Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 14

14

«Потемкин»

Над дикой и песчаной шириною, Из влажных недр сырой и горькой мглы Приходит ветер с песней грозовою И голосят косматые валы. И броненосной тяжестью огромной, Гремя цепями якорей крутых, Он вышел в мрак, соленый и бездомный, В раскаты волн, в сиянье брызг ночных. Воспитанные в бурях и просторах, Матросской чести вытвердив урок, Вы знаете и нежной зыби шорох, И диких бурь крутящийся поток. Вы были крепки волею суровой И верой небывалою полны, И вот дыханием свободы новой Вы к жизни радостной возбуждены. И, кровью искупая кровь родную, Свободное приблизив торжество, Вы заповедь воздвигли роковую: «Один за всех и все за одного». И вы, матросы, видели воочию, Как черной кровью истекает враг, Как флаг Андреевский разорван в клочья И развевается кровавый флаг! В сиянье бомб, и в грохоте, и в громе, Сквозь пенье бомб и диких чаек крик Все ближе, все прекрасней и знакомей Чудесного освобожденья лик. Пусть берега окрестные в тумане, Пусть волны мечутся и голосят, Пусть в зарослях пустынных Березами Перед рассветом выстрелы гремят, Пусть пышет порт клубящимся пожаром, Мозолистой и грубою рукой Вы стройте в остервененье яром России новый броненосный строй. И, позабыв мучительные годы, Вы выплыли в широкие моря, И над огромным Кораблем Свободы Раскрыла крылья ясная заря! 1922

Россия

Тревогой древнею полна, Над городищами пустыми Копье простершая жена Воздвиглась в грохоте и дыме. Степной ковыль и дикий прах. Сияли росы. А в лесах Косматый вепрь и тур суровый Толкались меж кустов густых, И глотки клокотали их, Когда трещал пожар багровый. И ты носилась по лесам Охотницею необорной По топким кочкам и по мхам Сквозь строй стволов, сухой и черный. И там, где смоляная мгла Текла над волчьею тропой, — Отпущенная тетивой, Звенела легкая стрела. И после ловли и охот В страну, где солнечный восход Колышет тяжкое сиянье, Ты клалась, затаив дыханье… И вот, одежду изорвав, Из-за кустов и жестких трав Стерей ты видела разбеги, Где, вольным солнцем сожжены, Гоняли к рекам табуны Воинственные печенеги. О Русь, тебя ведет стезя До заповедного порога. Пусть страшно тешатся князья Междоусобною тревогой. Пусть цокает татарский кнут По ребрам и глазам огромным, Пусть будет гноищем бездомным В ночи последний твой приют! О страстотерпица, вперед, Тебя широкий ветр несет Сквозь холод утр, сквозь влагу ночи, Гремя и воя в пустоте. И к соколиной высоте Ты жадно подымаешь очи. И вот, как пение рогов, Клубясь промчался рой веков. Ты падала и восставала, Ты по дороге столбовой Бродила с нищенской клюкой Иль меч тяжелый подымала И шла на заповедный бой. Теперь ты перешла рубеж, — К былому нет возврата ныне. Ты гулкий кинула мятеж — Как гром — на царские твердыни. И в блеске молний роковом, На камнях и листве опалой, Ты дивной и ужасной встала На перекрестке мировом. И, покидая душный лог В туманах, за морем сердитым, Тебе, храпя, грозит копытом Британии единорог. О Русь, твой путь тернист и светел. Пусть галльский красноглазый петел Наскакивает на тебя, Ты видишь зорь огонь широкий И, вольность буйную любя, Идешь без страха в путь жестокий. 1922

Александру Блоку

От славословий ангельского сброда, Толпящегося за твоей спиной, О Петербург семнадцатого года, Ты косолапой двинулся стопой. И что тебе прохладный шелест крыл ни, Коль выстрелы мигают на углах, Коль дождь сечет, коль в ночь автомобили На петопырьпх мечутся крылах. Нам нужен мир! Простора мало, мало! И прямо к звездам, в посвист ветровой, Из копоти, из сумерек каналов Ты рыжею восходишь головой. Былые годы тяжко проскрипели, Как скарбом нагруженные возы, Засыпал снег цевницы и свирели, Но нет по ним в твоих глазах слезы. Была цыганская любовь, и сипни, В сусальных звездах, детский небосклон. Всё за спиной. Теперь слепящий иней, Мигающие выстрелы и стон, Кронштадтских пушек дальние раскаты. И ты проходишь в сумраке сыром, Покачивая головой кудлатой Над черным адвокатским сюртуком. И над водой у мертвого канала, Где кошки мрут и пляшут огоньки, Тебе цыганка пела и гадала По тонким линиям твоей руки. И нагадала: будет город снежный, Любовь сжигающая, как огонь, Путь и печаль… Но линией мятежной Рассечена широкая ладонь. Она сулит убийства и тревогу, Пожар и кровь и гибельный конец. Не потому ль на страшную дорогу Октябрьской ночью ты идешь, певец? Какие тени в подворотне темной Вослед тебе глядят в ночную тьму? С какою ненавистью неуемной Они мешают шагу твоему. О широта матросского простора! Там чайки и рыбачьи паруса, Там корифеем пушечным «Аврора» Выводит трехлинеек голоса. Еще дыханье! Выдох! Вспыхнет! Брызнет! Ночной огонь над мороком морей… И если смерть — она прекрасней жизни, Прославленней, чем тысяча смертей. 1922, 1933