День рождения ведьмы - Кащеев Кирилл - Страница 40

   – А-р-р! – два глухо рычащих скелета грызли обгорелого с двух сторон, будто их давно исчезнувшим желудкам срочно требовался уголь. Вымахнувший из стены собачий скелет ухватил за горло погрызенного волками охотника и повалил на пол – охотник орал, пронзительно и противно, как летучая мышь. Над станцией летали черепа, кто-то молотил кого-то собственной берцовой костью. Выдирая друг другу ребра, сцепились между собой мертвецы.

   Раздался пронзительный гудок, будто и правда дракон взвыл, в тоннеле вспыхнул свет… и на станцию влетел поезд.

   – Ирка, бежим! – Айт вырвался из свалки, кинулся к Ирке.

   Девчонка не шелохнулась. Она сидела на корточках, уткнув лицо в колени, и горько, безутешно рыдала.

   – Этого нельзя делать… что я сделала! Так нельзя!

   Не тратя время на уговоры, Айт сгреб ее в охапку. Ударил плечом в едва приоткрывшуюся и тут же начавшую закрываться дверь и с Иркой на руках ввалился в вагон. Раздался гудок, и поезд ринулся во мглу тоннеля.

   Последнее, что они видели, – яркий свет галогенных ламп, освещающий беспощадно рвущих друг друга мертвецов и женщину в форме метрополитена, удирающую по опустевшей лестнице наверх.

Глава 11

Откровения под землей

   Ирка плакала. Хотелось провалиться сквозь землю… где ее ждут те, кого она так обидела! И чего скрывать от себя – предала!

   – Что же я наделала! – то ли жалобно, то ли зло бормотала она сквозь слезы. – На Навский Великдень не успокоила, а подняла покойников! Они поверили, они помогали, а я… не как ведьма, а как госслужащий какой-нибудь! Тоже использую служебное положение в личных целях! Еще на Стеллу с Оксаной фыркала, когда они четверых всего подняли! А сама… целую толпу! Хоть в зеркало не смотрись, хочется самой в себя плюнуть!

   – Здесь нет зеркала, – ответил тихий голос, и всхлипывающая Ирка подняла голову. Лицо Айта было близко-близко, совсем рядом, так что отчетливо, как в микроскоп, были видны крупицы пепла на слишком бледной для человека щеке, слипшиеся длиннющие ресницы, запекшаяся кровь в уголке губ и его глаза с их сумасшедшей, невозможной сменой цветов: то темные, почти черные, как океан под луной, то зелено-прозрачные, будто вода в крымских бухтах, а то вдруг почти бесцветные, словно северные озера.

   – Я у тебя в глазах отражаюсь! – завороженно пробормотала Ирка, разглядывая крохотную себя – будто неведомая сила вдруг взяла и спрятала ее внутрь Айта, где никакая беда не найдет.

   – Надеюсь, ты не будешь в них плевать, – очень серьезно попросил Айт.

   Смешок невольно вырвался у Ирки сквозь передавленное рыданиями горло. Прохладные, как речная вода, пальцы коснулись ее щек. Айт снял слезинку с ее ресниц.

   – Твои слезы – как море! – прошептал он. – Такие же соленые.

   – А чего ты не говоришь, чтобы я не плакала? – проворчала Ирка.

   – Тебе станет легче, если ты не будешь плакать? – Он неловко пошевелился, вытаскивая из кармана платок. Поднял за уголок и уставился с сомнением. Платок был всем платкам платок – большой, хоть всю физиономию в него засунь, из тончайшей, словно паутинка, ткани, и даже с какой-то руной, вышитой синими нитями на уголке. Угвазданный сажей и обляпанный кровью так, что даже первоначальный цвет лишь угадывался. – М-да, – пробормотал Айт, разглядывая жуткую тряпку.

   – Сейчас… – тихонько шмыгая носом, Ирка вытащила пакетик одноразовых платочков. Руки дрожали так, что ноготь несколько раз соскальзывал с заклепки пакетика.

   – Дай! – Айт отобрал у нее пакетик, с любопытством повертел в руках, вскрыл, вытащил бумажную салфетку и протянул Ирке.

   Все еще всхлипывая, девчонка вытерла лицо и подтекающий нос. Надо бы высморкаться, но… она покосилась на Айта из-под ресниц. При нем?

   – Ёрмунганд, вот еще чешуйня какая! – Айт отобрал у нее салфетку и решительно ухватил девчонку за нос. И строго распорядился: – Сморкайся!

   Ирка замерла – вся физиономия в белых складках салфетки, только глаза торчат – большие-пребольшие и зареванные.

   – Ты чего распоряжаешься, я тебе что – маленькая? – Она отобрала салфетку, отвернулась и все-таки высморкалась. Торопливо скатала в комочек и неловко стиснула беленький катышек в кулаке. Вот мало того, что, так еще и… Снова хотелось зареветь. Ну да, а потом снова придется при нем сморкаться?

   – От того, что ты подняла тех скелетов, у тебя будут проблемы? – негромко спросил Айт.

   – А когда стыдно так, что повеситься хочется, – это не проблема? – пробурчала Ирка, все еще отворачиваясь. Стыдно, аж внутренности выворачивает, будто кто-то в живот палку воткнул и накручивает кишки, накручивает. Вот как подлецы всякие живут, если после каждой сделанной пакости так плохо? Или у них иммунитет?

   – Вешаться тебе нельзя, – снова впал в глубокую серьезность Айт. – Ты после этого тоже заложной станешь, а заложная ведьма – нечто совершенно чудовищное!

   Ирка снова невольно хмыкнула:

   – Зато всех остальных распугаю – будут сидеть по гробам и не отсвечивать. Нет, ну эти… которых я подняла, они снаружи не останутся, под землю уйдут. Только весь год не спать, а бодрствовать будут. Блин, под землей! – Ирка снова скривилась, как от зубной боли. – Ничего я им годик устроила!

   – Если бы ты этого не сделала, нас бы убили. Не на годик. Насовсем, – возразил Айт и уже совсем тихо добавил: – Я бы не справился. – И отвернулся.

   Ирка поглядела на него искоса. Она тоже не могла с такой толпой заложных справиться, тем более сейчас, когда пришло их время. Но вот Айт… Допустим, он не мог летать – хотя до сих пор не объяснил, почему. Но перекинуться точно мог – размеры станции вполне позволяли, если крылья не разворачивать и шею высоко не поднимать. Конечно, он не огненный змей – тот бы с одного плевка от заложных и косточек не оставил – все равно у него когти, зубы, шипастый хвост… и драконья чешуя, которую никаким мертвякам ни на зуб не взять, ни когтями не продрать. Тогда бы ей не пришлось поднимать мертвых! Внутри снова когтями заскребло от стыда. Проклятие, ведьме, да еще на русалиях, сделать такое с покойниками… хуже, чем ребенка избить или воровать пойти! Но Айт даже не попытался принять истинный облик! И меч поднимал еле-еле, будто к рукояти гирю привесили! А сейчас говорит, что не справился бы… Ирка вопросительно уставилась на змея. Тот выдохнул сквозь зубы и начал медленно краснеть, будто его в кипяток окунули. Глаза его стали просто бешеными… и одновременно несчастными. Он уставился в покачивающееся темное окно поезда, за которым лишь изредка мелькали редкие огни на стенах тоннеля. Видно было, что признаваться в своем бессилии гордому змею – все равно что хвост на сковородку положить!