Чижик – пыжик - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 18

— Я подумаю, — ответил я, глядя на его болячку.

Она зашевелилась, как бы материализуя слова Геращенко:

— Давай. Но пока будешь думать, к тебе будут обращаться на «вы»: вы-ебу, вы-хуярю, вы-пизжу, вы-сру. Догоняешь?

«Пизди-пизди, приятно слушать!» — произнес я про себя.

— Сам ко мне придешь. Они заставят, — прокаркал мусор на прощанье.

Ну, что ж, нас ебут, а мы крепчаем.

По пути из карантина в свой барак я был перехвачен шныренком с голубыми глазами такой бестолковости, на какую способен только этот цвет.

— Как тебя зовут?

— Меня не зовут, сам прихожу, — ответил я.

Он улыбнулся и спросил по-другому:

— Ты Студент?

— Может быть.

— Пойдем со мной.

— Куда?

— Сказали привести, — уклончиво ответил он.

Что ж, лучше сразу, чем ждать и угадывать, с какой стороны нападут.

Их было человек десять. Сидели на корточках и курили в умывальной комнате, в которой вдоль одной стены под длинным зеркалом висели пять белых металлических умывальников. Присутствовали и оба моих знакомых. Сидели они слева от паренька моих лет с мордой, сплошь покрытой шрамами. Как я узнал позже, почти все были оставлены бутылкой, разбитой в драке о его башку.

— Вот он, Яра, — доложил ему шныренок и сразу закрыл дверь с обратной стороны.

Яра посмотрел на конопатого и узколобого. Те кивнули, подтверждая, что я именно тот человек, которого они хотели видеть.

— Так ты Студент? — спросил Яра с ленцой, как будто делал мне большое одолжение.

— Когда-то был.

— Какая разница! — возмутился он.

— Большая разница: один ебёт, а другой дразнится, — объяснил я.

— И на кого учился? Не на мусора?

За суку держите, падлюки?! Я в рот ебу такие штуки!

— Возьми у отрядного дело и почитай, — ответил я…

— От тебя хочу услышать, — доебался он, как пьяный до радио.

— А мне по облому отвечать, — сказал я, чтобы завести их побыстрее. Ребята не прошли спортивную школу, не умели бить просто так, раскачка нужна была.

— Я смотрю, ты борзый! — произнес Яра, поднимаясь с корточек.

И вся шобла-ебла встала.

— Не такой сыкун, как ты, толпой на одного не нападаю, — попробовал я расколоть их. — Если ты не баба, давай один на один.

— Был бы ты пацаном, я бы с тобой один на один толковал, — сумел выкрутиться Яра.

— Ладно, я разрешаю тебе этих двух шестерок, — кивнул я на узколобого и конопатого, — в помощники взять. Я с удовольствием еще раз набью им ебальники.

Яра, а следом за ним и остальные, двинулся на меня.

Я кинул в него постельные принадлежности, которые держал в руках, и локтями разрядил обстановку слева и справа от себя. Из пизды торчат копыта — утонули два джигита. Я так легко вырубил их, что слишком понадеялся на себя и отошел от двери, которая прикрывала спину. То, что их было много, меня не пугало. Одновременно нападать могут лишь трое. Придется выдать несколько раз по три порции — всего-то дел. Но ребята оказались крепкие. Техники им не хватало, зато опыта — через край, а он в драке играет не последнюю роль. Еще я не учел, что будут бить не только кулаками, и когда получил сзади по бестолковке шваброй, не сразу понял, что это. На мгновение у меня в глазах выключился свет. Этого хватило, чтобы пропустил с пяток ударов. Я ушел в глухую защиту и принялся уклоняться, работая на интуиции. Когда изображение вернулось на экран, очень расплывчатое, и я врезал в подвернувшееся хайло, раздался грозный крик:

— Прекратить!

Не скажу, что я не обрадовался появлению отрядного. Я даже попробовал улыбнуться расквашенными губами.

— Из-за чего били? — спросил он меня.

И опять я не дал шее согнуться.

— Они — меня?! А может, я их?

Геращенко охуел от такой борзости. Он посмотрел на Яру, желая услышать опровержение моих слов.

Но тот подтвердил, вытирая кровь из свернутого мною носа:

— Мы его не трогали, сам напал.

— Из-за чего? — спросил отрядный, скорее всего, по инерции.

