Санджар Непобедимый - Шевердин Михаил Иванович - Страница 110

Кратко рассказав о кладе, оставшемся в одном из домов кишлака, Ниязбек попросил помощи.

— Трудное дело, темное дело, — покачал головой Сайд Ахмад, но глаза его загорелись алчным огнем. — Трудное дело. Как узнать, как узнать? Вот разве поговорить с Дедом.

— А кто такой Дед?

— Самый старый в роде. Без него ничего не делают. Все его слушают. — Ниязбек поднялся: — Идемте к нему.

— Зачем же? Подождите. — И он позвал: —Айниса! Айниса!

В комнату вошла, постукивая калошами, очень молодая, цветущая женщина, вся увешанная серебряными украшениями.

— Постыдитесь, в комнате посторонний, — заворчал Сайд Ахмад, — закройте лицо.

Женщина, не обращая внимания на замечание, смотрела во все глаза на Ниязбека. Только на повторное замечание Сайд Ахмада она нагловато улыбнулась и резко спросила:

— Что вам?

— Сбегай к папаше Гафуру и скажи, чтобы Дед пришел. Я хочу…

— Буду я шляться ночью по кишлаку…

— Ну, иди сейчас же!

— Идите сами.

Круто повернувшись, она вышла, вызывающе покачивая бедрами. Ниязбек с недоумением и явным интересом посмотрел ей вслед, затем перевел взгляд на хозяина.

— Дочь ваша?

Сайд Ахмад, кряхтя, поднялся и, сконфуженно заморгав, пробормотал:

— Нет, нет! Жена. Недавно… э… Супруга. Строптива только…

— Что ж вы не поучите ее?

— Ох, ох! Если бы раньше… В старое время… э… — и доверительно зашептал: — Теперь молодые жены не очень–то почитают нас, стариков. В прошлом году женился, а она, чуть что, кричит: «Старый козел! Вонючий козел! Ты бы себе бабушку Салиму в жены взял. А куда тебе молодую!»

Обрадовавшись знакомому, старик забыл о том, что не полагается откровенничать в делах семейных, и разболтался, шепелявя и брызгая слюной.

— Неслыханно! Вы бы поучили ее, — повторил брезгливо Ниязбек.

Но Сайд Ахмад, уже в дверях, пробормотал что–то «о новых временах, о развратных влияниях» и ушел.

Ходил он долго. Сквозь дремоту Ниязбек слышал далекий лай собак.

Наконец послышались голоса, шаги. Хозяин вернулся в сопровождении глубокого старца.

Старик почтительно называл Сайд Ахмада «таксыр», но подозрительно посматривал на Ниязбека и на все вопросы отговаривался незнанием.

Ниязбек долго ходил вокруг да около. Но вдруг, по неуловимым колебаниям в голосе старца, Ниязбек понял: «Дед что–то знает!» Тогда он решил схитрить.

— Уважаемый отец, — почтительно заговорил он, — вы напрасно становитесь на пути утаивания и осторожности. Сам светоч всех доблестей, воин Санджар–бек прислал меня.

— О, Санджар! Могучий богатырь. Он поднял оружие за нас, пастухов.

— Так вот, Санджар хочет знать, когда здесь был человек эмира — Али–Мардан?

— Бухарский пес был здесь в дни, когда народ и красные воины низвергли в прах эмирский арк, а сам эмир еле унес свою жирную задницу в Гиссар.

— Что здесь делал Али–Мардан?

— Он искал убежища.

— И он получил его?

— Нет. Мы, старейшины рода кенегес, решили: этот бухарец нанес обиду кенегесцу, а потому он не гость нам.

— В чьем доме он останавливался тогда?

— Он переночевал в доме Касыма.

Ниязбек и Сайд Ахмад переглянулись. Нить была в их руках.

Утром они посетили дом Касыма. Поверив, что Ниязбек представитель Советской власти, Касым подробно рассказал о том, как три года назад в кишлаке появился усталый вельможа и как его прогнали старейшины рода кенегес.

— Когда он ушел, он ничего не оставил?

Касым задумался. Он припоминал. Тень сомнения затуманила его мозг.

— Говорите! — нетерпеливо настаивал Ниязбек.

— Хорошо. Я скажу. Тот человек оставил… — Он встал, открыл стоявший в нише сундук и, порывшись в нем, достал дорогой бархатный пояс, какие носили во времена эмира знатные бухарцы.

Ниязбек и Сайд Ахмад жадно ощупали пояс со всех сторон.

Значит, слова Али–Мардана о сокровище не были пустым разговором.

— Почтеннейший, — резко воскликнул Ниязбек, — где то, что было в поясе?

