Собрание сочинений в одном томе - Высоцкий Владимир Семенович - Страница 115

115

«Вы были у Беллы?..»

Вы были у Беллы? Мы были у Беллы — Убили у Беллы День белый, день целый: И пели мы Белле, Молчали мы Белле, Уйти не хотели, Как утром с постели. И если вы слишком душой огрубели — Идите смягчиться не к водке, а к Белле. И если вам что-то под горло подкатит — У Беллы и боли, и нежности хватит. <1975>

«Препинаний и букв чародей…»

Препинаний и букв чародей, Лиходей непечатного слова Трал украл для волшебного лова Рифм и наоборотных идей. Мы, неуклюжие, мы, горемычные, Идем и падаем по всей России… Придут другие, еще лиричнее, Но это будут — не мы, другие. Автогонщик, бурлак и ковбой, Презирающий гладь плоскогорий, В мир реальнейших фантасмагорий Первым в связке ведешь за собой! Стонешь ты эти горькие личные, В мире лучшие строки! Какие? — Придут другие, еще лиричнее, Но это будут — не мы — другие. Пришли дотошные «немыдругие», Они — хорошие, стихи — плохие. <1975>

«Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам…»

Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам Со светящимися лампами-зрачками… Все дневные пассажиры, все мои клиенты — там, — Все, кто ездит на такси, а значит — с нами. Смешно, конечно, говорить, Но очень даже может быть, Но мы знакомы с вами. Нет, не по работе… А не знакомы — дайте срок, — На мой зеленый огонек Зайдете, зайдете! Круглый руль, но и «баранка» — тоже круглое словцо, Хорошо, когда запаска не дырява, — То раскручиваем влево мы Садовое кольцо, То Бульварное закручиваем вправо. И ветер гаснет на стекле, Рукам привычно на руле, И расстоянье счетчик меряет деньгами, А мы — как всадники в седле, — Мы редко ходим по земле Своими ногами. Лысый скат — так что не видно от протектора следа, — Сдать в наварку — и хоть завтра жми до Крыма. Так что лысина на скате — поправимая беда, — На душе она — почти неисправима. Бывают лысые душой, — Недавно сел один такой. «Кидаю сверху, — говорит, — спешу — не видишь?» Мол, не обижу. Что ж, сидай, Но только сверху не кидай — Обидишь, обидишь! Тот рассказывает утром про удачное вчера, А другой — про трудный день, — сидит усталый… Мы — удобные попутчики, таксисты-шофера, — Собеседники мы — профессионалы. Бывает, ногу сломит черт, А вам скорей — аэропорт, — Зеленым светом мы как чудом света бредим. Мой пассажир, ты рано сник, — У нас час пик, а не тупик, — Садитесь, поедем! Мы случайные советчики, творцы летучих фраз, — Вы нас спрашивали — мы вам отвечали. Мы — лихие собеседники веселья, но подчас Мы — надежные молчальники печали. Нас почитают, почитай, Почти хранителями тайн — Нам правду громко говорят, пусть это тайна, — Нам некому — и смысла нет — Потом выбалтывать секрет, Хотя бы случайно. …Я ступаю по нехоженой проезжей полосе Не колесною резиною, а кожей, — Злюсь, конечно, на таксистов — не умеют ездить все, — Осторожно — я неопытный прохожий! Вот кто-то там таксиста ждет, Но я сегодня — пешеход, — А то подвез бы: «Сядь, — сказал бы, — человече!» Вы все зайдете — дайте срок — На мой зеленый огонек, — До скорой, до встречи! <Начало 1970-х>

«Что брюхо-то поджалось-то…»

Что брюхо-то поджалось-то — Нутро почти виднó? Ты нарисуй, пожалуйста, Что прочим не дано. Пусть вертит нам судья вола Логично, делово: Де, пьянь — она от Дьявола, А трезвь — от Самого. Начнет похмельный тиф трясти — Претерпим муки те! Равны же в Антихристе Мы, братья во Христе… <1975?>

«Я прожил целый день в миру…»

Я прожил целый день в миру Потустороннем И бодро крикнул поутру: «Кого схороним?» Ответ мне был угрюм и тих: «Все — блажь, бравада. Кого схороним?! — Нет таких!..» Ну и не надо. Не стану дважды я просить, Манить провалом. Там, кстати, выпить-закусить — Всего навалом. Я и сейчас затосковал, Хоть час оттуда. Вот где уж истинный провал, Ну просто чудо. Я сам шальной и кочевой, А побожился: Вернусь, мол, ждите, ничего, Что я зажился. Так снова предлагаю вам, Пока не поздно: Хотите ли ко всем чертям, Где кровь венозна И льет из вены, как река, А не водица. Тем, у кого она жидка, Там не годится. И там не нужно ни гроша, Хоть век поститься, Живет там праведна душа, Не тяготится. Там вход живучим воспрещен Как посторонним, Не выдержу, спрошу еще: «Кого схороним?» Зову туда, где благодать И нет предела. Никто не хочет умирать — Такое дело. Скажи-кось, милый человек, Я, может, спутал: Какой сегодня нынче век, Какая смута? Я сам вообще-то костромской, А мать — из Крыма. Так если бунт у вас какой, Тогда я — мимо. А если нет, тогда еще Всего два слова. У нас там траур запрещен, Нет, честно слово! А там порядок — первый класс, Глядеть приятно. И наказание сейчас — Прогнать обратно. И отношение ко мне — Ну как к пройдохе. Все стали умники вдвойне К концу эпохи. Ну я согласен — поглядим Спектакль — и тронем. Ведь никого же не съедим, А так… схороним. Ну почему же все того… Как в рот набрали? Там встретились — кто и кого Тогда забрали. И Сам — с звездою на груди — Там тих и скромен, — Таких, как он, там — пруд пруди! Кого схороним? Кто задается — в лак его, Чтоб — хрен отпарить! Там этот, с трубкой… Как его? Забыл — вот память! У нас границ полно навесть: Беги — не тронем, Тут, может быть, евреи есть? Кого схороним? В двадцатом веке я, эва! Да ну-с вас к шутам! Мне нужно в номер двадцать два — Вот черт попутал! <1975>