Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна - Страница 34

Данстейн слегка замялся. Не то чтобы он боялся вооружать внезапно приобретенного скальда, но все-таки… Тогда Снэколль, выступив вперед, решил направить его мысли в другое русло, но вновь не особенно преуспел — видимо, день для него был неудачным с раннего утра, когда Гвендолен грохнулась на крышу его кареты.

— Хочу напомнить, мой конунг, что нас ждут в Чертоге Провидения.

Данстейн поспешно стянул оба толстых золотых браслета, что выставлял напоказ на запястьях, и насильно всунул в них кисти Гвендолен. Чтобы они не соскользнули с рук, пришлось сдвинуть их до локтя. "Надо привязать, чтобы не потерялись, — мелькнуло в ее голове. — Золото может оказаться весьма кстати, мало ли что".

— Ты пойдешь со мной? Ты принесешь мне клятву верности?

— Я давно мечтала увидеть Чертог Провидения, — чуть нараспев произнесла Гвендолен, наклоняя голову набок. — Если так хочешь, конунг, я поклянусь тебе.

Чертог был великолепен. При всем своем предубеждении Гвендолен трудно было не поражаться тому, что люди способны сотворить такое. Тяжелые и вместе с тем изысканно ажурные своды, расходившиеся высоко над головой, своей безупречной конструкцией напоминали крылья. Подняв голову, Гвен восхищалась оттенками цветных стекол — это были не просто красный, зеленый или синий, каждый цвет нес в себе отдельное настроение и звучал, как музыка. Впрочем, люди Данстейна, умевшие по-настоящему восторгаться только своими кораблями, презрительно щурились. К тому же они брали пример со своего конунга, у которого при виде одетых в длинные хламиды слуг Провидения подбородок задирался кверху, а губы сами складывались для произнесения слова "женовидный" — похоже, самого оскорбительного, какое только приходило на ум настоящему вандерцу.

Воины Провидения, что высшие рангом, сидевшие в резных креслах, что стоящий у дверей караул, также с трудом держали на лицах положенное приветливое выражение. Вид застывшей за спиной Данстейна Гвендолен со скромно и изящно сложенными, но все-таки выставленными напоказ крыльями их неприятно поражал каждый раз, когда по долгу переговоров приходилось глядеть в сторону вандерского короля. Перед входом в зал Гвендолен хмуро попросила плащ. Данстейн сделал вид, что не расслышал. Посол Снэколль, гораздо более заинтересованный в дипломатичном соблюдении приличий, срочно раздобыл какой-то кусок ткани и накрыл ее плечи, но король через несколько мгновений сдернул ткань со словами: "Когда вернемся, я подарю тебе эбрийский бархат вместо этой тряпки". После чего разговор следовало считать завершенным.

Надо отдать Данстейну должное — он был исключительно прямолинеен и шел до конца что в жестокости, что в верности. Если бы у его скальда было три ноги или единственный глаз на затылке, он гордился бы им не меньше и считал это обязательной чертой внешности всех одаренных богами. Служба Провидения подобных варварских понятий не одобряла, но вместе с тем надеялась на выгодные торговые условия, поэтому никаких возражений по поводу присутствия Гвендолен высказано не было.

— Достославнейший король Вандера, воистину мы не понимаем причин вашего нежелания предоставить нам монополию на торговлю с вашим двором. В любом случае кратчайший торговый путь до Вандера пролегает через Круахан. Зачем создавать лишние трудности?

Уже почти час от имени шестерых генералов Провидения, на фоне резных черных кресел напоминавших статуи, говорил только один, сидящий вторым справа. Данстейн по причине то ли истинно королевского презрения, то ли неважной памяти на заморские имена, никак к нему не обращался, но Снэколль, иногда дополнявший отрывистую речь своего конунга цветистыми оборотами, именовал его "достойнейшим сьером Онкером".

— Если на острове стоит замок, и туда плавает только один паром, будь уверен, что паромщик богаче, чем король, к которому он возит гостей.

— Но паромщик может поделиться своими богатствами с королем за то, что тот часто приглашает гостей.

— Зачем королю подачки от перевозчика? — Данстейн вскинул голову, не обращая внимания на тянущего за плащ Снэколля. — Он всегда может потопить один паром и построить другой, свой собственный.

— Но если на том берегу у паромщика осталась родня, то королю не видать мирного плавания, — ровным голосом заметил Онкер, не поведя и бровью.

Разговор в таком духе велся уже часа два. Гвендолен не просто успела соскучиться — она постепенно впала в глубокую несвойственную ей тоску. Как она могла подумать, что сможет о чем-то узнать или что-то предпринять в Чертоге Провидения, где никто никогда не скажет ни одного неверного слова. Фигуры генералов в креслах не просто сохраняли одинаковую позу и выражение лица, казалось, что их губы шевелятся одновременно, повторяя слова Онкера. Тоска грызла Гвендолен еще сильнее, чем тупая боль в плече, так что она физически ощущала абсолютную безысходность. Все воображаемые ею во время полета картины вернулись снова, но если тогда они помогали ей пробиваться сквозь ветер, то теперь окончательно добивали, показывая, как издевается над ней судьба. Если бы у нее не оставался в запасе еще один день до вечера, она вытащила бы короткий меч, подаренный Данстейном, и, не раздумывая, бросилась бы на него.

— Однако королю следует помнить о том, что мы и так предлагаем крайне выгодные условия. В его стране нередко находят убежище те, кто бежит от справедливого гнева Провидения, — похоже, за то время, что Гвендолен ушла в себя, погрузившись в отчаяние, переговоры перестали топтаться на месте.

— Я ни от кого не закрываю границ Вандера, — по-прежнему заносчиво произнес Данстейн. — Если это смелые воины, им всегда найдется место в чьей-нибудь дружине.

— Все-таки, если мы действительно доверяем друг другу как истинные союзники и равноправные партнеры в концессии, Провидение настаивает на выдаче некоторых…

— Вы что, хотите, чтобы конунг Вандера ловил ваших разбойников? Если вы их один раз упустили, пеняйте на себя! Вы и так поставили достаточно условий!

— Почтенный собрат Онкер не совсем точно выразил нашу общую мысль, — неожиданно в разговор вступил сидящий крайним слева. — Разумеется, мы ни к чему не принуждаем своих союзников. Просто если эти люди вдруг случайно попадут вам в руки, мы уверены, что вы окажете нам любезность…

— Не надо считать, что если твоя задача решена, то достигнуты все цели Провидения, — Онкер подался вперед, равнодушие исчезло с его лица, и в тот же момент рассыпалось впечатление единства одинаковых фигур в креслах. Стало видно, что они все разного возраста, с разным разрезом и цветом глаз и разной крови. — Нас шестеро! Как глава Оберегающей ветви, я должен очищать Круахан от его врагов, что умышляют против Провидения и короны.

— Ну, раз они сбежали в Вандер, значит, очищение уже произошло, — вполголоса пробормотал второй говоривший. У него были темно-серые, казавшиеся почти черными, глаза и смуглое лицо с резкими чертами, и даже капюшон не мог скрыть больших залысин на высоком лбу.

— Вы всегда были беспощадно остроумны, даже к своим собратьям. И блистательно удачливы во всех своих планах, — заговорил третий. — Но это не дает вам права, Фредерик, принижать труды других собратьев.

Вначале Гвендолен показалось, будто ей померещилось то, что она больше всего хотела услышать. Потом лицу стало горячо, так сильно застучала кровь в висках. Моментально выпустив нить разговора, она громко зашептала стоящему рядом Снэколлю:

— Как зовут того смуглого, повтори еще раз.

— Это Фредерик Гнелль, глава Изучающей ветви, — отозвался тот без особой приязни. — Тебе-то это зачем?

Долгое время Гвендолен пожирала глазами лицо Гнелля, пытаясь ответить на вопрос, не напрасно ли Баллантайн к нему единственному обратился за помощью. Пока что она убедилась только в том, что из всех шестерых он очевидно самый незаурядный, но прочитать что-либо еще на отрешенном лице воина Провидения высшего ранга было невозможно. Очень худой — или убежденный аскет, или чем-то болен. Если у каждого генерала Провидения по два-три закрытых колодца в душе, то у него их может оказаться целая дюжина. Судя по пытливому блеску в глазах, самый умный или по крайней мере самый любознательный из присутствующих. Но больше ничего Гвендолен не могла сказать. Впрочем, нелепо думать, что человек из службы Провидения улыбнется обезоруживающей улыбкой, сразу располагая к себе.