Стихотворения и поэмы - Багрицкий Эдуард Георгиевич - Страница 35

35

Февраль («Гудела земля от мороза и вьюг…»)

Гудела земля от мороза и вьюг, Корявые сосны скрипели, По мерзлым окопам с востока на юг Косматые мчались метели… И шла кавалерия, сбруей звеня, В туман, без дороги, без счета… Скрипели обозы… Бранясь и стеня, Уныло топталась пехота… Походные фуры, где красным крестом Украшена ребер холстина… И мертвые… Мертвые… В поле пустом, Где свищет под ветром осина… Бессмысленно пули свистали во мгле, Бессмысленно смерть приходила… В морозном тумане, на мерзлой земле Народная таяла сила. А в городе грозном над охрою стен Свисало суконное небо… Окраины дрогли. Потемки и тлен — Без воздуха, крова и хлеба… А в черных окраинах выли гудки, И черные люди сходились… Но доступ к дворцам охраняли штыки, Казацкие кони бесились… А улицы черным народом шумят, Бушует народное пламя! Вперед без оглядки — ни шагу назад! Шагнешь — и свобода пред нами!.. С фабричных окраин, с фабричным гудком Шли толпы, покрытые сажей… К ним радостно полк выходил за полком, Покинув постылую стражу… Он плечи расправил, поднявшийся труд, Он вдаль посмотрел веселее… И красного знамени первый лоскут Над толпами вился и реял… На крышах еще не умолк пулемет, Поют полицейские пули… Ни шагу назад! Без оглядки вперед! Недаром мы в даль заглянули… А там погибает в окопе солдат, Руками винтовку сжимая… А там запевает над полем снаряд, Там пуля поет роковая… А в снежных метелях, встающих окрест, Метался от Дна к Бологому Еще не подписанный манифест, Еще не исправленный промах. Бунтуют фронты… Над землей снеговой Покой наступает суровый… Чтоб грянуло громче над сонной землей Владимира Ленина слово… 1926

С военных полей не уплыл туман

С военных полей не уплыл туман, Не смолк пересвист гранат… Поверженный помнит еще Седан Размеренный шаг солдат. А черный Париж запевает вновь, Предместье встает, встает, — И знамя, пылающее, как кровь, Возносит санкюлот… Кузнец и ремесленник! Грянул час, — Где молот и где станок?.. Коммуна зовет! Подымайтесь враз! К оружию! К оружию! И пламень глаз — Торжественен и жесток. Париж подымается, сед и сер, Чадит фонарей печаль… А там за фортами грозится Тьер, Там сталью гремит Версаль. В предместьях торопится барабан: «Вставайте! Скорей! Скорей!» И в кожаном фартуке Сент-Антуан Склонился у батарей. Нас мало. Нас мало. Кружится пыль… Предсмертный задушен стон. Удар… И еще… Боевой фитиль К запалу не донесен… Последним ударом громи врага, Нет ядер — так тесаком, Тесак поломался — так наугад, Зубами и кулаком. Расщеплен приклад, и разбит лафет, Зазубрились тесаки, По трупам проводит Галиффе Версальские полки… И выстрелов грохот не исчез: Он катится, как набат… Под стенами тихого Пер-Лашез Расстрелянные лежат. О старый Париж, ты суров и сер, Ты много таишь скорбен… И нам под ногами твоими, Тьер, Мерещится хруп от костей… Лежите, погибшие! Над землей Пустынный простор широк… Живите, живущие! Боевой Перед вами горит восток. Кузнец и ремесленник! Грянул час! Где молот и где станок? Коммуна зовет! Подымайтесь враз! К оружию! К оружию! И пламень глаз Пусть будет, как сталь, жесток! 1926

Лена

Он мрачен, тайгой порастающий край, Сухими ветрами повитый; Полярных лисиц утомительный лай Морозные будит граниты. Собачьи запряжки летят по снегам, Железные свищут полозья Под небом, припавшим к холодным горам, Сквозь хвою в стеклянном морозе. Здесь весны зеленой травой не цветут, Здесь тайные, смутные весны, Они по холодным дорогам идут Туда, где граниты и сосны. И Лена, покрытая тягостным льдом, Прихода их ждет неизменно, Чтоб, дрогнув, запеть над горючим песком, Чтоб вешнею двинуться Леной. Рабочие руки примерзли к кирке, Глаза покрываются мутью… Мороз еще крепок. На льдистой реке Пурга завывает и крутит. «В таежную тайну, В чащобу снегов Нас ночь погрузила сурово. Довольно! Средь этих морозных лесов Мы гибнем без хлеба и крова». У дикой реки, над песком золотым, Где бьет по медведю винтовка, Не северным светом — сияньем иным Пылает в ночи забастовка. «Товарищ! Над нами морозная ширь Мерцает в полночном тумане, За нами таежная встала Сибирь, За нами восторг и восстанье». Но ветры над Леной кружились в ночи, Кружились и выли по-волчьи, И в черных папахах пришли палачи, Пришли и прицелились молча. В лесистом краю, средь гранитных громад, Где берега гулки уступы, На льду голубом и на хвое лежат Сведенные судорогой трупы. Певучая кровь не прихлынет к щекам… И гулко над снежным покоем «Проклятье, проклятье, проклятье врагам», — Бормочет морозная хвоя. Но весны идут по медвежьим тропам, Качают столетние сосны, К проклятой реке, к ледяным берегам Приходят свободные весны. И мхом порастает прибрежный гранит, Клокочет широкая пена, И с новою силой летит и звенит Раздолье узнавшая Лена. 1926