Приключения Вернера Хольта - Нолль Дитер - Страница 49

— У меня вышел табак, — пояснил Вольцов, — а в канцелярии письма у вас валяются и по три дня!

— С вашими этого больше не будет, — заверил его Готтескнехт. — Я буду отправлять их с нарочным! Да и ваши тоже, Хольт! — Он усмехнулся. — Занятная, должно быть, девица, ваша Ута!

— Господин вахмистр! — Хольт почувствовал, как краска заливает ему лицо… — Прошу вас… Эта переписка действительно никого не касается!

— Кстати, у меня для вас письмишко, — продолжал Готтескнехт. Он полез в карман и протянул Хольту знакомый ему узкий плотный конверт. — Ну, сами скажите, плохо ли я с вами обращаюсь? Найдите мне другого начальника, который согласился бы исполнять обязанности вашего postilion d'amour[7] .

Внезапно он перешел на серьезный тон.

— Шмидлинг просит за вас, Вольцов, чтобы вам разрешили заряжать орудие боевыми патронами, и шеф дал согласие при условии, что он при следующей же тревоге сам посмотрит, как вы справляетесь. Примите к сведению!

— Слушаюсь, господин вахмистр!

— А теперь к делу! — продолжал Готтескнехт с озабоченным видом. — С вами не оберешься хлопот, Вольцов! Вы восстановили против себя «старичков», и теперь вам несдобровать, они на вас живого места не оставят! Капитан это обожает! У него это называется самовоспитанием!

— Господин вахмистр, — возразил Вольцов надменно, — я не хочу хвалиться, но я никого из них не боюсь.

— А если придется иметь дело с целой дюжиной?

— И у меня есть друзья. Хольт знает джиу-джитсу, а Гомулка тоже не промах; если его расшевелить, он кого угодно взгреет за мое почтение.

— Это-то меня и беспокоит! — сказал вахмистр. — Не то чтобы я боялся, что вам накладут по филейной части, поверьте, это было бы для меня неописуемой радостью! Но партийные разногласия, побоища, словно в древнем Риме! Драки в трактирах, да еще, возможно, раненые и увечные!.. Вы еще кого-нибудь убьете, Вольцов! И это за счет нашей боевой готовности! До сих пор все у нас было тихо-мирно! А ведь здесь, случается, и бомбы падают. Батарея должна работать слаженно, без задоринки!

— Господин вахмистр, это не от нас исходит! — сказал Хольт.

— Да знаю я…

— Пусть они отвяжутся! — воскликнул Вольцов. — Мы стреляем не хуже их. Я против них ничего не имею, но пусть отвяжутся и относятся к нам как к равным.

— Я уже побывал на «Берте» и говорил с гамбуржцами, — сказал Готтескнехт. — Все они твердят одно: Вольцову поставим горчичник, а за компанию и Хольту. Я запретил им, но это не поможет. Начальство-то ведь не против!

— А раз так, пусть все идет своим ходом, господин вахмистр!

— Есть одна возможность, — задумчиво сказал Готтескнехт, глядя в упор на Вольцова. — Надо, чтобы гамбуржцам запретил сам шеф, тогда от всех наших неприятностей останется одно воспоминание. Шефа должен надоумить кто-то сверху — вы меня понимаете? Хотите, Вольцов, я оставлю вас в канцелярии одного, свяжитесь по телефону с вашим дядей!

— У генерала достаточно забот, господин вахмистр!

— Жаль! — Готтескнехт оправил на себе ремень. — Передайте же своим: на сегодня тактические ученья отменяются. Только чистка орудия — потом будете свободны. Пока!

Друзья сообщили об этом разговоре Гомулке и из осторожности вечером отправились на проверку телефонной линии втроем. Они выдрали несколько палок из старой деревянной решетки и припрятали их в бараке. Цише молча следил за этими приготовлениями.

— Если ты шпионишь для гамбуржцев, — сказал Хольт, — мы с тебя…

У Феттера мелькнула идея:

— Мы тебя каждый вечер будем окунать в пожарную бочку!

Цише молчал.

Хольт забежал в канцелярию взять свой личный знак и прихватил лежавшее там письмо для Вольцова. Наконец у него нашлось время прочитать письмо Уты.

— Вот так так! Дядю произвели в генерал-лейтенанты, — ликовал Вольцов. — Это я понимаю — офицерская карьера!

— Генерал? — удивился Цише. — То-то, я гляжу, ты так заносишься!

— Прошу без зависти! — снисходительно буркнул Вольцов. Хольт лежал на своей койке. Ута писала, что чувствует себя одинокой. Она только изредка навещает соседей. Визе — это единственный дом, куда она еще заходит. Ей очень интересно все, что он пишет о своей службе в зенитной артиллерии. Что за бездушный тон! — подумал Хольт. Почему она никогда не даст себе волю? И только в самом конце она добавила несколько сердечных слов: письмо от него всегда для нее большая радость, пусть он остается таким, как есть, ее жизнь томительно однообразна, он вносит в нее немного света… Хольт лежал неподвижно и грезил… Когда он проснулся, было уже девять вечера. Гомулка подметал пол. В десять — вечерняя поверка. Феттер и Вольцов играли в скат. Вольцов бросил ему через плечо:

— Эх, ты, соня! Твой сухой паек в шкафчике.

Существовало правило — шкафчики запирать, чтобы «не вводить товарищей в соблазн». Но здесь с этим предписанием не считались.

Хольт только собрался ответить Уте, как объявили тревогу.

В ночное время у орудия находилось всего шесть курсантов — Кирш, Бранцнер, Каттнер и Вебер на ночь направлялись к «Берте». Взамен им присылали пятерых дружинников подносить боеприпасы. Измотанные дневным трудом, валившиеся с ног люди отправились в блиндаж покурить.

Хольт в качестве второго номера сел за маховик поворотного механизма. Цише занял место командира орудия. Шмидлинг потянулся было за рукавицей заряжающего, но Вольцов предъявил на нее свои права. В ту же минуту раздался сигнал воздушной тревоги, и в окрестных городах завыли сирены… Цише принял первые сведения о воздушной обстановке: «Крупные силы авиации противника над Голландией, направление — район Кельн-Эссен…» Здесь, случается, падают бомбы, подумал Хольт словами Готтескнехта. Он плотнее запахнулся в свой грубый плащ.

— Самолеты противника повернули на восток, — передал Цише. На батарейном командирском пункте уже залаял сеттер, и забористая ругань капитана спугнула ночную тишину. А спустя несколько секунд снова зловещее мурлыканье моторов. — Стрелять по данным радиолокатора! — скомандовал Цише, но данные для установки взрывателя были за пределами досягаемости.

7

Почтальон влюбленных (франц.).