Все он отлично знал. Подозреваю, что голубоглазый шныренок отсюда сразу побежал к нему. И понимал, что без моей помощи наехать на пацанов он не может.

— Ни с хуя, — ответил Яра.

— Мне его рожа не понравилась, — сообщил я.

Отрядному пришлось принять эту версию.

— Пять суток, — впаял он мне.

Не каждому удается начать пребывание на зоне с шизо. Я не обижался на хитровыебанного хохла. Он давал мне время на обдумывание. Что меня ждет на зоне — я уже знал, а как избежать всего этого — он объяснил. Действительно, на одних кулаках долго не продержишься. Дождутся, когда засну, и забьют. Или пику в спину воткнут, и не узнаешь, кто. Надо было что-то придумать. Голод способствовал лучшей работе извилин. В карцере день дают полпайки, день — хлеб и воду. Ешь вода, пей вода, срать не будешь никогда. Подъем в шесть. Пристегнул шконку к стене, чтобы ни лечь, ни сесть не на что было, и забегал по цементной клетке в пять квадратов. Можешь посидеть на цементном полу, если геморроя в жизни не хватает, можешь на корточках — любимая поза зеков. Шестнадцать часов валяем дурака — с колокольни хуем машем, разгоняем облака. Отбой в десять. Сон при включенном свете.

Почти все шестнадцать часов я тренировался. До исступления. На удивление попкарям, которым мало было глазка, открывали кормушку, чтобы получше разглядеть. Делал я это без задней мысли, убивая время, а оказалось — готовил почву. Попкари сообщили отрядному о моих тренировках, тот — своим помощникам, а они раззвонили среди пацанов, что Студент готовится, кое-кого выебет и высушит. Яра и его кенты мастерили заточки. Я их понимаю: ждать мести — тягостное занятие.

Выйдя из шизо, я заметил того самого бестолковоглазого шныренка. Поставили на стреме. Он увидел меня и торопливо зашагал к бараку.

— Эй, малый, сюда! — приказал я.

Он делал вид, что не слышит.

— Малый, хуже будет!

Он остановился. Значит, меня боится больше, чем Яру, — хороший признак.

— Где они?

— В каптерке.

— Сколько их?

— Трое. Остальные ждут… меня.

— Пусть ждут, пойдешь со мной.

В каптерке играли за столом в склеенные из газет карты Яра, Боксер (действительно когда-то занимался боксом, но не долго) и Чиля, который просто любил драться. Он и продержался дольше всех. Добивать я их не стал, сел за стол, ожидая, когда очухаются.

Первым оклемался Чиля. Смотрел он на меня с восхищением. Потом он признается мне, что давно уже его не вырубали так быстро. Не меньше уважения было во взглядах Яры и Боксера. Все-таки пацаны — это пацаны, для них кулаки — самое главное.

— Ну, что — потолкуем спокойно? — предложил я. — Присаживайтесь.

Яра и Боксер сели напротив, а Чиля продолжал стоять, потому что четвертая табуретка была с моей стороны стола.

— Что будем делать: мириться или и дальше воевать на радость мусорам? Им на руку, когда блатные дерутся.

При слове блатные все трое посмотрели на меня, Яра даже оставил в покое нос, с которого вытирал кровь тыльной стороной ладони. Если я сейчас не докажу, что такой же блатной, как они, придется идти на поклон к отрядному. Не могли они отдать власть в отряде фраеру, студенту-интеллигенту.

— Есть кто-нибудь из Жлобограда?

— Ну, я, — ответил Чиля.

— А где жил?

Он назвал Нахаловку.

— Что-то я не встречал тебя там.

— И я тебя, — произнес он.

— Вэку знаешь?

— Скажешь! — подтвердил Чиля. — Он год назад — прошлым летом, да? — поднялся от нас на взросляк. Вот бы кто с тобой помахался!

— Мы с ним махались. На тренировках. А на улице напару били других.

— Я на Нахаловке всех знаю, — упрямо повторил Чиля.

— Разве я говорю, что жил там?! Я на Нахоловку в гости ходил. К Вэке, к Таньке Беззубой…

И тут на лбу Чили собралось столько морщин, сколько его мозгам не хватает извилин. Помучил он лоб и выдал с сомнением:

— А ты не Чижик-пыжик?

— Ну, наконец-то!

Он шлепнул себя по лбу ладонью, видимо, чтобы разровнять морщины: