Где живут счастливые? - Сухинина Наталия Евгеньевна - Страница 56

Так получилось, япоменяла работу. И уже много лет не видела Марину. Вдруг звонок от бывшихколлег:

Новость слышала?Маринка-то наша замуж вышла. Не знаю, за кого, не знаю, как живёт, а толькозамужем. Наконец-то.

Было радостно слышатьэто. Видимо, не чужим человеком осталась она в моём сердце, если так обрадоваламеня эта новость. Захотелось увидеть её, поздравить, посмотреть наконец-то в еёсчастливые глаза.

Была не была, решилась.Не отыскав её телефона, поехала наудачу. Застану дома - хорошо, нет - значит,не судьба.

...Старенькая мамаподслеповатыми глазами всматривалась в незваную гостью:

Вам Марину? Она захлебом вышла, проходите, сейчас придёт.

Потом вспомнила меня,виновато всплеснула руками, заплакала.

Да как живём? Как ижили, скорее бы Господь прибрал, не видеть бы всего этого.

Пришла Марина.Растерялась, не обрадовалась, увидев меня. Растерянность застыла на еёпостаревшем, осунувшемся лице. Изругала себя мысленно:

зачем пришла безприглашения, кому хорошо от моего сюрприза? Разве можно так - врываться в чужуюжизнь, путать планы, заставлять человека смущаться?

Неловко сунула ей в рукицветы, коробку с тортом. Чай пили на кухне. Марина то и дело вскакивала,уходила в большую комнату, через несколько минут возвращалась, плотно прикрываядверь. Вспомнили общих знакомых. Я спросила про Феодору:

В школе Феодора. Сейчасявится, увидишь, что это теперь за экземпляр.

Язык никак неповорачивался спросить про мужа. Но на вешалке в прихожей висел длинный черныйплащ, явно мужской. На балконной веревке болталась пара рубашек в клетку,мужские... Была - не была:

Ты, говорят, замужвышла?

Да, вышла, — Маринасказала это как-то вызывающе, - но мужа сейчас дома нет, он уехал... вкомандировку.

Поздравляю. Ты счастливатеперь, Марина?

Конечно, — тонвызывающий, почти высокомерный.

А я услышала,обрадовалась, дай, думаю, поеду, поздравлю, - мой тон был виноватым,извиняющимся.

Правильно сделала. Ярада тебя видеть. Пустые, неискренние слова. Мы хорошо чувствуем, когдафальшивят другие. А когда сами, наивно полагаем, что незаметно.

И тут в квартируворвалась Феодора. Свежим ветром, ураганом. Она очень повзрослела, за пять летиз цыпленка-задохлика выросла миленькая девушка-старшеклассница, с белокурымикудряшками, вздернутым носиком, пытливыми глазами. Мы вспомнили друг другалегко. Марина занервничала еще больше.

Иди, купи молока икартошки. У нас картошка закончилась.

Не пойду. Я картошку нелюблю, а молоко совсем не употребляю, вам надо, вы и покупайте.

Вот видишь, — взвизгнулаМарина. - Видишь?! А вечером она гулять пойдёт. По подъездам болтаться. Спарнями.

И пойду. И будуболтаться. А ты дома сиди со своим... идиотом.

Нет, мне надо былоуходить. Я становилась свидетельницей какой-то постылой сцены, и ещё немного -стала бы её участницей. Хотелось подойти к Феодоре и отвесить ей подзатыльник.

Феодора не унималась.Теперь она апеллировала ко мне:

Вы видели её суженого?Нет? Конечно, маманя сказала вам, что он в командировке? А бабушка какпартизан. Да он дома! Вот он, в той комнате, ему не велено выходить. Но выпосидите подольше, он выползет, в туалет захочет, выползет.

И тут дверь открылась.Из комнаты вышел человек. На костылях. Он осторожно переставлял ноги и виноватоулыбался:

Давайте знакомиться. Ятот самый идиот. Меня зовут Илья Николаевич.

Феодора ненавистноглянула в его сторону, хлопнула входной дверью.

Так вот оно что. Марина,капризная, вечно недовольная, унылая Марина вышла замуж за инвалида. Конечно,она стеснялась сказать мне об этом, вот и слукавила насчёт командировки. Она всегдабоялась жизни, обходила её стороной, всегда прогнозировала разные в немкатаклизмы и вдруг взяла на себя такую ответственность - сделала такой виг. Этобыл серьёзный поступок. Такой неожиданный и такой на неё непохожий. Как мало мызнаем друг друга, как мало мы друг друга понимаем.

Какая ты молодец,Марина! А дочка, она поймёт, молодые, они жестокие. Стерпится-слюбится.

