Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 123

123

                                   17.03.96

     * * *      ...Меж тем июнь, и запах лип и гари      Доносится с бульвара на балкон      К стремительно сближающейся паре;      Небесный свод расплавился белком      Вокруг желтка палящего светила;      Застольный гул; хватило первых фраз,      А дальше всей квартиры не хватило.      Ушли курить и курят третий час.      Предчувствие любви об эту пору      Томит еще мучительней, пока      По взору, разговору, спору, вздору      В соседе прозреваешь двойника.      Так дачный дом полгода заколочен,      Но ставни рвут — и, Господи, прости,      Какая боль скрипучая! А впрочем,      Все больно на пороге тридцати,      Когда и запах лип, воспетый в "Даре",      И летнего бульвара звукоряд      Окутаны туманом бледной гари:      Москва, жара, торфяники горят.      Меж тем и ночь. Пускай нам хватит такта      (А остальным собравшимся — вина)      Не замечать того простого факта,      Что он женат и замужем она:      Пусть даже нет. Спроси себя, легко ли      Сдирать с души такую кожуру,      Попав из пустоты в такое поле      Чужого притяжения? Жару      Сменяет холодок, и наша пара,      Обнявшись и мечтательно куря,      Глядит туда, где на углу бульвара      Листва сияет в свете фонаря.      Дадим им шанс? Дадим. Пускай на муку —      Надежда до сих пор у нас в крови.      Оставь меня, пусти, пусти мне руку,      Пусти мне душу, душу не трави, —      Я знаю все. И этаким всезнайкой,      Цедя чаек, слежу из-за стола,      Как наш герой прощается с хозяйкой      (Жалеющей уже, что позвала) —      И после затянувшейся беседы      Выходит в ночь, в московские сады,      С неясным ощущением победы      И ясным ощущением беды.

                                    06.07.96

     * * *      "Кто обидит меня — тому ни часа,      Ни минуты уже не знать покоя:      Бог отметил меня и обещался      Воздавать за меня любому втрое.      Сто громов на обидчика обрушит,      Все надежды и радости отнимет,      Скорбью высушит, ужасом задушит,      Ввергнет в ад и раскаянья не примет.      Так что лучше тебе меня не трогать,      Право, лучше тебе меня не трогать".      Так он стонет, простертый на дороге,      Изувеченный, жалкий малорослый,      Так кричит о своем разящем Боге,      Сам покрытый кровавою коростой,      Как змея, перерубленная плугом,      Извивается, бесится, ярится, —      И спешат проходящие с испугом,      Не дыша, отворачивая лица.      Так что лучше тебе его не трогать,      Право, лучше тебе его не трогать.      Так-то въяве и выглядит это —      Язвы, струпья, лохмотья и каменья,      Знак избранья, особая примета,      Страшный след Твоего прикосновенья.      Знать, зачем-то потребна эта ветошь,      Ни на что не годящаяся с виду.      Так и выглядят все, кого отметишь —      Чтоб уже никому не дать в обиду.      Так что лучше Тебе меня не трогать,      Право, лучше Тебе меня не трогать.

                                    13.07.96

 БАЛЛАДА О КУСТАХ

    Oh, I was this and I was that...

    Kipling, "Tomlinson"      Пейзаж для песенки Лафоре: усадьба, заросший пруд      И двое влюбленных в самой поре, которые бродят тут.      Звучит лягушечье бре-ке-ке. Вокруг цветет резеда.      Ее рука у него в руке, что означает "да".      Они обдумывают побег. Влюбленность требует жертв.      Но есть еще один человек, ломающий весь сюжет.      Им кажется, что они вдвоем. Они забывают страх.      Но есть еще муж, который с ружьем сидит в ближайших кустах.      На самом деле эта деталь (точнее, сюжетный ход),      Сломав обычную пастораль, объема ей придает.      Какое счастие без угроз, какой собор без химер,      Какой, простите прямой вопрос, без третьего адюльтер?      Какой романс без тревожных нот, без горечи на устах?      Все это им обеспечил Тот, Который Сидит в Кустах.      Он вносит стройность, а не разлад в симфонию бытия,      И мне по сердцу такой расклад. Пускай это буду я.      Теперь мне это даже милей. Воистину тот смешон,      Кто не попробовал всех ролей в драме для трех персон.      Я сам в ответе за свой Эдем. Еже писах — писах.      Я уводил, я был уводим, теперь я сижу в кустах.      Все атрибуты ласкают глаз: их двое, ружье, кусты      И непривычно большой запас нравственной правоты.      К тому же автор, чей взгляд прямой я чувствую все сильней,      Интересуется больше мной, нежели им и ей.      Я отвечаю за все один. Я воплощаю рок.      Можно пойти растопить камин, можно спустить курок.      Их выбор сделан, расчислен путь, известна каждая пядь.      Я все способен перечеркнуть — возможностей ровно пять.      Убить одну; одного; двоих (ты шлюха, он вертопрах);      А то, к восторгу врагов своих, покончить с собой в кустах.      А то и в воздух пальнуть шутя и двинуть своим путем:      Мол, будь здорова, резвись, дитя, в обнимку с другим дитем,      И сладко будет, идя домой, прислушаться налегке,      Как пруд взрывается за спиной испуганным бре-ке-ке.      Я сижу в кустах, моя грудь в крестах, моя голова в огне,      Все, что автор плел на пяти листах, довершать поручено мне.      Я сижу в кустах, полускрыт кустами, у автора на виду,      Я сижу в кустах и менять не стану свой шиповник на резеду,      Потому что всякой Господней твари полагается свой декор,      Потому что автор, забыв о паре, глядит на меня в упор.