Голубятня на желтой поляне (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 110

Без сомнения, лучше всех чердак варил у Маркони. И это – несмотря на юный возраст. Маркони существовал в этом мире всего двенадцать оборотов, которые планета де­лает вокруг здешнего Лау-ццоло. По местным понятиями —­ совсем немного. Если бы можно было сравнивать лю-дей с капельками, директор чердачного института оказался бы лишь чуть постарше Капа.

Кап уже знал, что полное имя директора института – Марк Афанасьевич Шило. А сокращённое – Марик. Но все звали Марика не иначе как Маркони, потому что такое же имя в давние времена носил известный учёный муж. Он был один из тех, кто придумал для планеты Земля способ электромагнитных переговоров. Марик Шило разбирался в электромагнитных делах не хуже того Маркони. А может, и получше, потому что времена теперь были другие: науч­ных знаний накопилась уйма.

Впрочем, нельзя сказать, что нынешний Маркони впи­тал в себя знания всех наук. Зато смелых идей у него рож­далось множество. А способы, как осуществлять эти идеи, он придумывал такие, что академики попадали бы в обмо­рок, если бы узнали. Но они про Маркони не знали. А он чаще всего не знал про них. И работал самостоятельно, на свой страх и риск. И порой помогало ему именно незнание. Судите сами. Если бы дошкольнику Марику было в своё время известно, что вечный двигатель невозможен, никогда бы он и не взялся за его строительство. Но Марик по ма­лолетству в законах механики не разбирался и соорудил нехитрый механизм из колеса от детского велосипеда, не­скольких шарикоподшипников и маятника. Не исключено, конечно, что этот двигатель не совсем вечный, но построен он был семь лет назад, а маятник плавно качается и колесо потихоньку вертится до сих пор…

Если бы наш Маркони, по примеру других учёных, ве­рил, что скорость света преодолеть нельзя, он, конечно, не придумал бы МПП-транслятор (МПП – мгновенный прокалыватель пространства). Но Маркони отмахнулся от фор­мул Эйнштейна, как от надоедливых замечаний классной руководительницы, и соорудил модель транслятора за две недели. Причем главная трудность была в том, чтобы до­стать хорошие, с очень гладкими стёклами зеркала… С по­мощью этой модели Маркони молниеносно переправил в открытый космос дневник второклассника Пеки Тонколука. Дело в том, что Пеке ужасно не хотелось показывать этот дневник своей тётушке. А на расстоянии ближе трёх пар­секов тётушка дневник всё равно отыскала бы…

Но нельзя сказать, что Маркони совсем не признавал научные законы и открытия. Наоборот. Он отлично разби­рался в радиотехнике, астрономии и во многих других об­ластях знаний. Кстати, Капу казалось даже, что многие проблемы Маркони понимает лучше, чем профессор Телега, у которого он, Кап, жил до того дня, когда приятель Мар­кони по имени Абрикос (иначе – Сеня Персиков) пересе­лил его сюда, в институт.

Кап ничего не имел против профессора Телеги. Даже наоборот, он к нему привязался. Профессор многому на­учил Капа и дал ему массу знаний про планету Земля и про всю здешнюю звёздную систему. Но одного Егор Ни­колаевич дать не мог – надежды, что Кап когда-нибудь возвратится домой. Он горестно разводил руками: “Увы, малыш, но наша цивилизация пока не достигла нужного уровня. И едва ли достигнет скоро…”

А с теми землянами, которые назывались “ребята”, бы­ло гораздо проще. Во-первых, Кап сам был “ребята” (на капельном языке – “лито-длиндо”). Во-вторых, насчёт воз­вращения домой Маркони сразу сказал: “Раз плюнуть”. И объяснил, что самое сложное – это определить точные ко­ординаты звёзды Лау-ццоло и той планеты, откуда явился Кап.

Кап координат не знал и виновато печалился.

Маркони решил:

– Тогда нужны звёздные карты нашего трёхмерного Космоса.

Эти карты Маркони и составлял до нынешнего дня. Он работал добросовестно и вдохновенно.

Ребята иногда переговаривались шёпотом:

– Пусть вкалывает. Может, забудет эту дуру…

– И что он в ней нашёл? Такая лошадь…

– Да ну, “лошадь”. Она красивая, ничего не скажешь.

– Но она же старуха! Семнадцатый год…

– Сердцу не прикажешь, – понимающе вздыхала кур­носая белобрысая девочка Варя.

О безнадёжной любви Маркони знали все. Даже Кап. Хотя понять полностью, что такое земная любовь, он ещё не мог. Здесь выявлялось противоречие: с одной стороны, это вроде бы радость, а с другой – страдание. В любви Маркони страдания было гораздо больше. Впрочем, была и польза. Душевную боль Маркони старался глушить неисто­вой работой, а это приближало возвращение Капа домой.

Клочковатые тёмные волосы Маркони стояли торчком. Круглые очки на остром носу сверкали и, кажется, даже раскалялись. Большой компьютер “Проныра” (собственной Маркониной конструкции) тоже раскалялся и несколько раз даже дымил. Потому что Маркони заставлял его тайными путями подключаться к магнитным архивам разных обсерваторий, а потом решать задачи по созданию пространственных межзвёздных структур.

Капу же был выделен маленький компьютер “Сверчок”. С его помощью Кап и беседовал с ребятами. Банку ставили в фокусе специальной вогнуто-решётчатой антенны. Кап садился на стеклянный край и старательно излучал мысли, которые буквами печатались на экране. Это сначала. Вско­ре же Маркони научил “Сверчок” произносить мысли Капа тонким кукольным голоском. И всем уже казалось, что это разговаривает сам Кап.

А речь собеседников Кап быстро научился воспринимать на слух.

Компания собеседников всегда была одна и та же. Во-первых, сам Маркони. Но его можно было назвать собесед­ником лишь с натяжкой. Чаще всего он молча сопел над своим гудящим и дымящим “Пронырой”. Потом – Сеня Абрикос, Матвей-с-гитарой, Варя Ромашкина и три второклассника – Пека, Андрюша и Олик. (Что такое “второ– классник”, было Капу уже понятно; он даже уточнил про себя, что правильнее называть их “третьеклассники”, ведь во втором-то они уже кончили учиться.)

Матвей-с-гитарой был старший, его все слушались (кроме Маркони, разумеется). Он был спокойный, рассудительиый и умел извлекать из гитарных струн такую вибрацию, которую можно назвать звуковой радугой. Варя тоже была сдержанным и рассудительным человеком. Второклассники – они все разные, но в общем-то одинаково непоседливые: то прибегут, то умчатся. Они вели свою беспокойную жизнь.

А Сеня Абрикос… Он был непонятный. То весёлый и любопытный, то вдруг сядет неподвижно и отключится, как перегруженный компьютер. И глаза странные. Словно он, Абрикос, вдруг оказался где-то далеко и потерялся так же, как маленький Кап…

Иногда к этой компании прибавлялся совсем юный представитель человечества – Никита Персиков, Сенин брат. От роду ему было– год и восемь месяцев. В ясли Никита не ходил, воспитывали его дома. Этим занималась ба­бушка. Но она уехала на неделю в деревню, и все воспи­тательные задачи перешли на эти дни к Сене. Родители-то на работе. Вот Сеня и таскал братца с собой.

Братец не был чересчур капризным, но по малолетству требовал постоянного внимания. Он всё время чего-нибудь хотел: “Х о чу пить… Х о чу на учки” (на ручки то есть; а тяжеленный ведь, потаскай такого!), “Хочу писать…” Хо­рошо ещё, если это “хочу” вовремя, а чаще бывало, когда уже штаны мокрые.

– Наказанье ты моё, – постанывал Сеня. Но сильно брата не ругал: что возьмешь с малыша? Хоть и бестолко­вый, а родной.

В “институте” Никите нравилось. То и дело он требо­вал:

– Х о чу гхушку… – игрушку то есть.

“Гхушек” было полным-полно. На полках и столах вся­кие приборы, блестящие штучки, катушки с проволокой, трансформаторы, конденсаторы, генераторы… Сеня, спросив предварительно Маркони, давал брату какую-нибудь без­опасную штучку, и тот на время притихал.

Но однажды Никита самостоятельно стянул с полки за­ряженный электролит. Этакую серебристую баночку с дву­мя штырьками. Все тихо беседовали, а Матвей звякал стру­нами и покачивал ступней в отвисшей босоножке. Никита с “гхушкой” подобрался к музыканту и коснулся штырька­ми его голой пятки. Матвей уронил гитару и с воплем взле­тел под крышу.