Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 36

36

Часть II

Нынче в Кёльне иная царит суета, Озадаченный люд не поймет ни черта. Нет висевшего головореза, И куда подевались железа? — Лишь удавка цела, без надреза. — Чудеса, мы таких не видали пройдох! Ведь болтался в петле он, покуда не сдох! И весь день провисел, как колода, На глазах у честного народа. И палач говорил: мол, на то я и кат, Чтобы службу исполнить свою в аккурат. Я всю душу вложил, без боязни В совершение праведной казни. И соседи, и кровная даже родня Убоялись бы, совесть грехом бременя, Выкрасть Рупрехта бренные кости Да еще схоронить на погосте. Или был нечестивец по чести казнен И поэтому чуда сподобился он? Или здравствует он и поныне? Или прах его подле святыни? Если впрямь в освященной земле его прах, Диво дивное в наших случится краях; Если жив — посвятит себя Богу, На блаженную встанет дорогу, Устремляясь к святому чертогу. Без сомненья, чудесное просит чудес. Отошедший столь дивно — достигнет небес! Люд гадал, помирая со смеху: Кто устроил такую потеху? Неужели Волхвы, Кёльна гордость и честь, Осужденному славную подали весть? Или девы Урсулы блаженной, Те, что в кёльнской земле погребенны, Вняли мнихов молитве смиренной? Утверждали одни — Короли, мол, Цари Волхвовали о нем от зари до зари, А другие твердили — Урсула, Видно, в сердце его помянула. А кому-то казалось, что славный исход Явлен был издалече, с прирейнских широт, Ибо Рупрехт рожденьем оттуда, — Из-за Рейна ниспослано чудо. Но тогда Дюссельдорфу — почет и хвала? Страстотерпцами вчуже вершатся дела? Значит, Кёльн чудесам не причастен, И над дивом кудесник не властен, — Кто ж останется тут безучастен! Возроптали монахи от оных докук, Ибо чудо почли делом собственных рук, Это всяк подтвердит без натуги, Не такое творилось в округе, — Кто посмел умалять их заслуги! Пересуды о том не смолкали семь дней, Горожане судачили всё мудреней. Вдруг застыли, не молвя ни слова: Рупрехт в петле болтается снова!

Часть III

Горожане глазеть повалили гурьбой: Это Рупрехт, — галдели они вразнобой, — Труп как труп, не подобен фантому, Но свеженек, не сгнил по-земному Знать, заклятью подвержен дурному. Как же так, — пронеслось над притихшей толпой, — Был казнен в башмаках он, а я не слепой! Поползли по толпе разговоры: К башмакам приторочены шпоры! Значит, Рупрехта где-то носило верхом, После смерти скакал, одержимый грехом! Этой вести народ поневоле Удивлялся всё боле и боле. Рупрехт не был в жокейский наряд облачен В день, когда так исчез неожиданно он! Вот и нынче в цепях, чин по чину, — Видно, тайна скрывает кончину. Может, зря нам твердили святые отцы, Что столь праведно Рупрехт откинул концы? Может, чудо устроили не чернецы? Стал от ужаса воздух кромешен: Не иначе, здесь дьявол замешан. Был нам Рупрехт проклятьем, — шептался народ, — Нет, повешенный проклят, лукавый не врет! Окаянный стращал всю округу, С мертвяком — сам помрешь с перепугу. Спятишь, даже представив того скакуна И того, кто решился ступить в стремена. Труп, на адской гарцующий кляче, — Вся земля содрогнулась бы в плаче! Надо в землю поглубже его закопать, Камнем рожу прижать — пусть не шастает тать. Препожалуют к нам экзорцисты, Дабы сгинул навеки нечистый. Впрочем, те, кто в познаниях был искушен, Говорили: могила — дрянной ухорон. Одержимому силою ада Гроб — не крепость, земля — не преграда, Коль захочет — пойдет куда надо. Здесь, в святая святых трех библейских Царей, Отродясь не знавала земля упырей. Рупрехт хуже вампира-злодея. Экзорцисты — пустая затея! Лишь огнем можно чертову выжечь алчбу, Прах сожженный не будет вертеться в гробу, Не посмеет идти на подначки И устраивать адские скачки. Но твердили иные: а как же секрет? Кто на тайну прольет очистительный свет? Надо бдеть в этом месте мистичном! Пособившую в зле неприличном — Стоит ведьму ущучить с поличным. Ибо как же без ведьмы в таких-то делах? — Это каждый поймет, невзирая на страх. Раз такая случилась оказия, Мы узнаем про все безобразия! Так в догадках и спорах томился народ, Но не двинулось дело ни взад, ни вперед. О чудовищном столь произволе В славном Кёльне не знали дотоле!