Владычица Рима - Мизина Тамара - Страница 36

– Валерий Цириний Гальба!

Он посмотрел на девочку пустыми глазами. Ее глаза были так же пусты и равнодушны.

– Ты свободен. Ступай.

Вздох пронесся по залу. Римляне, ничего не понимая, завертели головами.

– Как же так? – чуть не всхлипнула женщина, приценивавшаяся к нему. – Ведь тысяча денариев – хорошая цена! Ведь целое же состояние!

– Хорошая, – так же безразлично согласилась старшая Лиина.

– Богуд! – девочка махнула секретарю.

Тот развернул сверток ткани, встряхнул и накинул на плечи Валерия простой плащ, скрыв, таким образом, его наготу. Не дожидаясь, пока юноша как-то выразит свое отношение к происшедшему, Лиина повернулась и пошла на свое место за столом. Слуги опустили ткань, и полупрозрачная стена опять отделила женский стол от остального зала.

Сомкнувшееся перед его лицом полотнище что-то сдвинуло в мыслях Валерия. Он запахнул поплотнее плащ, повернулся и поплелся на свое прежнее место, разочаровав зрителей, ожидавших проявления самой горячей благодарности. Все такой же бесчувственный, он сел на скамью. Рубелий всунул ему в руки чашу с вином: «Пей». Валерий равнодушно осушил ее, словно там было не чистое вино, как принято у варваров, а простая вода. Октавиан попытался выбранить его:

– Как ты вел себя, невежа! Твоя госпожа избавляет тебя от наказания, дарит тебе свободу, а ты стоишь столбом и молчишь, как безъязыкий варвар! Или ты не понял, что свободен теперь?

– Понял, – отозвался Валерий. – Понял, – повторил он так же бесчувственно, – что я, в отличие от вас всех, действительно свободен, потому что здешние законы не знают, что такое отпущенник. Да, я теперь полноправный и свободный человек. Настолько полноправный, насколько им может быть чужеземец. А благодарность моя юной госпоже Лиине не нужна. Как и я сам.

– Но есть же старшая Лиина!

– Она отдала меня дочери и уже в силу этого никогда не вмешается в ее поступки. Единственный, кому нужна моя благодарность, – наш щедрый хозяин, царь Эвхинор, но его мне благодарить не за что.

– Ты рассуждаешь, как безумный.

– Ну и оставьте меня. Не мешайте мне думать.

– Думать? – Октавиан с досадой отвернулся.

– Думать? О чем? – Германик тряхнул его. – Все это шутки судьбы.

– Я думаю не о судьбе. Судьбу свою я теперь знаю. Я думаю о Лиине и Авесе. Не убеги я тогда, он бы меня обязательно прирезал, а не пообещай Лиина казнить меня, у меня не хватило бы решимости бежать.

– Чего? У тебя на самом деле с головой не в порядке?

– Нет, Германик, с головой все в порядке. Плохо с моими соплеменниками. Эй! – окликнул он проходящего мимо слугу с кувшином и подставляя чашу. – Вина!

– Ты хоть водой его разбавь!

Но Валерий на добрый совет Германика только огрызнулся:

– Отстань.

После третьей чаши он, казалось, захмелел, на лице его опять появилась улыбка, но молчал юноша недолго и скоро начал задирать соседа:

– Скажи, Германик, что ты будешь делать, если кто-нибудь пожелает, чтобы ты сейчас бился насмерть с Рубелием?

Германик встрепенулся, спросил, подозрительно глядя на Валерия:

– Кто пожелает?

– Ну, мало ли кто? Зефар, например, или Овазий.

– Ты пьян!

– Немного. Ну, так что ты будешь делать?

– Гальба!

– Я сказал что-то недостаточно пристойное, благородный Гай Лициний Октавиан? Но я только спросил. Посмотрите, греки опять пытаются подойти к старшей Лиине. Все-таки такая настойчивость на пиру – крайняя невоздержанность. Я слышал, будто Хрис умолял госпожу продать ему кого-то из знатных пленников…

– И что она?

– Прогнала. Пока. Пир ведь. Хрис обещал заплатить любую цену. Он этого пленника собирается за ноги подвесить и кожу заживо содрать.

Октавиан посмотрел Валерию в глаза – они были абсолютно трезвые.

– Валерий. Пойми, мы не могли поступить иначе. Они все равно взяли бы тебя по праву силы.

– Выставить меня за дверь, сговориться с Авесом… Отрубить голову безоружному посланцу – храбрости хватило, а на стене драться…

– Ты забыл, кто я! И кто ты! Не забывайся, Валерий Цириний Гальба!

Но юноша ничего не желал ни слушать, ни слышать. Он вскочил, и Рубелию с Германиком едва удалось удержать его за столом.

– Римлянина опьянила милость прекрасной Лиины или он выпил слишком много вина?

Стряхнув с плеч руки соплеменников, Валерий встал:

– Нет, Авес. Я достаточно трезв, чтобы положить тебя на лопатки. Так не развлечь ли нам благородного Эвхинора и его гостей честной борьбой? Или ты так же слаб в ней, как в латинских стихах?

Авесу, уже хорошо хлебнувшему вина, не надо было повторять вызов дважды. Если бы Урл не вцепился в плечо своему молодому другу, тот бы одним прыжком перескочил через стол. Удерживая юношу, воин успел воскликнуть:

– О, могущественный и великодушный повелитель наш, дозволь перед лицом твоим гостям твоим показать силу и ловкость свою!

Авес на мгновение замер, но, увидев, как благосклонно кивнул Эвхинор, тут же оказался в центре зала. Лицо юноши осветила очаровательная улыбка, придавшая его лицу что-то лисье. Улыбку дополнили негромко сказанные слова:

– Наконец-то я вышибу из тебя дух, красавчик.

Валерий вышел из-за стола, отбросил плащ, встал перед противником, играя мускулами:

– Осторожней, варвар. Смотри, как бы тебя еще раз не придавили.

Авес сорвал с себя и швырнул на каменный пол плащ, расстегнул пояс, стянул через голову богато вышитую рубаху. Сложен он был не хуже римлянина. Атласно-белая кожа обтягивала жесткие переплетенные нитями сухожилий мышцы и, хотя грудная клетка его была не столь широка, хрупким рядом с противником он не выглядел.

Услышав шорох, Валерий чуть повернул голову: слуги раздвигали переднюю стену шатра. И тут Авес бросился на него. Они сцепились, ломая друг друга. Валерий рассчитывал на свою опытность, на знание приемов борьбы, но Авес оказался достойным противником. Рывки его были непредсказуемы, быстры и очень сильны. Чуть поддавшись и дав римлянину сосредоточиться на одном усилии, он тут же молниеносно подсек его. Валерий извернулся всем телом, и они вместе полетели на пол. И опять Авес оказался быстрее – вывернулся наверх. Всей опытности Гальбы хватило лишь на то, чтобы не упасть разом на спину, а встать на борцовский мостик. Он отчаянно сопротивлялся, лишь бы не коснуться лопатками пола, рванулся изо всех сил и…

Теперь Авес не удержал сильное, гибкое тело римлянина. Валерий свободен. С полминуты они кружили, не решаясь сойтись. На этот раз первым в схватку бросился Валерий. Римлянину не хотелось верить, что несколько лет занятий ничего не стоят и что во всем, чему его обучили, не найдется приема, неизвестного варвару. Годами оттачиваемая техника борьбы и на этот раз пересилила ловкость и быстроту. Вторая схватка длилась несколько секунд. Оторвав противника от пола, Валерий далеко швырнул его от себя. Авес ударился спиной о плиты, да так и остался лежать.

Гальба огляделся, – все молча следили за ним. Точь-в-точь, как тогда, на дневной стоянке в лагере варваров, когда он обыгрывал в кости Воцеса.

Тишину нарушил слабый стон. Валерий оглянулся. Авес медленно приподнялся, сел, обхватил голову руками: «Крепко!». Валерий помог ему встать. Несколько вялых, поощрительных выкриков захлебнулись сами по себе, на середине.

И тут, неожиданно для всех, Авес вздернул вверх руку своего соперника и сказал громко и твердо:

– Слава первому! Слава победителю!

Вопль, последовавший за его словами, оглушил самих кричавших. Воины вскакивали со своих мест и громко славили ловкость и силу римлянина, мужество и справедливость Авеса.

Глядя на них, поднялись и царедворцы, и последними – римляне.

Когда крики начали стихать, Эвхинор поднял руку, требуя тишины.

Авес, не выпуская руки Валерия, потащил его к трону повелителя, первым преклонил колено, но, коснувшись камня, тут же выпрямился. Валерию осталось только повторить его движение. Сейчас римлянин был готов восхищаться варваром: его выдержкой, решительностью, самообладанием, быстротой мысли. Авес проиграл борьбу, но первый все равно он. За таким командиром воины пойдут куда угодно.