Стеклянные цветы - Каммингс Мери - Страница 73

А может, дело было вовсе не в деньгах? Может, он на самом деле хотел уехать и ухватился за первую же возможность, убедив себя самого, что это единственный выход? Хотел, потому что не мог больше выдержать выходных в «Форрест Вью» и ощущения беспросветности, которое потом преследовало его всю неделю?

Эта поездка — какая гротескная, нелепая ситуация! Линнет мечтала о новой выставке, строила планы, прикидывала, какие картины взять… А сейчас он едет на другую выставку, с другой женщиной, словно то, о чем они с Линнет когда-то мечтали, сбылось — насмешкой над тем, что могло бы быть…

Глава девятнадцатая

Выставка, выставка, выставка!..

Когда прошлым летом Эрика впервые произнесла это слово, для Бруни оно прозвучало примерно как «Святой Грааль» — нечто прекрасное, желанное, но недостижимое. И даже теперь, когда мечта стала реальностью, все еще не верилось до конца, исподволь пробивался иррациональный страх: а вдруг в последнюю минуту что-то сорвется?

Еще месяц назад Бруни думала, что когда она наконец приедет в Париж на свою выставку, то будет испытывать такое же великолепное, ни с чем не сравнимое ощущение триумфа, какое почувствовала в тот миг, когда раскрыла журнал и увидела заголовок «Стеклянные цветы баронессы».

Но триумфа не получалось. Все время что-то мешало, беспокоило и отвлекало — то одно, то другое, то третье…

Где что должно стоять и висеть, в какой витрине будет «выставка цветов», а в какой — набор крошечных вазочек и флакончиков — все это было обговорено и утверждено заранее. Оставалось только расставить, развесить и разложить вещи по местам, и этого Бруни не собиралась передоверять никому, попросила лишь найти ей пару помощников — аккуратных и ответственных людей.

Когда на следующий день после приезда она пришла в галерею, работники ее уже ждали: двое парней — худосочных коротышек и девица — вертлявая брюнеточка в джинсах.

Того из парней, что повыше, именовали Арман, второго, светловолосого — Жери. Девушку звали Белль. Все трое были студентами Сорбонны и уже не первый год подрабатывали в этой галерее, когда нужно было что-то распаковать и расставить. По словам владельца галереи — «настоящие профи».

Бруни отнеслась к его словам скептически, особенно после того как один из «профи», вставая, запнулся о стул и чуть не упал. Но выбора особого не было, да и расставлять все по местам она собиралась сама, от помощников же требовалось в основном ввинчивать в нужных местах крюки и убирать пенопластовую крошку.

И кроме того, был еще Филипп. Ему она доверяла куда больше, чем всем троим студентам вместе взятым — в том числе и потому, что за все время их знакомства он ни разу ничего не уронил и не разбил. Ему даже не потребовалось говорить, что нужно делать — сам снял пиджак, закатал рукава и принялся, ловко орудуя топориком, распаковывать ящики.

Единственное, что Бруни крайне не понравилось — это то, как Белль уставилась на его руки. Понятно, поглядеть там было на что: его предплечья, мощные и загорелые, были толще, чем бицепсы у иных задохликов — но не ее это дело!

Скоро стало ясно, что одним взглядом дело не ограничилось. Студенточка явно принадлежала к числу женщин, которым нравились мужчины, по выражению Иви, «похожие на шкаф», и не привыкла тратить зря время. Атака проводилась почти в лоб: Белль то подзывала Филиппа помочь переставить ящик, то просила, чтобы он передвинул ей стремянку, то у нее якобы переставал работать пылесос. При этом она мило улыбалась, томно поглядывала и при любой возможности терлась об него, как кошка.

Филипп, правда, на ее намеки не обращал ни малейшего внимания. Он вообще с самого отъезда из Мюнхена пребывал в меланхолическом настроении — вроде делал все, что нужно, но мыслями витал где-то далеко.

Зато Бруни все эти ухаживания не только бесили, но и не давали нормально сосредоточиться. В результате она поручила Арману ввернуть три крюка на левой стене вместо правой — хорошо, спохватилась прежде, чем парень начал сверлить не там, где надо, дырки!

В конце концов она поручила Белль работу, где помощь Филиппа явно не требовалась: разобрать три ящика флакончиков и вазочек; каждый предмет отряхнуть, протереть тряпочкой, чтобы ни в какой выемке не осталось пенопластовой крошки, и аккуратно поставить в витрину.

Вечером дня, предшествующего официальному открытию выставки, должна была состояться презентация для особо именитых гостей. К этому времени, естественно, все должно было быть готово — включая и саму Бруни. Ведь перед гостями нельзя предстать в том же виде, в котором она распаковывала ящики и расставляла экспонаты — нужно и прическу сделать, и руки в порядок привести, и вообще — выглядеть так, будто все, что находится в этих залах, не стоило ей ожогов, царапин, сил и нервов.

Отец позвонил, сказал, что не приедет. Объяснил, что дел много, добавил, словно оправдываясь:

— Да и зачем я сейчас там нужен? Это твое шоу, детка. Удачи тебе!

Если честно — Бруни не знала, огорчаться этому или радоваться. Ведь понятно, что если он приедет, то для всех это сразу станет «выставкой дочери Майкла Трента». А ей не хотелось, чтобы ее запомнили как «дочь Трента», хотелось быть самой собой, Амелией фон Вальрехт.

И Рене сказала, что не приедет — вот это было действительно жаль. Бруни, посылая ей приглашение, предвкушала, как будет водить ее по выставке, все ей показывать — и как они вместе похихикают, вспоминая школу, те свечки, которыми она чуть не сожгла спальню, и вазочки из украденных в кабинете химии колб…

Ну и кроме того, если совсем уж честно говорить, то имя Рене Перро в гостевой книге выглядело бы как вишенка на торте. Репортеры светской хроники непременно это бы отметили.

Хотя Рене, конечно, тоже понять можно — после того, что сделал Тед, ей о Париже думать тошно!

Ох, как жалко, что ее не будет…

Зато мамаша обещала, что приедет всенепременно.

Утром в день презентации в галерею приехала бренд-менеджер «Светской жизни» Тесса Мадзелли — пожилая тощая грымза с волосами мышиного цвета и брюзгливо поджатыми губами, зато имеющая «вес» в мире искусства — хозяин галереи выскочил ей навстречу, как капитанишка при виде генерала.

Она молча прошлась по залам. Все, включая Бруни и студентов, почтительно следовали за ней.

— Что ж, неплохо, — вынесла она наконец вердикт. — Только столик для гостевой книги поставьте справа от входа. А вы, моя милая, — обернулась к Бруни, — на презентацию оденьтесь поярче и поэлегантнее, а завтра, на открытие — в деловом стиле и желательно в желто-коричневой гамме.

Бруни покорно кивнула, хотя снисходительное «моя милая» взбесило ее с полоборота.

Сморщенные губы Тессы скривились в подобии благосклонной улыбки.

— Фотограф сегодня приедет на час раньше — поснимать, пока народ не мельтешит. Вы тоже приезжайте, сделаем пару фотографий на фоне витражей.

С тем, чтобы сделать прическу и маникюр, в «Хилтоне» проблем не было. Оставался главный вопрос: что надеть на презентацию: алое шелковое платье с глубоким вырезом или длинное золотистое, оставлявшее открытым одно плечо и с разрезом от бедра.

Надев алое, Бруни покрутилась перед зеркалом, потом переоделась в золотистое, примерила, как с ним будет смотреться браслет из опалового стекла — и в конце концов позвала Филиппа советоваться.

— А это ты сама решай, — ухмыльнулся он. — Хочешь, чтобы на тебя все глазели — тогда красное надевай, с вырезом этим… до пупа. А если хочешь, чтобы все-таки иногда и по сторонам смотрели, тогда лучше что-то поскромнее.

Слава богу, в последнее время он вроде бы пришел в норму, улыбаться понемногу начал. Впрочем, Бруни было не до того, чтобы особо раздумывать над его настроениями, и так хлопот хватало.

На презентацию Бруни в конечном счете пошла вообще не в платье, вместо этого надела тот самый белый комбинезон, который купила перед Новым годом. В меру экстравагантно — и вполне элегантно, и стеклянная голубая лилия с золотистым напылением смотрелась в вырезе так, будто специально к этому комбинезону была сделана.