Аня и Маня - Грекова И. - Страница 3

— Не имеешь права! — ответила Аня. — Ты мышей боишься, а это не мышь.

— А ты разве не боишься? — спросила Маня.

— Ничуточки! — ответила Аня и соврала: душа у неё тоже ушла в пятки. Когда кто-нибудь пугается, говорят, у него душа уходит в пятки.

— А что, если с ним заговорить? — тихо спросила Маня. — Все-таки человек, не лошадь.

— Заговори.

— На «ты» или на «вы»?

— Конечно, на «вы»! С незнакомыми всегда на «вы»!

— Скажите… Нет, я боюсь.

Человек хрюкнул.

— Ой-ой-ой! — закричала Маня тоненьким Аниным голосом. — Я его боюсь. Он хрюкает!

Аня молчала, но ей тоже было страшно. Если это человек, то зачем он хрюкает?

— Знаете что, — сказала ему Маня дрожащим голосом, — если вы человек, то не хрюкайте, а если свинья, встаньте, пожалуйста, на все четыре ноги.

Человек застонал и сказал человеческим голосом:

— Зубы болят.

Девочки подошли и разглядели его поближе. Он был какой-то особый, не совсем человеческий человек, сгорбленный, с круглой спиной, и вся эта спина была покрыта большими колючками. Лицо у человека было острое, как лисья морда, длинный нос морщился, и на самом его кончике шевелился крохотный пятачок, как у свиньи, только меньше.

— Вы свинья или человек? — спросила Аня, и душа у нее нырнула глубоко в пятки.

— Я Ёж, — ответил свиночеловек. — А хрюкаю я потому, что у меня ужасно болят зубы.

— У меня тоже болели зубы, — сказала Аня, — но я при этом не хрюкала.

— Каждый ведёт себя по-своему. Кто хрюкает, кто плачет.

— Я не плакала, — обиделась Аня. — Я никогда от боли не плачу. Я…

Она хотела рассказать, как у неё брали кровь на анализ, и разные другие случаи, когда она от боли не плакала. Но тут Маня спросила:

— А разве у ежей есть зубы?

— Что за глупый вопрос? — сказал Еж. — Конечно, есть! Если бы у нас, Ежей, не было зубов, разве мы могли бы истреблять змей и других насекомых?

— Змея — не насекомое, — тихо поправила Аня.

— Это неважно, — сказал Ёж. — Насекомое, не насекомое — разве в этом дело? Все мы — живые существа.

И опять хрюкнул.

Девочки уже попривыкли к Ежу и почти его не боялись. Он стоял по-человечески на двух задних ногах, а передние прижимал к груди, и пальцы на них были когтистые и темные. Ничего страшного, если не пугаться.

— Не надо ли вам какого-нибудь лекарства от зубной боли? — спросила Ежа осмелевшая Маня. — У нас в аптечке есть валерьянка.

— Валерьянка — это для кошек, а не для нас.

— А может быть, вы хотите чего-нибудь съесть? Поесть — всегда помогает от всякой болезни. У нас здесь где-то в ведёрке, кажется, были муравьи. Только они рассосались.

— Пускай рассосались! — сказал Ёж и махнул передней лапой. — По правде сказать, я муравьёв терпеть не могу! Такая кислятина!

И весь сморщился. И опять хрюкнул.

— В книжке написано, что вы любите мышей, — сказала настойчивая Маня.

— А что, у вас есть мыши? — обрадовался Ёж.

— Нет. Но я их боюсь. Ни за что не стала бы их есть!

— О вкусах не спорят, — важно заявил Ёж, почесал себе спину, сам об себя укололся и опять хрюкнул. — Нервы расходились, — сказал он. — Сам об себя стал колоться! Этого ещё не хватало!

— А отчего у вас нервы? — спросила Аня.

— Я сам не понимаю, как я их с них снимаю.

— Кого «их»? И с кого «с них»? — спросили обе девочки в один голос.

— «Их» — конечно, грибы, а «с них» — конечно, с колючек! Вчера я слушал ваш разговор. Их с них. Или них с их.

— И как же вы их с них? — спросила Аня. Она так заинтересовалась, что даже перестала робеть.

— Забыл, — сказал Ёж. — Забыл, как их с них. Помню, прихожу на поляну. На ней грибы. Ложусь на спину и начинаю по грибам кататься. Это я твёрдо помню. Грибы накалываются на мои иглы. Это тоже твердо помню. Прихожу в нору… А дальше? Как я их с них? Или них с их? Ничего не помню!

