Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 114

114

«Не гуди без меры…»

Не гуди без меры, без причины, — Милиционеры из машины Врут аж до хрипоты, — Подлецам сигнальте не сигнальте — Пол-лица впечаталось в асфальте, — Тут не до красоты. По пути — обильные проулки, — Все автомобильные прогулки Впредь надо запретить. Ну а на моем на мотоцикле Тесно вчетвером, но мы привыкли, Хоть трудно тормозить. Крошка-мотороллер — он прекрасен, — Пешеход доволен, — но опасен — МАЗ или «пылесос». Я на пешеходов не в обиде, Но враги народа в пьяном виде — Раз! — и под колесо. Мотороллер — что ж, он на излете Очень был похож на вертолетик, — Ух, и фасон с кого! Побежать и запатентовать бы, — Но бежать нельзя — лежать до свадьбы У Склифосовского! <Между 1967 и 1974>

«Водой наполненные горсти…»

Водой наполненные горсти Ко рту спешили поднести — Впрок пили воду черногорцы, И жили впрок — до тридцати. А умирать почетно было Средь пуль и матовых клинков, И уносить с собой в могилу Двух-трех врагов, двух-трех врагов. Пока курок в ружье не стерся, Стрелял и с седел, и с колен, — И в плен не брали черногорца — Он просто не сдавался в плен. А им прожить хотелось до ста, До жизни жадным, — век с лихвой, В краю, где гор и неба вдосталь, И моря тоже — с головой: Шесть сотен тысяч равных порций Воды живой в одной горсти… Но проживали черногорцы Свой долгий век — до тридцати. И жены их водой помянут; И прячут их детей в горах До той поры, пока не станут Держать оружие в руках. Беззвучно надевали траур, И заливали очаги, И молча лили слезы в траву, Чтоб не услышали враги. Чернели женщины от горя, Как плодородная земля, — За ними вслед чернели горы, Себя огнем испепеля. То было истинное мщенье — Бессмысленно себя не жгут: Людей и гор самосожженье — Как несогласие и бунт. И пять веков — как божьи кары, Как мести сына за отца — Пылали горные пожары И черногорские сердца. Цари менялись, царедворцы, Но смерть в бою — всегда в чести, Не уважали черногорцы Проживших больше тридцати. 1974

«Я был завсегдатáем всех пивных…»

Я был завсегдатáем всех пивных — Меня не приглашали на банкеты: Я там горчицу вмазывал в паркеты, Гасил окурки в рыбных заливных И слезы лил в пожарские котлеты. Я не был тверд, но не был мягкотел, — Семья пожить хотела без урода: В ней все — кто от сохи, кто из народа, — И покатился <я>, и полетел По жизни от привода до привода. А в общем, что — иду — нормальный ход, Ногам легко, свободен путь и руки, — Типичный люмпен, если по науке, А по уму — обычный обормот, Нигде никем не взятый на поруки. Недавно опочили старики — Большевики с двенадцатого года, — Уж так подтасовалася колода: Они — во гроб, я — вышел в вожаки, — Как выходец из нашего народа! У нас отцы — кто дуб, кто вяз, кто кедр, — Охотно мы вставляем их в анкеты, И много нас — и хватки мы, и метки, — Мы бдим, едим, других растим из недр, Предельно сокращая пятилетки. Я мажу джем на черную икру, Маячат мне и близости, и дали, — На жиже — не на гуще мне гадали, — Я из народа вышел поутру — И не вернусь, хоть мне и предлагали. <1974 или 1975>

«Не однажды встречал на пути подлецов…»

Не однажды встречал на пути подлецов, Но один мне особо запал — Он коварно швырнул горсть махорки в лицо, Нож в живот — и пропал. Я здоровый, я выжил, не верил хирург, Ну а я веру в нем возродил, Не отыщешь таких и в Америке рук — Я его не забыл. Я поставил мечту свою на тормоза, Встречи ждал и до мести дожил. Не швырнул ему, правда, махорку в глаза, Но потом закурил. Никогда с удовольствием я не встречал Откровенных таких подлецов. Но теперь я доволен: ах, как он лежал, Не дыша, среди дров! <1975>