Соль земли - Марков Георгий Мокеевич - Страница 76

Максиму не пришлось уговаривать ни директора архива, ни директора музея. Тому и другому было известно, что в Улуюльской тайге инженером Краюхиным обнаружены ценные находки, требующие специального изучения историками и археологами. Директор архива согласился предоставить Софье двухмесячную научную командировку, а директор краеведческого музея принял за счёт своего учреждения часть расходов по этой поездке.

– Ну вот, всё согласовано и увязано, – входя в кабинет и встретив напряжённый взгляд Софьи, с улыбкой сказал Максим.

Софье ещё не верилось, что вопрос, о котором она так долго и мучительно думала, решён. Она порывисто поднялась.

– Значит, осложнений не будет? – В голосе её звучало сомнение.

– Можете ехать хоть завтра.

– Я вам очень благодарна, – подавая руку Максиму, горячо сказала Софья.

– Счастливого полёта! Встретите мою жену и сестру – поклон им.

– Непременно! – сияя от счастья, воскликнула Софья.

Глава семнадцатая

1

Случилось то, чего больше всего опасался Водомеров. На пленуме райкома, членом которого он был избран, обсуждался вопрос об улучшении идеологической работы. Ни докладчик, ни выступающие в прениях ни слова не сказали о научно-исследовательском институте. "Нас пока не задевают!" – не без удовольствия отметил про себя Водомеров. Как большинство руководителей учреждений и предприятий, он ревниво относился ко всему, что говорилось об институте и институтской парторганизации. Очевидно, это качество, которое он никогда не скрывал, позволяло людям, стоящим в общественном и должностном отношениях выше него, говорить о нём: "Болеет Водомеров за дело".

Но когда список желающих выступить на пленуме был, как говорят, исчерпан, слова попросил Петрунчиков. Услышав эту фамилию, Водомеров настороженно поднял голову. Доцент Петрунчиков был примечательной личностью в городе. Очень маленького роста, щуплый и вёрткий, как подросток, он носил большие роговые очки и завивал в парикмахерской густые светлые волосы. Петрунчиков отличался тем, что всегда всё знал. Он мог рассказать анекдот о международной встрече дипломатов, воспроизвести острый разговор, якобы состоявшийся в обкоме, сообщить непременно в тоне "между нами" о тех или иных ожидающихся перестановках в руководящих органах города и области. Его любопытство простиралось, так сказать, и в сферу личной жизни и поведения окружающих его лиц. Он знал, кому и сколько платит алиментов директор филармонии, за кого собирается выйти замуж певица из оперного театра, на сколько лет уменьшает свой возраст местная поэтесса. Петрунчиков обо всём говорил с юмором, с улыбкой, и многие воспринимали это как признак жизнелюбия, оптимизма, как выражение того, что ничто человеческое ему не чуждо.

Но Водомеров, многие годы общавшийся с самыми разнообразными людьми, был стреляный воробей, и кажущийся оптимизм Петрунчикова не мог обмануть его. К тому же не раз он слышал от других, что Петрунчиков не чист душой. В городе поговаривали, что доцент пописывает в обком и ЦК анонимные письма с кляузами, поддерживает и разносит сплетни, осторожненько ссылаясь на какого-то мифического "одного научного работника", ловит всякого рода "сенсации" и, порой выказывая свою бдительность и используя то, что называется "ситуацией", выступает с обличительными речами.

Чутьё не обмануло Водомерова. С первых же фраз речи Петрунчикова он понял, что "всезнающий доцент" будет говорить о научно-исследовательском институте.

– Уважаемые товарищи! – несколько патетически начал Петрунчиков. – Мы живём в пору, когда коммунизм, его зримые черты всё больше и больше обретают вещественное и материальное выражение. Прошло лишь два-три года с тех пор, как отшумела война, а взгляните вокруг, сколько чудес натворил в мирной обстановке советский народ. Но было бы непростительной ошибкой упрощать сложный процесс коммунистического строительства. Ведь мы должны строить не только новые города, заводы и сёла – мы должны строить новые души, а это самое сложное.

Петрунчиков поднял худощавое, бледное лицо и остановил свой бегающий взгляд на Водомерове. "Сейчас начнёт говорить о Бенедиктине", – ощущая сильное сердцебиение, подумал Водомеров.

– В свете этого положения, – понизив голос и с угрожающей ноткой продолжал Петрунчиков, – мне странным кажется то, что ни докладчик, ни выступающие в прениях совершенно не коснулись таких вопросов, как морально-этические вопросы. А всё ли у нас на этом участке в порядке? Нет, не всё! Весь город сейчас говорит о тех событиях, которые недавно произошли в научно-исследовательском институте. Почему же товарищ Водомеров отмалчивается здесь? Или не хочет выносить сор из избы?

– В чём дело? Говорите яснее! Что вы загадками занимаетесь? – послышались из зала нетерпеливые голоса.

– Я прошу минуту внимания! – возвысил голос Петрунчиков. – Я доложу пленуму всё, что было здесь недосказано.

Зал мгновенно затих, и Петрунчиков при всеобщем повышенном интересе с увлечением опытного оратора рассказал о статье Бенедиктина в "Записках", о протесте Марины Строговой и, наконец, о её разводе с мужем.

Петрунчиков пока ничего не преувеличивал и не перевирал, и Водомеров, слушая его, с удивлением думал: "Откуда всё это ему известно? Неужели в аппарате у меня завелись сплетники?"

В конце своей речи Петрунчиков поставил в категорической форме ряд вопросов перед райкомом, чем особенно взвинтил Водомерова. Наблюдая за лицами слушающих, Водомеров видел, что, если он сейчас же не выступит и какими-то решительными доводами не опровергнет Петрунчикова, бенедиктинская история войдёт в доклады партийных комитетов на конференциях, и тогда поневоле придётся выступать и каяться. От Водомерова не ускользнуло то, что другие, может быть, и не заметили: инструктор обкома Пашкова, сидевшая в уголке зала, когда заговорил Петрунчиков, поспешно вытащила из портфеля блокнот и, пока он выступал, беспрерывно писала. "Для доклада секретарю обкома записывает", – отметил про себя Водомеров.

Выждав, когда в зале стихнут хлопки, вызванные эффектной речью Петрунчикова, Водомеров поднял руку и громко сказал:

– Николай Михайлович, прошу три минуты для справки.

Секретарь райкома, глядя в зал, спросил:

– Есть ли желающие выступить в прениях? Нет? В таком случае предоставляю слово товарищу Водомерову для справки.

Водомеров поднялся и, преодолевая волнение и негодование к Петрунчикову и в то же время какую-то непривычную робость перед широким собранием, спокойными, уверенными шагами вышел на трибуну.

– Товарищи! Выступление Петрунчикова могло бы принести пользу, если бы оно опиралось на действительные факты. Но товарищ Петрунчиков думал не о фактах, а о том, как похлеще преподнести пленуму сплетни… Да, сплетни… – Он говорил спокойно, понимая, что, если он начнёт нервничать, цель его не будет достигнута.

После первой же минуты Водомеров понял, что он близок к цели. В зале стало шумно: участники пленума переговаривались, переглядывались, многие, не скрывая своего нерасположения, посматривали на Петрунчикова, сидевшего на стуле и сучившего своими коротенькими ножками по паркету. "Ага! Ты из этой табакерки не нюхаешь?" – с ожесточением подумал Водомеров, поглядывая на Петрунчикова.

– Я должен совершенно официально сообщить пленуму следующее: научный работник Строгова возглавляет экспедицию в Улуюлье. Завтра-послезавтра туда же выезжает её муж, младший научный сотрудник Бенедиктин, – твёрдо заключил Водомеров.

Теперь в зале стало совсем шумно. Водомеров взглянул на Петрунчикова и не увидел его: тот стал таким маленьким, что голова его скрывалась за спинкой впереди стоящего стула.

Но, проходя мимо Петрунчикова, Водомеров поймал его взгляд: он был холодный, ненавидящий. "Ну, нажил ещё одного смертельного врага", – подумал Водомеров, морщась от острого покалывания в области сердца.