Развязка петербургских тайн - Зобин Вадим - Страница 28

— Из дневника доктора Катцеля.

— Вы знали доктора Катцеля?

— Я его друг.

— У доктора не было друзей...

— Тем не менее, я — его друг... Он переслал мне дневник незадолго до смерти...

— Так... — произнес Ковров, и Загурский по­нял, что он не верит ни одному его слову.

— Зачем вы приехали сюда? Что вам нужно?

— Я приехал по поручению генеральши фон Шпильце.

В кабинете повисла зловещая тишина. Загурс­кий вполне отдавал себе отчет, что в эту минуту решается вопрос его жизни и смерти.

— Та-ак, — растягивая короткое слово до не­вероятной длины, произнес Ковров. — И что же желает генеральша?

— Она желает, чтобы я подружился с вами, на правах друга и домашнего доктора начал бы лече­ние Юлии Николаевны...

— Не продолжайте, — перебил Ковров. — Мне ясно, к чему должно привести лечение...

— Нет. Я уверен, вы не угадали... Амалии Потаповне не выгодно, чтобы Юлия Николаевна скон­чалась... Она знает, вы все равно найдете и пока­раете убийц.

— Так что же за цель она перед вами постави­ла?

— Цель — значительно более «гуманная»... Пре­вратить Юлию Николаевну в сумасшедшую, в пол­ностью невменяемую. С тем чтобы она более ни­когда не могла бы фигурировать в роли свидетеля.

— И вы бы смогли это сделать?.. Я имею в виду технические возможности... — спросил Ковров.

— Конечно... Тут нет никаких препятствий... Достаточно в течение месяца регулярно принимать некоторые препараты, и результат был бы необра­тимым.

— Я бы заметил...

— Не думаю... Вначале препараты дают неверо­ятно положительные результаты, они кажутся пана­цеей, чудодейственным средством... Только спустя две-три недели наступает резкое ухудшение...

— Хитро, ничего не скажешь... Сделайте три шага назад и сядьте вот на тот стул, — приказал Ковров. — И кто бы ни вошел в комнату, не делай­те резких движений.

Загурский беспрекословно подчинился.

— Продолжим нашу беседу, если не возражае­те. Для чего эта мерзкая затея понадобилась Шпиль­це, я могу понять; но для чего в нее ввязались вы, тем более, что называете себя другом покойного доктора Катцеля... Его отношение к генеральше, надеюсь, вам известно...

— Мне заплатили... Хорошо заплатили... Пять­десят тысяч. Двадцать пять тысяч задатка я уже получил...

— Что ж, понятно, деньги неплохие. Тогда по­звольте полюбопытствовать, зачем вы рассказали о затее генеральши мне?

— А кому же мне еще об этом рассказывать?.. Не Юлии же Николаевне...

— Не нужно, Платон Алексеевич... Я, ей-богу, ценю ваше самообладание, но не надо перегибать палку... Я ведь могу и не сдержаться.

— Сергей Антонович... У вас нет оснований мне доверять. Но попробуйте взглянуть на вещи не­сколько более, так сказать, незаинтересованным взглядом. Я рассказываю вам о поручении гене­ральши фон Шпильце. Это значит, что ее замысел не будет приведен в исполнение — это первое. Вто­рое: я рассказываю вам мотивы, по которым взял­ся за это дело. Мотивы, прямо скажем, весьма не­благовидные... Теперь подумайте, сделал бы я так, если бы хотел причинить вам зло, логично было бы с моей стороны так поступать?

Ковров не выдержал и со всего маху грохнул кулаком по столу.

— Хватит философствовать! Каковы ваши цели?

— Моя цель — послать генеральшу на каторгу. И я хочу, чтобы вы помогли мне...

Ковров недоверчиво смотрел на Загурского.

— И чем я мог бы помочь вам?

— Разве вам самому непонятно?

— Платон Алексеевич! Последний раз предуп­реждаю... — еле сдерживаясь, сказал Ковров.

— Ну как же! У меня есть дневник доктора Катцеля, написанный им собственноручно. Это под­твердит графологическая экспертиза, я предусмот­рительно сохранил рецепты, выписанные им. С другой стороны, сведения дневника подтвердит Юлия Николаевна.

— Это исключено... Она не выдержит.

— Вы хотите, чтобы это чудовище продолжало заниматься своим грязным ремеслом, вы не хоти­те отомстить ей за зло, которое она причинила Юлии Николаевне?..

— Я боюсь за здоровье жены...

— Гарантирую вам, она выдержит. Я буду рядом.

— Да вот этого-то я как раз и не хотел бы.

Наташа и Юлия Николаевна осмотрели сарай с живностью, потом зашли на кухню, где хозяйка с гордостью показала печь замысловатой конструк­ции, поднялись на второй этаж и заглянули в дет­скую, посмотрели на спящих Митю и Таню. Вер­нувшись в гостиную, они не застали там мужчин.

— Они, вероятно, в кабинете, — предположи­ла Юлия Николаевна. — Курят... Слышите запах?.. Сергей Антонович в последнее время пристрастил­ся к табаку. А я, право, не знаю, здорово ли это для него... Хотите, я их позову?..

— Не стоит... Мужчины должны знать, что нам хорошо и без них. Скоро им станет скучно, и они явятся...

Юлия Николаевна улыбнулась.

— У вас хороший дом, — сказала Наташа. — Уютно. На кухне горит очаг... В детской спят дети...

— Они только вид делают, что спят...

— Мне бы тоже хотелось так... Чтобы дети, жив­ность, любимый муж, — задумчиво и тихо сказала Наташа.

Юлия Николаевна, до того избегавшая смот­реть Наташе в глаза, взглянула на нее с интере­сом. Что-то болезненное услышала она в ее инто­нации...

— Вернетесь в Россию... Заживете своим до­мом... — сказала она.

— Нет... Жизнь прошла... Скверно...

— Господь с вами... Что вы говорите? Вам еще жить да жить. Молодая, красивая...

— Я, Юлия Николаевна, старуха... Вот здесь, — она ткнула себя пальцем в грудь, — все пусто... Сго­рело все...

— У вас дурное настроение... Это пройдет...

— Не думаю... Нельзя жить ненавистью... Не­нависть — как яд... Постепенно, но верно убива­ет... А я жила ненавистью... Мне причинили зло, страшное зло... И я мстила тем, кто мне его причи­нил, и их близким, и близким их близких. Я не знала, что каждое несчастье мрих врагов разруша­ет что-то и во мне...

Юлия Николаевна горячо откликнулась на сло­ва Наташи. Последнее время и ее волновала эта тема.

— Я тоже много над этим думаю... Христос учит прощать врагов. Но ненаказанные, они будут про­должать свои злодеяния. Значит, будут новые жерт­вы... И ты невольно становишься соучастником, потому что ничего не сделал, чтобы помешать злодею...

— У меня все не так! Я карала ни в чем не повинных людей только за то, что они принадле­жат к роду Чечевинских. Я поклялась извести весь этот род.

— Чечевинских?!— в смятении переспросила Юлия Николаевна.

— Вам знаком кто-то из них?

— Да, — тихо сказала Бероева.

— Что я спрашиваю? Конечно... Николай Чечевинский и Сергей Антонович ведь друзья.

Юлию Николаевну зазнобило, мелкая против­ная дрожь сотрясала тело, к ней начало возвра­щаться то страшное состояние, которое владело ею в сторожке. Но Наташа не замечала этого. Она была поглощена собой.

— Я не пощадила даже младенца... Я ведь зна­ла, какая жизнь ожидает эту девочку... Страшнее всего, что я желала ей этой жизни, желала страда­ний. Безгрешному существу, не успевшему сделать зла не только мне — никому на свете...

— Вы бывшая горничная княжны Анны? — с ужасом спросила Бероева.

— А разве Сергей Антонович ничего не рас­сказывал вам? — удивилась Наташа.

— А что вам нужно теперь от нас?

Лишь сейчас Наташа почувствовала, что с Юли­ей Николаевной происходит что-то неладное.

— Я ничего от вас не хочу... Мне просто хоте­лось познакомиться поближе...

— Вы знаете мою историю? — еле слышно спросила Бероева.

Наташа замялась; она поняла, что не может ска­зать неправду, и тихо ответила:

— Да. Но я знаю, что вы невиновны, что приго­вор суда несправедлив... Я знаю, сколько вы вы­несли...

— Откуда? Откуда вы можете все это знать?

— Мне рассказал муж...

— Какой ужас! — Бероева прижала руки к вис­кам. — Всем все известно! Надо бежать... Не надо ко мне подходить! Я живая! Я... — И тут силы ос­тавили ее, и она рухнула на пол.

— Платон Алексеевич! Сергей Антонович! — закричала Наташа. — Кто-нибудь! — и бросилась к Юлии Николаевне.