемосу о детстве, проведенном в горах.

По ночам они могли наблюдать, как молчаливые группы людей, лица которых были закрыты покрывалами, едут верхом на чудовищных животных с мордами, как у овец, и двумя огромными горбами на спине. Отвратительные твари, которые издавали грубый вой, когда вставали на колени, чтобы хозяева могли сесть на них.

По мере того, как шло время, и солнце описывало все более широкую дугу на небе, вся местность изменялась.

Желтый цвет и цвет охры перемешивались с темно-зеленым цветом везде, где протекали река или ручей, извиваясь на солнечной равнине. Жара становилась почти невыносимой.

По вечерам дул яростный ветер, создавая множество смерчей, танцующих по опаленной земле. Эти столбы пыли изгибались и крутились, метались и туда и сюда, затем исчезали, как призраки, среди осыпающихся скал.

Но и с наступлением ночи этот обжигающий ветер не успокаивался. Непрекращающийся свист продолжался часами, пригибая кусты амаранта к сухой траве, как гигантских пауков.

Когда же, наконец, он ослабевал, обширная высокогорная равнина наполнялась шорохами, сухим треском и шелестом.

В темноте иногда можно было увидеть, как блестели глаза шакалов, а их вой в скалах поднимался к красной луне, когда она медленно восходила между одиноких вершин. Ее бледные лучи освещали уродливый дикий фиговый кустарник и мясистую листву рожковых деревьев.

Здесь и там в отдалении можно было различить черные тени вулканов, дремлющих столетиями. Рассказывали, что Тифон, отец ветров, живет глубоко в их чреве, что из его ужасающей пасти испускается огненное дыхание, от которого чахнет трава и вянут цветы, а усталые тела путешественников лишаются последних сил.

Однажды, когда они приближались к месту своего назначения, Клейдемос увидел нечто удивительное, чего никогда не сможет забыть: могучий платан возвышался в середине песчаной равнины, такой огромный, подобного которому он не видел никогда за всю свою жизнь. Его белый гладкий ствол сразу же делился на четыре, каждый из которых был таких же размеров, как ствол крупного дерева.

Он подошел ближе, восхищаясь платаном, чтобы отдохнуть в его тени.

Его удивление возросло еще больше, когда он увидел вооруженного человека, стоящего под кроной огромного дерева.

Клейдемос хорошо знал это оружие и украшения: перед ним был один из Бессмертных, член личной охраны Великого царя!

На нем была богато украшенная верхняя одежда с разрезами по бокам, штаны, собранные на лодыжках, которые были сшиты из драгоценной ткани, украшенной розами, вытканными серебряной нитью.

Его густые, тщательно причесанные и надушенные локоны доходили до вьющейся черной бороды, обрамляющей оливковое лицо. Золотые серьги в виде колец красовались в ушах, цветной кожаный колчан свисал с плеча. Лук был украшен серебром, а в правой руке поблескивало копье.

— Приветствую, — сказал Клейдемос, а Лахгал переводил его слова. — Я Клейдемос из Спарты и остановился, чтобы отдохнуть в тени этого дерева. Ты также путешественник, благородный господин? Не вижу твоих слуг или спутников.

Воин улыбнулся, обнажая белые зубы под усами, черными как смоль.

— Нет, — ответил он на своем языке, — я не путешествую. Я нахожусь здесь по приказу моего царя, Ксеркса, царя царей, света Азии, возлюбленного сына Ахура Мазды. Возвращаясь из Яуна и проходя через эти засушливые земли, он нашел убежище в тени этого дерева, величие и красота которого очаровали его. Он приказал, чтобы один из Бессмертных его охраны постоянно следил, чтобы никогда и никто не причинил бы никакого вреда этому платану.

Клейдемос удивился, когда Лахгал перевел слова персидского солдата.

— Ты хочешь сказать, что человек из охраны царя постоянно находится здесь, только чтобы охранять дерево?

— Правильно, — ответил Лахгал.

Они задержались там еще на некоторое время, попили воды из ручья, протекавшего рядом с деревом.