Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 73

73

ВАЛЕНТИНА СЕРГЕЕВА{207}

ЭДВАРД ФИЦДЖЕРАЛЬД{208} (1809–1883)

Рыцарство со скидкой

Кузина, друг! Пропал и след Старинного напева. Не только лавров ждет поэт, Любви не ищет дева. Молчат сердца, где билась страсть, Покорствуя природе. И лютне суждено пропасть, И копья уж не в моде. Где дни, когда Любовь цветам Слова уподобляла! Там вздох звучал в стихе, и там В беседке песнь звучала. Теперь — расчет сведет двоих. Обеты? — право, что вы! Колечко, дюжинный жених, Священник — и готово. Была у лука тетива, У сердца были узы. Любовь и складные слова — Обычней нет союза. И дев (которых краше нет!) Охотно замуж брали. Шли под венец в шестнадцать лет, А в двадцать — умирали. Была охота — тонкий спорт Той давнею порою. «Добыче — смерть!» — трубит милорд, Трубят герольды: «К бою!» И рыцарь затевал игру С отвагой чисто львиной, И грела скачка поутру, А ночью грели вина. Крепились перья и флажки, И посещались храмы, И шли на подвиг смельчаки, И ликовали дамы. И врачевала Красота, Унылых ободряя. Там жизнь теряли иногда, Но — стремя не теряя! И там Рассудка не ищи Стесняющую узость. И Честь была — копье и щит, И Колебанье — трусость. Удар тяжел — душа нежна. И, радуясь победе, Вздымали кубки и — до дна, И улыбалась леди. И слуг довольно у луны Имелось настоящих. И раздавался звон струны, А не храпенье спящих. Влюбленный переплыть готов Поток пошире Мерси, И стоит тысячи голов Улыбка леди Джерси. Кузнец — в почете и богат. Портных не беспокоя, Носил боец стальной наряд Отличного покроя. Сталь отмеряли неспроста Аршином, будто кожу, И шапка звонкая шута Была на шлем похожа. Рай холостым, в семье — без драм: Дозволены разлуки. Платили честным докторам — Не докторам науки! Родись мы прежде, я б сказал, Что Вы всех краше в мире — И я б не голову ломал, А копья на турнире!

АРТЕМ СЕРЕБРЕННИКОВ{209}

ФЕЛИКС ОРТЕНСЬО ПАРАВИСИНО{210} (1580–1633)

К художнику Эль Греко, написавшему мой портрет

О Грек божественный, уже не диво, Что ты природу превзошел в картине, Но диво то, что отступает ныне И небо перед тем, что боле живо. На полотне простерло так правдиво Свое сиянье солнце на притине, Что ты причастен Божией средине, Природы властелин трудолюбивый. Прошу, о состязатель Прометея: Свет жизни не кради в своем портрете, В сем образе, во всем со мною схожем. Душа в смятенье, выбирать не смея, Хоть двадцать девять лет она на свете, В каком творенье жить — твоем иль Божьем.

ПЕДРО КАЛЬДЕРОНДЕЛА БАРКА{211} (1600–1681)

Алтарю, где находилось изображение Св. Тересы на корабле

Священный, огнепламенный, летучий Земле алтарь, жар солнцу, небу птица, Сей звездный Арго, с парусом божница На небо мчится сквозь ветра и тучи. Венец Кармеля, неприступной кручи, Та созерцает, емлет и дивится, Что трепетно сумела раствориться В Любви, священном рвенье, вере жгучей. Воинствуй, церковь! Выступай по суше, На небо мчись, одолевай пучины, Испытанному кормчему доверясь. Окрепни, побеждай, очисти души; И да поглотят водные глубины Грех, заблужденье и слепую ересь.

Описание Кармеля и восхваления Св. Тересы

В мирной земле Самарии, В стране, где садится солнце, В убранной смарагдами раке Лежит великан цветочный. Зеленый Атлант небесный В своей красоте простерся; Хотя он — земное небо, На небе мог быть горою. Он бурям путь преграждает, Он в самую высь вознесся И стал бы частицей неба, Окрашенный цветом горним. Светило, в волнах не скрывшись, Лишит его окоема, И смеркнуться день заставит, И скажет брезжиться ночи. Растенья того великана, В своем различии сходны, Небесные суть посевы Высокого землероба, Того, что лучами сеет Погибель ветрам проворным. Двусолнечное затменье Узрел Кармель[35] опаленный, Того могучего солнца, Что в лучезарной повозке Мчит по эклиптике ветра Планетою огневою. На самой его вершине, Укрывшейся светом солнца, — Увенчанная светилом Прекрасная дева-роза, Жасмин душистый с лилеей Безгрешной; и неба своды Цвета растений сбирают В единое благовонье. Цветок твой, Кармель священный, Тереса, и ты укроешь Ее красоту, и вихри Вовеки ее не сломят.