— Может быть, с вас их снимает ваша жена, Ежиха? — спросила Маня.

— Вот ещё! Станет моя жена такими пустяками заниматься! Она женщина учёная, в школе преподаёт, а хозяйство совсем забросила, все я да я один! И по грибы — я, и по червей — я… Кстати, совсем забыл: сегодня ночью мне приказано принести червей. Растворяюсь.

Он хрюкнул и в самом деле стал растворяться. Он растворился в воздухе, как кусок сахара в чае. Через пять минут его уже не было. Пустой угол.

— Может быть, он еще тут? — спросила Аня. — Растворился, но не ушел.

— Давай пощупаем. Если он еще тут, мы уколемся.

Пощупали. Не укололись. Значит, Ежа и в самом деле не было.

Ноги у девочек были прямо ледяные (они вылезли из кроваток в пижамах, но босиком).

— Может быть, ляжем? — спросила Маня.

— Ляжем. Только ни за что не будем спать. Ладно?

— Ладно.

Девочки тихонько-тихонько, на ледяных ногах, вернулись в спальню и легли. Но ужасно старались не спать. Так и не спали, пока не заснули.

4. Скверное поведение

На другой день всей группой ходили к речке. Зинаида Петровна позволила пошлёпать по воде босиком. Вот это было удовольствие!

Вода была тёплая-претёплая! Женечка Яхонтов купал свою черепаху. А Вова Марисов упал в воду, как был, в трусах. Зинаида Петровна сделала ему выговор, сняла с него мокрые трусы и надела на него свою вязаную кофту. В этой кофте поместилось бы три Вовы Марисовых. Она была ему от шеи до самых пят, а рукава даже по земле волочились. Зинаида Петровна зашпилила на нем кофту булавкой у самого горла, и Вова шёл домой весь в кофте, как парусный корабль под парусами. Мальчишки над ним смеялись, но Зинаида Петровна это запретила, сказала, что Вова уже наказан и теперь будет осторожнее. Он утешился и даже стал взмахивать пустыми рукавами, изображал летучую мышь, так что другие ребята ему завидовали.

Дальше нашли осиное гнездо. Интересное: сделано как будто из серой бумаги. Осы летали вокруг гнезда и деловито, одна за другой, в него забирались. Ребята столпились вокруг гнезда и смотрели, как осы хозяйничают.

— Они туда мёд таскают, — сказал Серёжа Давыдов. — Я бы этого мёду поел.

А Аня стала расспрашивать Зинаиду Петровну:

— Почему оно бумажное? Откуда осы бумагу берут?

— Сами делают.

— Из чего?

— Из того же, из чего мы: из древесины.

— А что такое древесина?

— То же, что дерево.

— Почему же тогда не сказать просто «дерево»? Зачем какая-то глупая «древесина»?

— Аня, не торопись называть «глупым» всё, чего ты не понимаешь.

— А кого надо торопиться называть глупым?

— Никого. Торопиться вообще не надо.

— А почему же вы сами сказали: «Дети, надо торопиться домой»?

— Да, пожалуй, ты права. Иногда торопиться надо. А пока не задавай больше вопросов, а то мы до завтра не уйдем.

Зинаида Петровна стала собирать ребят, уводить от гнезда, а Аня бормотала себе под нос:

— «Не торопиться», а сама торопится…

А за обедом Серёжу Давыдова укусила оса. Прилетела и укусила. Наверно, из того самого гнезда, а Серёжу укусила за то, что он хотел поесть осиного мёду. Осы — они этого не любят. Пчёлы — ручные, а осы — дикие. И то иногда пчела человека кусает.

Серёжа, молодец, не плакал, а только говорил:

— Ничего, это со мной уже было.

После дневного сна пошли с Натальей Ивановной на малую прогулку, по территории. Ребята больше любили гулять в лесу, а Аня — на территории. Потому, что вокруг территории — забор и можно было всю прогулку не отходить от забора и считать в нём доски. Только никогда не давали ей до конца досчитать: всегда оторвут от дела и прочь уведут. А до следующего раза она забывала, где остановилась, и опять начинала заново. Вот и на этот раз Аня шла вдоль забора, трогала доски пальцем и приговаривала: