Там, за рекой - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 45

— Разрешил на свою голову, — бурчал Котенко и нет-нет да и осматривал окрестность в сильный полевой бинокль.

Пустой, незаселённый рай. С началом туристского сезона в этих местах дикого зверя почти не остаётся, уходят в резерват, где их никто не пугает. Лишь изредка в буковом лесу можно заметить тощих кабанов или спугнуть старого, одинокого медведя.

Уже далеко за обед они прошли осыпь и почти сразу на взгорье увидели сизый дымок. Постройки приюта скрывались за берёзами. Кони пошли веселей.

От балагана раздался короткий собачий лай. Не злой, даже не строгий, а скорее предупредительный, такой вежливый лай.

— Вот тебе раз, — сказал Котенко. — Мы Архыза ведём, а на приюте уже своя собачка. Сергеич сообразил, что нынешний сезон не в черте заповедника живёт. Завёл хозяйство.

На приюте толпился молодой народ. Знакомая фигура в спортивных брюках стояла у балагана, Таня… Ладошкой отбросила она волосы со лба, Иван и Ростислав Андреевич разом обернулись к Саше. Он глядел куда-то вбок, лицо было отрешённым и серьёзным.

— Не думал я, само собой, видеть вас так скоро, — с напускной суровостью встретил их Александр Сергеевич. — Гляди-ка, Татьяна, да ведь это сам молодой Молчанов с начальством! Ну, здорово, Андреевич, с прибытием тебя, Александр. Во, и Лысенко тут как тут! Иль ещё кого ловить надумали?

— Нарушители завелись у тебя на приюте, — в тон ему ответил Котенко. — Собак напривозили к самой границе заповедника. Кто облаивал нас?

— А это Татьянина причуда. Привела мне свою симпатию, вон она у порога возлежит, даже не поднялась. Само собой, барыня. Сырого мяса не потребляет, подавай ей вареного, воды тоже дай кипячёной…

— Будет вам, Сергеич, придумывать, — со смехом сказала Таня.

Она поздоровалась и тихо стала в стороне, посматривая на Сашу. Его настроение передалось и ей. Как сказать Саше, раз уж встретились? И возможно ли понять это, если и сама она ещё не вполне поняла случившееся? Появился Виталик — и все забыла. И многолетнюю Сашину дружбу, и свою, ещё девчоночью, привязанность к нему. А теперь ничего нельзя изменить.

Леди лежала у дверей балагана и, чуть склонив узенькую головку, слушала разговор. Это была холёная, чистая колли, длинношёрстное симпатичное существо, созданное человеком, несомненно, в городе и для городских условий. Выразительные глаза её смотрели умно и открыто. Ни тени коварства или жестокости не было в этом взгляде. Доброта и готовность к услуге. Собака цивилизованного двадцатого века.

Вокруг гомонили туристы. Именем этим на сей раз назывались школьницы из восьмых-девятых классов. Таня привела их с двумя учителями, чтобы показать ледник Кушта, высокогорное озеро, попробовать забраться на одну из вершин, откуда в ясные дни можно увидеть и панораму Кавказа, и далёкое море.

— Куда ж вы теперь? — спросил Сергеич, оглядывая горку вьюков, набитых всякой всячиной.

Котенко показал на восток, где дымился длинный; чёрный Джемарук.

— В резерват, к своим зверям.

Таня решилась подойти к замкнувшемуся Саше. Он отошёл от балагана и занялся карабином.

— Я не знаю, как начать… — Таня стояла над ним и нервно сжимала руки. — Но надо же когда-то, Саша… Ты слушаешь меня?

— Да, слушаю, — хрипло, с усилием сказал он и не узнал своего голоса. Зачем она встретилась? Зачем этот разговор?

Она замолчала, посмотрела по сторонам и решительно сощурилась, отчаянно собрала в кулак всю свою волю.

— Ты можешь ненавидеть, презирать меня, но так уж получилось… Я люблю его, Саша. Ничего не могу поделать. Люблю, понимаешь? А ты, ты…

Она замолчала, всхлипнула, потёрла пальчиками глаза.

У Саши задрожали губы. Мучение!.. Он встал и, не глядя на неё, сказал:

— Перестань. Я все понимаю. Ты только себя терзаешь и меня. Иди, пожалуйста. Что ж поделать? Ну, иди…

Таня повернулась и пошла.

Стемнело. Саша стоял в стороне среди берёзок. Красные пятна трех костров светились в темноте, там гомонили девчата. Под ногами влажно шуршала молодая трава. Обильная роса ложилась на луг.

Сзади послышался шорох раздвинутых кустов. Он оглянулся. Вывалив язык, на него шёл Архыз. Лапы у него заплетались от усталости. Овчар подошёл, виновато ткнулся носом в ноги хозяина и, глубоко вздохнув, улёгся. Все. Дома.

Саша присел, погладил влажную шерсть.

— Нагулялся? Одни мы с тобой, Архыз. Одни, — сказал он и до боли закусил губы.

Сколько же километров пробежал за эти полтора дня Архыз?

Прежде всего он обследовал владения Лобика и крайне удивился, нигде не встретив свежих следов медведя. Куда исчез приятель? Изощрённое чутьё привело овчара к месту кражи последнего свёртка у браконьера. Там ещё оставался слабый запах Лобика; и в ущелье, где разыгралась трагедия, он почувствовал след оленя. Но только след. Где друзья детства?

Этот район тут же перестал интересовать его. Архыз кинулся обследовать окрестные леса, и вскоре труды его увенчались успехом: нашёл тропу, по которой бежал надломленный страхом, осиротевший Хобик.

Под вечер Архыз нашёл и первую лёжку оленя, обследовал её, пошёл дальше уже по следу. Вот место, где Хобик таился в густом березняке, высматривая поляну. Вот он выскочил, и прыжки его стали напоминать танец радости. В этом месте пахло и медведем, Архыз высоко подпрыгнул, чтобы глянуть поверх травы — нет ли Лобика. Обежав луговину, он догадался: здесь произошла встреча друзей.

Дальше следы рассказали ему о совместном переходе Хобика с медведем через крутой и скалистый перевал, о встрече с рысью и короткой драке.

Архыз забрался на скалу, чтобы осмотреться. Тотчас раздался свист, и с нижнего луга в кусты прыснуло небольшое стадо туров.

Некоторое время овчар разглядывал противоположный склон. Туда косо падало солнце, тогда как Архыз оставался в тени. Там, под солнцем, гордо и спокойно прошествовали олени — самцы, больше десятка.

Архыз разглядывал их без малейшего желания погнаться, напугать или поохотиться. Волчья кровь дремала в нем, подавленная служением человеку и той атмосферой добра, которая, наверное, и являлась главной пружиной в развитии его характера.

Рогачи почему-то насторожились, и все, как один, обернулись к негустому леску чуть выше пути их следования. Архыз не без интереса тоже вглядывался в тот лесок. Что заставило оленей остановиться?

Раздвинув берёзовый подлесок, на освещённый склон осторожно вышел Хобик. Он как-то принуждённо, извиняясь, что ли, переступал с ноги на ногу и продвигался к стаду так медленно и так нехотя, будто шёл на заклание. И почему-то все время оглядывался.

Надо полагать, что у Хобика были самые добрые, искренние намерения: он просил принять его, одинокого скитальца, в здоровый, сплочённый коллектив, он хотел набраться у опытных стариков уму-разуму. Старые рогачи, со своей стороны, не имели никаких оснований для отказа. Стояли, рассматривали новичка и ждали, пока он подойдёт поближе. Новенький приближался.

Для своих неполных двух лет Хобик выглядел очень хорошо. Оленуха не зря потратила на него столько внимания и заботы. Он уже вылинял. Свежая коричневая шёрстка атласно блестела; этот здоровый, приятный цвет оттенялся белой шерстью живота, белым пятном сзади и чистыми ножками с блестящими, полированными копытами. Грудь Хобика прямо распирало от узловатых мышц, ровная спина говорила о молодости, а рост… О, ростом он уже подравнивался под лучшего из этого стада. Правда, ещё не отросли полностью рога, но ветвились они хорошо, и всякий мог угадать, какие они получатся в скором времени: отличные рога!

Существует ли у диких зверей понятие зависти, столь распространённое в обществе разумных? Надо полагать, имеется, может быть не так остро осознанное и не такое жгучее, но именно оно, это чувство, неожиданно внесло коррективы в поведение стада эгоистичных рогачей. Дружески настроенный, Хобик ещё издали почувствовал перемену и начал обходить стадо по кругу. А члены здорового, сплочённого коллектива вдруг оттопырили губы и стали проделывать рогастыми мордами покачивающие движения отнюдь не миролюбивого толка. По-человечески их можно понять. Ведь каждой особи, уже отвоевавшей себе место под солнцем, всегда приятно иметь при себе помощника, готового бескорыстно поддержать в трудную минуту, оказать какую-нибудь услугу. Но не всякий примет и обласкает другого, если этот другой с первого взгляда выглядит лучше шефа и подаёт большие надежды. Это уже не помощник. И не приятель. Скорее, соперник, чаще всего потенциальный, сам этого ещё не осознавший, однако опасный. И подобную особь лучше не придерживать возле себя, а, поелику возможно, отогнать или, так сказать, выдвинуть на другое, не смежное с твоим пастбище…