Голубятня на желтой поляне (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 126

126

– Правда, придирается, – заметил Янка.

– Я ему свой матросский костюм дам, – примирительно сказал Листик.

Гелька представил роботенка Ваську в матросском костюмчике – большелапого, с квадратной головой, с ногами-трубками – и зажал улыбку. Серьезно сказал:

– Лучше комбинезон какой-нибудь. Я у себя поищу.

– В такую-то жару! – капризно отозвался Васька.

– Тебе какая разница! – удивился Гелька.

– Да, разница. Я терморецепторы в себя вставил. – Васька резиновой перчаткой хлопнул по блестящему животу с выпуклым клеймом «Промнефтегаз».

– Опять на свалку таскался за деталями, – строго сказал Гелька.

– Я ему на детали деньги давал, он их в «Юном конструкторе» купил, – заступился Листик.

– Но на свалку наш Васенька все равно таскался, – проницательно заметил Гелька.

– Его там ржавые бабки приваживают, – сказал Янка.

– Не бабки! – огрызнулся Васька. – Я хотел посмотреть, где папа Ерема жил.

– Папа Ерема жил в «Курятнике», – сухо напомнил Гелька.

– «Курятник» же разломали! А сперва он жил на свалке… пока с бабками не поругался. Они его теперь вспоминают и жалеют… А вы тоже на свалку ходили, я знаю!

Гелька и Янка быстро переглянулись.

– Мы – по делу, – сурово сказал Гелька. – А тебе туда соваться нечего. И нечего спорить, когда старшие говорят…

– Подумаешь! – роботенок дерзко мотнул антенной.

– Ничего не «подумаешь», – поддержал Гельку Янка. – Ты, Васька, не вредничай, мы тебе все равно что родственники. Мы из-за тебя пальцы кололи. У меня потом два дня болел, я играть не мог.

– Я тоже колол, – напомнил Алешка Листик.

– И Листика слушайся, – дипломатично сказал Гелька. – А то у него будут неприятности в школе.

– Уже, – вздохнул Листик.

Васька засопел носом, сделанным из рожка от чайника, и сказал:

– Все на одного. Воспитатели…

Васька жил у Листика.

– Пошли, – сказал Листик. – Попрошу бабушку подогнать на тебя костюм.

Васька был маленький – Алешке по плечо.

Глядя им вслед, Янка усмехнулся:

– А мы правда как воспитатели.

Гелька кивнул:

– Ага… Пока Васьки не было, никогда не думал, что могу такие речи говорить. Про послушание… Как тетя Вика!

– А все-таки он ничего роботенок, – сказал Янка. – Хорошего парнишку мы склепали.

– «Мы», – засмеялся Гелька. – Если бы не твой дедушка…

– Ну, я и говорю, мы все: дедушка, ты, я, Листик…

– Я думал, твой дедушка только скрипичный мастер, а он на все руки…

– Да не так уж и трудно было. По готовым-то чертежам… И главное – все материалы на месте оказались!

– Вот это – самое большое чудо… – вздохнул Гелька.

– Что – чудо?

– Что вагон оказался на месте. Приходим, а он будто никуда не уезжал. Даже колеса к рельсам, как раньше, приржавелые…

Янка задумчиво сказал:

– Я бы, наверно, решил, что все приснилось, если бы не вторая куртка. Одна на мне, а другая – в вагоне на гвоздике. Будто не снимали. Я даже испугался. Помнишь?

– Нет, я не помню, что ты испугался. У меня у самого тогда мозги набок… Но я обрадовался. Думаю: вот хорошо, что Еремины чертежи теперь в двух экземплярах.

Янка тихо улыбнулся:

– И дневник Глеба. Как будто на подарок: и тебе, и мне – пожалуйста… Гелька, ты все листы прочитал?

– Конечно. Не один раз…

– Я тоже. А стихи даже наизусть помню… Гелька, а ты говорил, что он стихов не писал…

– Я же тогда не знал еще… Да это и не его стихи, Янка. Он же просто вспоминает старую песню.

– Не вспоминает, а придумывает. Ты прочитай внимательно.

– Я внимательно…

– Ну, еще раз. Давай я тебе покажу.

– У меня же его дневник не с собой…

– У меня с собой. Пожалуйста! – Янка вытащил из сумки пачку потрепанных листов, – Давай сядем… – Он продрался сквозь дикий укроп к лавочке в кирпичной нише. Гелька за ним.

В укропе прятался похожий на колючие рыбьи плавники зуболист. Гелька чертыхнулся и вскинул ноги на скамью. Янка тоже. Теперь они сидели друг к другу лицом, прислоняясь лопатками к боковым стенкам ниши. Ниша была узкая, сидеть пришлось в такой тесноте, что Гелька увидел у своего носа Янкино коричневое колено с розовыми проплешинками на месте отвалившихся коросточек. На колено упал откуда-то красный жук-пожарник. На его спинке чернел узор, похожий на человечье лицо. Вернее, на маску. Гелька сердито сдул жука, он вспомнил неподвижную маску Клоуна.

«Геля Травушкин, подари искорку…»

Янка вдруг сказал с улыбкой:

– Мы тут похожи на двух заговорщиков…

– Ага… Или на узников, которых сейчас замуруют в стене, – хмуро сказал Гелька. Кирпичи были прохладные, и он передернул плечами.

Янка серьезно возразил:

– Мы не дадимся.

– Янка… А если Клоун все еще охотится? Если отберет у Васьки искорку!

– Как же отберет? Он не может без согласия.

– Ну, выманит.

– У Васьки-то? Васька не дурак.

– Да, пожалуй, – согласился Гелька.

Васька в самом деле был не дурак. За две недели жизни он прочитал кучу книжек и все учебники для первого класса. Выучил английский язык и физику по программе радиотехникума. Недаром директорша Клара Егоровна разрешила ему ходить сразу во второй класс. Но по натуре он оказался не слишком воспитанным и к тому же чересчур самостоятельным для своего возраста. Было в нем что-то от папы Еремы в молодости.

«Но это и хорошо. Искорку он не отдаст», – подумал Гелька. И сказал Янке:

– Я вот что придумал: надо найти ту барабанную палочку, от которой развалился Гребец. Наверно, она там и лежит в кустах. Пускай Васька носит ее с собой.

– Найдем, конечно, – согласился Янка. – Сейчас и сходим. Только сперва я тебе прочитаю Глеба… Вот слушай.

Глеб писал:

«…А больше всего я люблю вспоминать летний поход после четвертого класса. Даже не сам поход, а привал на поляне в березовом лесу. Были уже сумерки, и стволы в них светились, как обмазанные фосфором.

Я помню круг брезентовых палаток, а в центре круга трескучий костерчик. И песню, которая появилась неизвестно откуда. Хорошая такая, немного печальная песня. Мотив я хорошо запомнил, навсегда, а слова – еле-еле. Только несколько строчек. Но не хочется мне, чтобы песня исчезла из памяти, и вот я понемногу придумал свои слова…»

Янка прочитал это негромко и раздельно. Глянул из-за листа на Гельку. Гелька виновато сказал:

– Да… А я как-то не обратил внимания. Думал, просто песня… А правда, хорошая!

Янка кивнул. И зашевелил губами. Он читал еле слышно, для себя, но в Гельке слова песни все равно отдавались со звоном. Он знал их наизусть:

Звездной ночью осенней Улечу из гнезда. На буденовке серой – Голубая звезда. Голубые петлицы – В них клинки скрещены. Рвется синяя птица В небо гневной войны. Верный конь меня знает – Не уронит с седла. Жаль, что шашка стальная Мне пока тяжела. Но нагану я верю – Не изменит в огне. …Барабан в револьвере. Барабан на коне… Наши парни хохочут – Блеск по белым зубам: «Ты зачем приторочил У седла барабан? Это дело пехоты – Топать с маршем везде. Нам совсем неохота Оставлять лошадей…»

Янка перестал двигать губами, и Гелька понял, что он думает о барабанщике Юрке. Гелька сказал: