Принцесса льда - Ярцева Евгения Сергеевна - Страница 27

– Почему? – возмутилась Маша.

– Потому что он прыгается с внутреннего ребра, а ты переходишь на наружное!

И точно, на последних тренировках Маша пару раз прокололась с этим ребром. Она занималась на льду не одна и была уверена, что Волков ничего не заметил. Как всегда, недооценила его зоркость…

– Я всего два раза ребро перепутала! Я случайно!

Но Сергей Васильевич был неумолим:– Вот начнешь прыгать стабильно с нужного ребра, доведешь прыжок до автоматизма – тогда и будем разговаривать!

Глава 23 Конец пельменям

Тем временем с мамой творилось нечто странное. Раньше она предпочитала в одежде стиль милитари и вдруг в течение недели купила себе два гламурных платья. Проколола уши, хотя всегда была противницей сережек. Все чаще пропускала свою варварскую утреннюю гимнастику. Раз-другой проспала на работу. Стала отращивать волосы. Иногда задумывалась, улыбалась непонятно чему, разговаривала сама с собой. А самое невероятное – купила здоровенную, чуть ли не метр на метр, книгу кулинарных рецептов и попыталась испечь пирог со сливами. Поминутно заглядывая в книгу и обсыпая страницы, столешницу и пол мукой, битый час воевала с тестом. Пирог снизу не пропекся, а сверху подгорел, но сам факт его приготовления свидетельствовал, что сквозь прежнюю жизнь исподволь прорастает новая, в которой есть место платьям, пирогам и беспричинной задумчивости.

Все объяснилось в конце октября. Выйдя из метро, Маша увидела, как мама разговаривает с кем-то возле газетного киоска. Собеседник, худощавый широкоплечий шатен, в кожанке, с волосами, собранными в хвост, горбоносый и голубоглазый, похожий на француза, держал ее руки в своих, а она смотрела на него с какой-то детской улыбкой. Тут она встретилась глазами с Машей и испуганно от него отпрянула. Маша притворилась, что не заметила ее испуга, и принялась с интересом рассматривать зеленый мусорный контейнер возле мини-маркета. Мама ее нагнала:

– Надо же, как мы с тобой одновременно вернулись… Зайдем в магазин, дома пельмени закончились.

– С кем это ты сейчас стояла? – спросила Маша, когда они заняли очередь в кассу.

– Коллега по работе, – ответила мама как ни в чем не бывало, но как будто запыхавшимся голосом.

– Очень симпатичный, – заметила Маша.

– Да? Не думала об этом, – равнодушно сказала мама.

– Он твой начальник или подчиненный?

– Не то и не другое, мы из разных отделов.

– А как его зовут?

– Александр.

– Он на одного рок-музыканта похож.

– Представь себе, он на электрогитаре умеет играть! И в шахматы. Недавно на корпоратив пришел гроссмейстер, родственник кого-то из дирекции, и Са… э-э-э… Александр – бабах! – поставил ему мат, тот и глазом не успел моргнуть. – Мама с воодушевлением начала пересказывать, как гроссмейстер рассматривал расположение фигур на доске, не в силах поверить, что продул партию, а потом «нервно курил в углу». Одернула себя: – Что-то меня понесло. Тебе это неинтересно…

– Почему же, очень интересно, – заверила Маша с лукавой улыбкой. Она чувствовала себя взрослее мамы, как будто они поменялись ролями. – Ты так здорово рассказываешь.

– Спасибо, – сказала мама, краснея, чего за ней раньше не водилось.

Они уже вышли из мини-маркета, и мама ни с того ни с сего развеселилась:

– Машк, а знаешь что? Давай в кино рванем! Сегодня четверг, новый фильм вышел, я хотела бы его посмотреть. Потом где-нибудь поужинаем. А?

– Давай, – удивилась и обрадовалась Маша.

– Тогда бегом! Домой заходить некогда, не то явимся к шапочному разбору – билетов не останется.

– А пельмени как? Они же растают…

Мама с досадой крутанула пакетом с пельменями.

– А ну их! – Она широко размахнулась и забросила упаковку в мусорный контейнер. – Надоели мне эти пельмени!

Глава 24 Первое интервью

Наступил ноябрь, и Маша отправилась в Нижний Новгород на этап Кубка России.

Группа московских фигуристов ехала на «Сапсане». В Нижний они прибыли под вечер и прямо с поезда пересели в специально заказанный автобус: городская администрация организовала для них небольшую автобусную экскурсию. Маша впервые в жизни была в другом городе, если не считать подмосковного Одинцова и Финляндии. Глядя в окно автобуса, она поражалась обилию двухэтажных деревянных домишек. Электрический свет за тесными окошками в резных наличниках выглядел чем-то чужеродным – таким домам больше подошли бы свечи, а то и лучины. Маша гадала, есть ли в домишках водопровод или жители ходят за водой к реке с ведрами на коромыслах.

Сыпал мелкий острый снег, дул ледяной ветер, и экскурсовод, добрая душа, всего дважды вытащила группу из автобуса. В первый раз предложила полюбоваться с парапета на бескрайнюю Волгу, которая здесь сливалась с Окой. Именно на этих берегах, поведала она, родилась песня «Эх, дубинушка, ухнем!» – ее распевали грузчики на бесчисленных пристанях. Во второй раз провела их мимо стен кремля, перечислив мимоходом их толщину, высоту и общую протяженность. Упомянула, что из тринадцати башен до наших дней сохранилось двенадцать и что во время Великой Отечественной войны на них стояли зенитки. Подвела группу к башне под именем Коромыслова и пересказала легенду о том, как возникло ее диковинное название. В шестнадцатом веке астраханские татары затемно подкрались к стенам города, намереваясь взять его в осаду. Первой их заметила нижегородская девушка – ранним утром она отправилась по воду. Недолго думая, она набросилась на татар с коромыслом и прикончила десятерых. Оставшиеся в живых призадумались, каковы же тут воины, если даже девицы так отважны, и потихоньку убрались восвояси.

Очередную легенду они выслушали уже в автобусе, который колесил по прибрежным улицам, нырял в низины и взбирался на «горы». Это были Дятловы холмы – на них и зародился город. У «птичьего» названия, сказала экскурсовод, есть несколько версий – выбирай любую. Раз – глина на речных обрывах красно-белая, с черными прожилками, под стать дятловой раскраске. Два – основателем Нижнего Новгорода, по преданию, был некий мордвин, у которого было восемнадцать жен и семьдесят детей; чтобы расселить всю эту ораву, он строил хижину за хижиной и с утра до ночи стучал топором, за что и заработал прозвище Дятел. По другому преданию, Дятел был чародеем и жил в горном ущелье возле устья Оки, а восемнадцать жен и семьдесят детей имел мордвин по имени Скворец; после смерти Дятла Скворец похоронил его на вершине одного из холмов и окрестил их Дятловыми. И, наконец, три: леса на берегу Оки в давние времена так и кишели дятлами. Сейчас ни дятлов, ни прибрежных лесов уже нет, зато по всей округе развелись лоси; а на гербе города красуется олень, хотя оленей в нижегородских лесах отродясь не водилось. Завершая «птичью и звериную» тему, экскурсовод заметила, что слово «чебурашка» родом из Нижнего Новгорода – так называли здесь куклу-неваляшку.

Экскурсовод попалась славная: не слишком напирала на детали архитектурных сооружений и исторические даты, про каждый закоулок знала что-то особенное и потчевала слушателей забавными фактами, как изюминками. Улица Ошарская когда-то была местом воровского промысла: на ней стояла куча трактиров, возле которых дежурили воры-карманники и «ошаривали» выходящих из дверей подвыпивших посетителей. Район Канавино получил название не из-за канав, а из-за фразы «Кума, вино!», которую выкрикивали, вваливаясь в трактир, любители выпить. А район Сормово – от слова «сором», то есть «срам»: пятьсот лет назад он служил резервацией для «соромных людей» – босяков, «таких бедных, что просто срам»!

Автобус проехал мимо памятника Минину и Пожарскому: уменьшенной копии того, что стоит на Красной площади. Оказалось, Козьма Минин, прежде чем стать народным героем, побывал в роли террориста. Он просил денег у нижегородской знати, чтобы вооружить ополчение – то самое, что спасло Москву, да и всю страну, от польской интервенции. Но нижегородцы оказались жадными и денег дать не пожелали. Тогда Минин велел «взять в залог» их жен и детей; тут уж купцам и боярам пришлось раскошелиться. А Афанасий Никитин на пути в Индию задержался в Нижнем Новгороде и прикупил здесь кое-каких товаров; именно они приглянулись индусам больше всех других.