Он испытующе оглядел Касыма — его истрепанный халат, порыжевшие сапоги.

Если бы сокровище попало в руки этого пастуха, вряд ли он жил бы сейчас так нищенски. Нет, не может быть! Но тогда где же…

И Ниязбек проговорил мрачно:

— Имейте в виду, вы ответите перед судом, если хоть один грош из того, что было в поясе, пропал. Это… собственность казны.

Хозяин оробел. Сквозь загар было видно, как кровь то приливает к его лицу, то отливает от него. Касым мучительно старался что–то припомнить. Наконец он выдавил из себя:

— Камешки…

— Где они? — В один голос воскликнули Ниязбек и Сайд Ахмад. — Сейчас же давайте сюда…

Оба вскочили и угрожающе смотрели на пастуха. Тот с удивлением взглянул на одного, на другого.

— Я честный мусульманин. Всю жизнь я жил своим трудом и чужого не брал… Чужого мне не нужно. Идем! — Он вывел их на двор и подвел к очагу. — Вот здесь.

Толкаясь и мешая друг другу, Ниязбек и Сайд Ахмад разломали глиняные стенки очага.

— Вот они! — прохрипел Ниязбек, выбирая из глины и пыли невзрачные камешки.

Растерянно смотрел Касым на двух почтенных людей, которые бормоча проклятия и захлебываясь от радости, рылись в пыли. Он наклонился и поднял один камешек, откатившийся к его ногам. Повертев в руке, Касым поднес его поближе к глазам и недоуменно покачал головой. Сайд Ахмад поднялся и грубо схватил Касыма за руку.

— Ты что? Ты зачем берешь?

Пастух безропотно разжал пальцы и выпустил камешек. Цепкая рука помещика сразу же подхватила его.

— Зачем они вам? — спросил Касым. — Какая от них польза?

— В них большая сила, — раздраженно проговорил Ниязбек, все еще шаря в груде сухой глины, — только набери песку полон рот и помалкивай. Если ты хороший мусульманин, то должен понимать, что здесь болтуну не избежать гнева эмира. Понял?..

— Эмира? — удивленно пробормотал Касым.

Им овладели сомнения. Едва только непрошенные гости ушли, Касым уехал из кишлака. Нахлестывая коня камчой, он бормотал: «камешки», «большая сила», «достояние народа», «гнев эмира».

Пересчитывая камни в михманхане Сайд Ахмада, Ниязбек нечаянно посмотрел в открытую дверь на расстилавшуюся до самого горизонта степь.

— Смотрите. Кто это едет?

— Это Касым!

— Куда он поехал?

Скотовод не отвечал. В бессильной злобе он сжимал и разжимал кулаки. Ниязбек встревожился:

— Надо скорее убираться отсюда. Этот человек приведет в кишлак кого–нибудь… кого не нужно.

Они долго следили за медленно удалявшимся всадником.

— Когда он доберется до Кассана? — спросил Ниязбек.

— Утром… если будет ехать всю ночь.

Ни слова не говоря, тенгихарамский помещик вышел во двор и начал седлать коня. Сайд Ахмад последовал его примеру. Сборы были недолги. Когда кишлак погрузился в сумерки, из саидахмадовской усадьбы выехали два всадника. Они ехали почти неслышно по дороге, устланной толстым слоем пыли. Тем не менее, их услышали.

У подножья холма от приземистого кишлачного домика отделилась тень. На дорогу вышел человек. Густым басом он проговорил:

— А, здравствуйте, хозяин!

Сайд Ахмад нетерпеливо бросил:

— Здравствуйте. Что вы стали на дороге? Что вам надо?

Дехканин сделал шаг в сторону.

— Дорога ночью полна неудобств. Если позволите посоветовать, лучше не ездите.

— Убирайся ты лучше со своими советами…

— Лучше поверните лошадей назад, — сказал дехканин, — вас ждут неприятности на ночной дороге.

«Хлестнуть коня. Сшибить окаянного дурака, посмевшего встать на дороге. Ускакать. Да и кто догонит их на жалких кляченках?» Мысли мелькали как вспышки зарниц…

Но в голосе дехканина, звучавшем глухо, было что–то, внушавшее Ниязбеку тревогу. За низким дувалом и дальше по улочке слышалось шуршание подошв, сдержанные голоса, покряхтывание. Может быть, это были обычные шорохи ночного селения, и только обостренное тревогой воображение видело в них угрозу, но, во всяком случае, промелькнувшие позади одного из строений две тени с длинными предметами, весьма напоминающими тяжелые старинные ружья, никак нельзя было принять за галлюцинацию. Заметил эти тени и Сайд Ахмад. Неожиданно мягко он проговорил: