Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 28

28

На свадьбу девственницы

В сонме любви не заснула она; и рассвет, Глянув в глаза, незакрытые ночь напролет, На роговице приметил свое золотое вчера. Солнце взошло в это утро из лона ее Девственным чудом, заветнее рыб и хлебов, Молнией в плоть отозвавшись. Меж тем в Галилее В миг испещрили причал голубиные лапки. Солнце желанья погасло над морем постели. На новобрачную призрак рассвета упал Горной лавиной и золотом кости повил, Что заструились живым серебром, и украдкой Взял из-под ставен глазных золотые пожитки Мужу, ее причастившему жидким огнем, Ревность пустив по течению редкостной крови.

РОБЕРТ ГОВАРД{76} (1906–1936)

Киммерия

Я помню: За чернолесьем прячутся холмы. В подлобье неба вьются облака. В траве крадутся мутные ручьи. Ютится ветер в каменных щелях. До горизонта взгорбья громоздят Обросшие кустарником холмы. Заматерелый край. С крутой скалы Туманным взором видит человек Единственно холмы, за строем строй — Как близнецы в обвислых башлыках. Издревле помраченная земля, Обетованье снам и облакам. Разлапистые дремлют древеса И ветер в голых прутьях говорит. Больное солнце скупо на лучи И тени — куцы. Этот край зовут: Глубоководье Ночи — Киммерия. Я позабыл за долгие века Все имена, какими был реком. И лишь во сне я слышу свист стрелы И зверя рык. Но не забуду ввек Молчание нахмуренной земли, Напластованье тусклых облаков, Оцепененье вековечных чащ. Глубоководье Ночи — Киммерия.

АНТОНИНА КАЛИНИНА{77}

ХАНС КАРОССА{78} (1878–1956)

Дух и бабочка у реки

Изгнанник-дух, изгнанья краткий срок Влачу я там, где скважистый песок Река смывает, где, как бы иглою, Меня пронзает синей стрекозою, Где человечья песнь калечит тишь Лишь изредка, и где цветет камыш. Невидима предвечная душа, Лишь в видимом и мысля, и дыша. Вот кто меня творит из дуновенья; На новые ступени посвященья Она в грядущем возведет меня. И на ступени высшей от огня Зажгусь я снова, став сиянья частью, Для жизни новой в святости и счастье. Летучий бег часов благословен — Как скоро я земной покину плен! Я полон мощью светлой, горделиво Взмываю над водой… Но кто здесь? Ива Седая изжелта, вдруг осветилась… То пара крыл лазоревых раскрылась, В узоре злата, в переплете алом, Мерцает переливчатым опалом, Как бы восторга движима волной, Бесшумно вновь смыкаясь над корой. Здесь бабочка! Обласканная светом, Ты мне сродни! И дышит спелым летом Крылом твоим волнуемый эфир, Ты воздух пьешь, и мирен этот пир. Но тише! Очарованный узор Привлек врага береговой дозор: Нагих детей, плескавшихся всё время На мелководье. Радо злое племя Игрушке яркой. Тут же заклинанье Творю, незрим; легко мое дыханье Смыкает крылья бабочки — и вот Сухой коре подобен их испод. Тотчас забыв погоню за тобой, Один отвлекся, а за ним другой — Под ветлами рассеянно блуждают И в камышах ракушки собирают. Позволь взглянуть! С изнанки одноцветной Крыло пестрит узор едва заметный, Златых письмен так строго сочетанье, Друг к другу так стремятся начертанья, Как бы песок скользит по хрусталю Вглубь чаши. Что за диво! Я ловлю Внезапный блеск — и стали внятны знаки, Мне ясно прежде бывшее во мраке: Вода, огонь, твердь, воздух, суть моя. О боль! Куда теперь отправлюсь я? Мне жуток выбор и неволя знанья, Я более не дух. В кольце сиянья Зрю отблески иного бытия; Дрожит земля, и кровь кипит моя. Не улетай же, золотистый бражник! Постой, постой, волшебной книги стражник… Но ни мольбой, ни чарами помочь Уже нельзя… Он улетает прочь.

Распускающаяся цинния

Завязь ночью воробьиной Распустилась вполовину Сердце — бархатный рубин Меж чешуйчатых пластин. Золотых тычин кольчуга Вдоль намеченного крута — Всё ровнее тесный ряд Золотозеленых гряд. И из алого жерла Разрастаются крыла, Лепестки под золотою Мотыльковою пыльцою. Эльфа крохотной рукой Свернут свиток их тугой. День еще один пройдет — Развернется переплет. Киноварные, сквозные, Гладки языки резные, Каждый узкий язычок Пьет лучей незримых ток В жажде воздуха и света — Август свят и свято лето. Ряд тычинок позлащенный Сомкнут вязью опыленной В сердце каждого цветка Наподобие венка. Так приди, благословенный Миг, что дарит форме тленной, В бренной красоте ее, Истинное бытие! Пусть растает, пусть увянет — Непреложным словом станет В заклинаниях Творца, В книге вечного Отца. Вне имен и форм на время В толще тьмы уснуло семя.