Век перевода (2006) - Витковский Евгений Владимирович - Страница 9

9

КАРЛ (ШАРЛЬ) ОРЛЕАНСКИЙ{22} (1394–1465)

Баллада 59

Я одинок — затем, что одинок; Я одинок — зашла моя денница. Я одинок — сочувствия не в прок; Я одинок — любовь мне только снится. Я одинок — с кем скорбью поделиться? Я одинок — но тщетно смерть зову. Я одинок — мне не о чем молиться, Я одинок — я попусту живу. Я одинок — сколь жребий мой жесток! Я одинок — где горестям граница? Я одинок — кому пошлешь упрек? Я одинок — полна моя слезница. Я одинок — мне не к чему стремиться! Я одинок — стенаний не прерву! Я одинок — вся жизнь моя — темница. Я одинок — я попусту живу. Я одинок — таков мой горький рок; Я одинок — дочитана страница; Я одинок — печален сей зарок, Я одинок — ничем не исцелиться, Я одинок — о где моя гробница? Я одинок — я дочитал главу. Я одинок — я сплю, но мне не спится. Я одинок — я попусту живу. Я одинок: как долго медлит жница! Я одинок во сне и наяву Я одинок, а жизнь всё длится, длится. Я одинок — я попусту живу.

РОБЕРТ САУТИ{23} (1774–1843)

Король Шарлемань

Фаворитка отнюдь не была молода, Но всегда Шарлеманю желанна: Над Агатой, казалось, не властны года, Для монарха она оставалась всегда Полнокровна, юна и румяна. Коль случалось расстаться — король тосковал, Взор мечтой лишь о ней затуманя; Он цепочку ее на камзол надевал, — Страсть кипела, как в море бушующий вал, В ослепленном уме Шарлеманя. И блистательный граф, и старик часовой, И лакей, и придворный повеса, И епископ, седою склонясь головой, — Все молились, чтоб в угол какой-нибудь свой Поскорей убиралась метресса. Приключился недуг; под надзором врачей В долгих муках она умирала; Но не полнился скорбью рассудок ничей Пред усопшей, лежащей в мерцанье свечей При печальном звучанье хорала. Но король приказал: никаких похорон! И, тревогу двора приумножа, Он оставил дела, и державу, и трон, Проводил дни и ночи в отчаяньи он, Восседая у скорбного ложа. Что ж он, до смерти так и пребудет при ней? В королевстве пошли беспорядки: То, глядишь, лангобарды седлают коней, То арабские рати грозят с Пиреней, Но ему — не до воинской схватки. Удалиться никто не спешил от двора, Всё тревожней следили, всё зорче; И решили священники и доктора: Стал король — как ни жаль, но признаться пора Чародейскою жертвою порчи. И епископ дождался, что выйдет король, И ко гробу прокрался несмело, Помолился, вступая в опасную роль, Хоть на всё и решился задолго дотоль: Приступил к изучению тела. Был великой боязнью старик обуян, Но — едва ли не с первой попытки Отыскать учиняющий зло талисман — Он кольцо, испещренное вязью письмян, Обнаружил во рту фаворитки. Восвояси прелат удалиться успел. В замке сразу же сделалось чище: Воротился монарх и челом посветлел, Мигом вспомнил про двор и про множество дел Ну, а гроб отослал на кладбище. Вновь веселье, и радость, и смех на пиру, Всем тоскливые дни надоели; И король, чтоб развеять былую хандру, Приглашает вассалов прийти ко двору — Будут праздники в Экс-ля-Шапели. Коль владыка велит — почему бы и нет? И, к роскошному балу готовый, Подчинился дворянства блистательный цвет, И направились в Экс в вереницах карет Молодые девицы и вдовы. Ах, попасть на глаза королю — для любой Представлялся неслыханный случай! Меж красотками длился решительный бой: Кто — окажется взыскан счастливой судьбой, Кто — зальется слезою горючей. Вот и вечер, и все собрались на балу, И сердца вероятных избранниц Пребывают заране в любовном пылу; Но послал Купидон в Шарлеманя стрелу — Тот епископа просит на танец! Зашептались бароны и дамы вразлад: Не загадка, а крепкий орешек! Лишь молитву прочел возмущенный прелат И немедленно прочь из дворцовых палат Ускользнул, чтоб не слышать насмешек. Лунный блик трепетал на озерной волне, Шел священник, обижен и мрачен, — Но король догонял и кричал, как во сне: «Мой епископ, прильни поскорее ко мне, Этот час нам судьбой предназначен! Мы с тобою на праздник направим стопы, Насладимся весельем и смехом, Или прочь от людской удалимся толпы И в чащобе, где нет ни единой тропы, Предадимся любовным утехам!» Вновь король угодил в колдовскую беду! Где исток сих речей беспричинных? Шарлемань, задыхаясь в любовном бреду, Жарко старцу лобзал и седую браду, И дрожащие длани в морщинах. «Мы великое счастье познаем сейчас, Миг восторга, воистину чудный; Нам ничто не преграда, ничто не указ! О, пойдем, о, изведаем страстный экстаз В глубине этой рощи безлюдной!» «Матерь Божья, ужели спасения нет? Чем я Господа Бога обидел?» Так взмолился прелат, чтоб окончился бред, И кольцо в письменах, роковой амулет, Он на собственном пальце увидел. Мигом вспомнил епископ о чарах кольца, И, насколько позволила сила, Он швырнул его в темную гладь озерца; У монарха отхлынула кровь от лица — Чернокнижная власть отступила. Но воздвигнуть король повелел цитадель Возле озера, видно, недаром: Он живал там подолгу, — и помнят досель О монархе, что в городе Экс-ля-Шапель Не сумел воспротивиться чарам.