Нет, у вас с Феодоройконфронтация серьёзная. Слушать не хочет о моём присутствии в коме Говоритматери: «Или я, или... твой идиот».

У него было хорошее,открытое лицо. Небольшая темная бород а, высокий лоб, глаза какие-тодоверчивые.

Я прошу Марину оставитьнас одних хота бы на недельку. Съездила бы куда-нибудь, в дом отдыха, например.Я попробую подобрать к ней ключик. Не хочет, - виновато улыбнулся он.

Мы долго сидели застолом. Позвали маму. Илья Николаевич рассказывал о невероятных случаях изсвоей адвокатской практики, мама то и дело подливала чай. И Марина успокоилась,сидела тихо, как-то пригорюнившись.

Не было только Феодоры,но так хотелось верить, что всё образуется, что забудутся обиды и попрёки иМарина обретёт, наконец, семейное счастье, покой, тихий, благополучный дом. Напрощание Илья Николаевич пожал мне руку:

-  Вы приходите почаще.Марине так не хватает общения. Крутится, как белка в колесе, я ведь, сами види»те, плохой помощник. А она, Марина — замечательная.

Мы вышли с Мариной наулицу, пошли в сторону метро.

-  Как всё хорошосложилось, - вырвалось у меня. - У тебя есть друг, твоя опора, поддержка.

Она остановилась вдруг,привычно опустив уголки губ:

-  Да, тебе хорошоговорить. А мне этот Илья уже в печёнках сидит. Думаешь, легко бесконечнослушать его шарканье по квартире. Домой идти не хочется. И Феодора бесится. Вотгде она сейчас?

Я не хотела слышать это.Но услышала. И слушала дальше:

-  Неужели ты серьёзнодумаешь, что у меня к нему любовь? Деваться некуда было. Где они, мои женихи?Разлетелись по свету. Болячки навалились. Врач и прописал: необходимапостоянная супружеская жизнь. Что мне, на панель идти? А тут случайно, наскамейке в сквере с Ильей познакомилась. Смекнула: вот он-то точно не изменит.Кому он, кроме меня, такой нужен? За это я спокойна, никакой СПИД мне негрозит. Ты же знаешь, я брезгливая. Вот и терплю его теперь. А он, какблаженный, думает, любовь у меня. И ты тоже подумала? Всё у меня плохо. Муждоброго слова не стоит, и дочка истеричка, и мама с причудами. Все на меняодну, а где взять силы?

Знакомые однообразныенотки плаксивого Марининого голоса. Сколько раз я слышала его по разнымповодам. И вот сейчас повод — её замужество, её давнее желание обрести семью,чтобы всё ладно, чтобы всё как у людей. И вот всё как у людей... А женщина,почему-то запретившая себе радоваться жизни, по какому-то, непонятно кемданному ей праву, отнимает эту способность у других. У старенькой мамы, которуюсогреть бы ей запоздало, отдать бы вековые долги, у дочки, которую с пелёноктерроризировала собственными неурядицами, дёргала, донимала жестокой своейлюбовью. И вот теперь ещё Илья. Человек, прибившийся к их дому в надежде натепло и любовь. Понимает ли он цену Марининой любви? Пожалуй. У негопроницательные и умные глаза. Наверное, оттого, что некуда теперь деться,делает он вид, что искренне верит в искреннее Маринино чувство.

Марина, Марина... Вотони, метастазы от твоего нездорового очага! Разошлись по всему организму твоейсемьи, которая могла быть благополучной, крепкой, дружной, но вместо семьистала жалкой горсткой людей, сбитых вместе, мучающих друг друга и себя. Ты,Марина, задала тон этой безрадостной жизни, на тебе вина, на тебе грех.Распорядиться доставшимся богатством, приумножить его, а не спустить с молотка,за это ведь с нас спросится. А было богатство, было. Была молодость, былоздоровье, было много и других добрых попутчиков. Ты же выбрала уныние, страхперед жизнью. Потому и опущены уголки твоих губ и нет силы и блеска впотускневших глазах. Как много может один человек! Как велик в нём потенциалгреховного. И как зависимы мы друг от друга...

— Хочешь, провожу тебядо кольцевой? — спросила Марина.

Не надо.

Маленький жетончик легконырнул в прорезь турникета. Теперь мы уже с разных сторон. Я здесь, Марина там.Постаревшая, осунувшаяся, злая, насупленная. По иронии судьбы она стояла подбольшим рекламным щитом с загорелой шикарной женщиной в шезлонге. Женщинабелозубо улыбалась и смотрела поверх Марины в какую-то ей одной ведомуюпрекрасную даль.