Иезуит - Медзаботт Эрнест - Страница 34

— Извольте слушать. Кредиторы монсеньора, видя, что им ничего не уплачивается, и видя, что все деньги ваши растрачиваются на художественные произведения, просили у святого отца позволения начать опись этих вещей в этом самом помещении.

— Но Пий не дал этого позволения? — возразил, волнуясь, кардинал. — Он один из лучших моих друзей, мы с ним были с детства…

— Пий должен был позволить, ибо у него в числе просителей был кардинал де Медичи, который хочет, во что бы то ни стало присвоить себе художественные сокровища, которые ваше преосвященство отказались продать ему.

— Но это подлость! — возразил, чуть не плача, кардинал. — Воспользоваться моим несчастьем… чтобы…

— Монсеньор несправедлив, — заметил ему монах. — Страсть, которой пылает кардинал де Медичи, совершенно тождественна той, которая горит в сердце вашего преосвященства; а кто находится под влиянием такой страсти, тому трудно сопротивляться ей! Подумайте, монсеньор, ваша коллекция считается самой лучшей в Риме!

— Это правда, — ответил кардинал с наивной гордостью. — Страшно подумать, что вся коллекция разбредется по свету, разрознится, попадет, Бог знает в чьи руки.

— Но, без сомнения, кардинал де Медичи приобретет всю коллекцию, — сказал монах, желая утешить его, но вместо того растравляя больше его рану.

Действительно, с Санта Северина произошла перемена, когда он услыхал эти слова, и скорбь его перешла в ярость.

— Это он! — кричал кардинал, — он виновник моего разорения и он хочет извлечь из него пользу!.. Мои мраморы… мои картины… пойдут услаждать глаза того, кто столько шпионил за ними и кто не постыдился прибегнуть к подлости, чтобы только получить их! Нет, я скорее сожгу все…

— Ах, монсеньор, вы не заботитесь о будущности, которая вас ожидает? Вы помните, что каждый скандал отдаляет вас от папской тиары?

— Тиара! — воскликнул кардинал. — В самом деле, перспектива тиары стоит, чтобы ее лелеял тот, кто не уверен, что будет завтра спать под своей кровлей!

— Монсеньор, — продолжал отец Еузебио торжественно, — я уже сказал вам, что пришел сюда как спаситель. Выслушайте меня. Ваши долги доходят до двухсот тысяч скуди, сумма слишком большая, чтобы частное лицо могло уплатить ее…

— Это правда, конечно, — прошептал кардинал.

— Теперь, вот что мне поручили предложить вам. Ваши долги будут все уплачены, и сейчас лицо, уполномоченное моими господами, купило все ваши долговые обязательства и держит их для вашего распоряжения. Кроме того, мои господа обязываются предложить вам ежегодную субсидию в десять тысяч скуди и выделить вам богатое аббатство, которое даст возможность удовлетворить ваше благородный художественный вкус.

— Но кто эти господа? — прервал кардинал, думая, что все это ему снится. — И кто же вы, который недавно просил у меня пятьсот скуди за распятие, а теперь…

— А теперь я осмеливаюсь предлагать миллионы! Вы это хотите сказать?

Кардинал утвердительно кивнул головой.

— Я сам по себе ничего не значу, — продолжал монах, — я уполномоченный монастыря Святой Мадонны из Пилара! Я бедняк. Но для вас, монсеньор, я представитель самого властного общества, которое только существует, для которого ни деньги, ни время, ни человеческая жизнь нипочем, потому что оно имеет свое начало на небесах и существовать будет вечно… Я представитель общества Иисуса, монсеньор.

Кардинал даже привскочил от удивления. Действительно, в Риме имели очень ограниченное понятие об этом обществе. Основанное полвека назад, темное общество работало в основном для приобретения влияния во Франции и в Испании. Во Франции главным помощником оно имело принцев дома Лорена, которые намеревались изменить порядок наследования трона, то есть исключить дом Бурбонов и занять трон; но сами они не могли привести в исполнение свой замысел, а сделали это с помощью религиозной распри, став свирепыми защитниками католичества, духовенства и иезуитов.

В Испании главный представитель и деятель общества был сам король, Филипп II, ярый фанатик, для которого религия была предлогом и средством утверждения своей власти. Он был настоящим энтузиастом католического пробуждения, которое набрало силу в тот век и так широко распространилось в последующем, и общество Иисуса имело такие тесные связи с Эскуриалом, что в его правилах предписывалось генералу ордена обязательно быть подданным Испании.

Но в Риме, куда все слухи доходили слабым эхом, общество Иисуса казалось только одним из многих религиозных орденов, возникших в эти годы и имевших целью препятствовать реформе. Даже на иезуитов смотрели как на самых покорных и не вредных борьбе святого престола и имели твердую уверенность в их слепом повиновении папе. Поэтому не без причины кардинал Санта Северина удивился, услыша такое великолепное предложение от имени общества, почти совсем ему не известного.

— Общество Иисуса! — сказал он удивленно. — Разве оно получило от испанского короля сокровища Индии?

— Монсеньор, не теряйте времени в шутках над нами; мы весьма сильны, и я вам тотчас же дам доказательство.

Отец Еузебио вынул из кармана довольно большой сверток бумаг и сказал:

— Это, монсеньор, обязательства ваших долгов: общество дало приказание их скупить, и они скуплены. Теперь уполномоченный в Риме — ваш единственный кредитор; один он может присвоить себе ваши драгоценные коллекции и распоряжаться ими по своему усмотрению. Я думаю, этого доказательства нашей власти вам достаточно.

Кардинал онемел от изумления и ничего не ответил.

— Полно, монсеньор, — прибавил монах, — не вашей голове удивляться всему этому. Примите наши дары и будьте нашим; мы обеспечим вам богатую, счастливую жизнь, пока Пий будет жить, и возведем вас на папский трон при первой же вакансии. Ведь мы располагаем голосами испанских кардиналов, которые составляют здесь большинство. Кроме того, ваше личное достоинство и уважение, которое питает весь приход к вам, сделают выбор неминуемым.

— Чем же я буду обязан вам? — спросил грустно кардинал, видя, что ему придется покориться.

— Ваше преосвященство не будут заставлять делать то, что не приличествует званию кардинала, — сказал холодно монах.

— Но это все еще не ясно… не точно… я не знаю цели, намерения этого сильного общества, которое, как вы говорите, может избирать пап.

— Общество не хвастается, монсеньор; оно знает, что ваше преосвященство возлагает большие надежды на папскую тиару, и предлагает вам союз. Что же касается цели общества, то она весьма ясна: «Для наибольшей славы Бога». Так монсеньор соглашается?

— Соглашаюсь, — прошептал кардинал, наклоняя голову. — Я ваш… но если намерения ваши не чисты, то вы отдадите отчет Богу.

— Аминь! — сказал торжественно монах. — По распоряжению генерала ордена, имя которого я не имею права вам пока сообщить, я буду передавать вам вспомоществования общества и… его приказы.

При последних словах кардинал содрогнулся, но вскоре оправился и спросил:

— Что же мне теперь делать?

— Пока ничего, кроме того, что вы должны сжечь эти бумаги. Я уверен, монсеньор, что пламя от них будет для вас самым радостным огнем.

Сказав это, монах передал кардиналу его обязательства и, сделав глубокий поклон, удалился.

Кардинал взял эти несчастные листки, быстро подошел к камину, где горел большой огонь, и хотел их бросить в пламя, но удержался.

— Если я сожгу эти бумаги, — прошептал он, — я навеки буду продан этим людям… Не лучше ли потерять все и сохранить свободу? До сих пор горе, настигшее меня, не внушало мне угрызений совести, не отнимало сна; но теперь другое дело… Полно, священник Христа, будь храбр, покорись бедности и даже нищенству, но останься честным и чистым. Твои мучения не продолжатся долго… возвращу я эти обязательства иезуитам.

В эту минуту постучались, и вошел Сильвестр, очень веселый.

— Монсеньор, — сказал он, — двести скуди, которые передал мне от вашего имени преподобный отец, выходя от вас, совершили чудо. Надеюсь, приказание продать лошадей отменяется. Кучеру заплатили, и он остается у вас…