Книга скитаний - Паустовский Константин Георгиевич - Страница 84

20/IV. Пусто. Бродил по городу. РОСТА. Сплошная тоска. Отъезд наших на Турксиб. Перемена дежурств…

21/IV. Утро… Проводы на вокзале… Дома. Возился с крошечным Димушкой. Он читает стихи о Маяковском.

Уложил его. Ушел бродить. Тревога. Дома – необъяснимая тоска и усталость до слез. Что это? «Россия задушила меня, как свинья поросенка» – слова Блока.

22/IV. В «30 дней»… Разговор с женой Регинина по телефону. Бабель процветает. Прислал корзину сирени. Женщина, расточающая намеки. Театральная площадь. Дождь с пылью. Бокс. Спортсмены в пиджаках без воротничков. Красные канаты, чтобы не было видно крови. Дикая забава. Бьют снизу по лицу. Машут полотенцами. Масса любителей… Ушел…

23/IV. В Румянцевскую библиотеку. Свежий ветер. Книга Гилярова. Писал очерк Мысли Гилярова: «Сильные личности не умеют приспособляться к низшему уровню». «Однообразие и опошление становятся уделом жизни»…

К Мрозовским… Рассказы о крематории. Как прощались с Маяковским. Лиля щекой к губам, поцеловала руку. Какой-то иностранец встряхнул и пожал руку. «Во весь голос». Своим песням я сам наступал на горло. Жуткие строчки.

Надо больше слушать, чем говорить. Домой на авто. Тоска не проходит…

6/ГУ. Бдение в РОСТА… Был Гехт. Приходил просить пальто. Бабель в Москве. Домой. Дикий холод. Телеграф. Крол пришел в час ночи. Усталость.

29/IV. РОСТА – за деньгами. Скучно. Вечер. Писал в репортерской…

2/V. Помогал Кролу. С Димушкой в аптеку. Холодно. Боря. «Уличные игры». Дим скис, заболел. «Я весь дрожу», – к маме. Вечером ушел, тревога. Чистота, крепость. Возбужденье. Укус. Змеиное. Поэтесса. Домой. Труба. Дим в жару. Ночью бред и страшный Крол. Вызываем врача. У ворот, серый с желтым отблеском рассвет в стеклах института Ленина. Холод, голоса милиционеров. Женщина врач. Внимательная. Дим с полотенцем на лбу, притих, шепотом жаловался свои огорчения и боли. Улыбался. Уснул.

3/V. С утра – грязная РОСТа… Знакомство с Чухновским, – карие и молодые глаза, очень прост. Рассказ Чухновского о шапке льдов на полюсе, вращающихся по эллипсу… Дома – недомогание, тяжелый сон. Сырая и опасная весна.

9/V . Собрание «Колхозных редакторов». Казенно, конфеты. Внизу – вечер Маяковского. Василий Каменский о желтой кофте.

12/V. В «30 днях». Вечером на вечере Маяковского в консерватории. Зюзя. Месть Маяковского. Меламед Малкин. Скука. Чудесно читал Асеев. Луначарский говорил вяло и неохотно. Безыменский. Кирсанов с подозрительным московским акцентом. Шкловский и Коля с поэтессой.

Из переписки

Письма 1923—1935 годов – событийных лет повести «Книга скитаний»

Е. С. Загорской-Паустовской в д. Екимовка Рязанской губернии (Москва, начало лета 1923 года)

Дорогой Крол, маленький. Только что получил твое первое письмо и письмо от Ниночки. И оба письма такие славные, что я чуть не заплакал…

Теперь слушай. Я спешу на заседание по поводу организации в Москве большой морской газеты и потому пишу коротко. В эту газету я приглашен на оклад в 12 миллиардов (дядя Коля получает 8). В газете будет много народу, и потому работа будет легкая – в редакции я буду бывать от 10 до 2-х. Как зацепка (материальная), это хорошо.

А тем временем начну печататься в журналах. Дней через пять напишу тебе письмо, и после этого письма ты уже сможешь ехать в Москву, хотя мне не хотелось бы, чтобы ты бросила Екимовку. Здесь очень суматошливо и скверно. Хорошо только то, что масса знакомых и много возможностей.

Был у Иванова. Он в новом штатском костюме, в желтых ботинках – вообще джентльмен. На днях приезжает Бабель.

‹…› С комнатой пока слабо, но не безнадежно. Я сильно надеюсь на комнату у дяди Коли.

Ки, маленький, пушистые лапки. Я вовсе не твой муж, – твой сын, потому что ты сильнее меня, и без тебя я немножко теряюсь в этой жизни.

Вчера был у «святого» Рувима. Он говорил мне о фантастичности нашей жизни (твоей и моей), о том, что мы проходим через жизнь и оставляем за собой неизгладимый след, что нас любят до боли, и это причиняет много боли и нам, и другим. Понял он это, когда был в Севастополе. Вот тебе – какие мы люди.

Спи спокойно, поуркивай. Не тревожься обо мне. Нину поцелуй за меня несколько раз. Привет дяде, маме крестной, Саше – Ал. Петровне[23] .

Целую. Твой Кот

Был вчера на Пречистенке и зашел в Музей Зап.[адной] живописи Морозова. Это что-то сказочное, перед чем Щукин меркнет. Какой там Гоген, Матисс, Моне. Приедешь – сейчас же пойдем.

Е. С. ЗагорскойПаустовской в д. Екимовка Рязанской губернии (Москва, 23 июля 1923 года)

Крол, крохотный. У меня за эту неделю – куча новостей. Я только что возвратился из Петрограда. В Петроград меня командировал Союз моряков на праздник Балтийского госпароходства по случаю отправления в кругосветное плавание старинного, но прекрасного клиппера (парусного) «Лауристон». Ехало нас в Петроград четверо (в том числе и Иванов) в отдельном салон-вагоне. В Петрограде с вокзала авто помчал нас по безлюдным, широким, поросшим травою, но изумительно чистым проспектам, мимо чудесных дворцов, черно-синих каналов к широкой, ветреной, прозрачной Неве. Был теплый, солнечный день, и меня поразил цвет петроградского неба – бледно-голубой и словно лакированный, как на старинных олеографиях. И почему-то Петроград напомнил мне мертвый Брюгге: тишиной, пустынностью, бледным солнцем, чисто голландской чистотой и обилием каналов. Воздух над городом словно в Армении – хрустально прозрачный и прохладный.

Кролик, от тебя уже больше недели нет писем. Я очень боюсь. Может быть, ты больна? Напиши сейчас же. Твое последнее письмо было о покосах. И с тех пор ни слова.

Сейчас я много работаю и бываю только у Фраермана… Последние три дня, сегодня тоже, – выпускаю журнал и весь день сижу в типографии в Чернышевском. Сегодня не успею, а завтра вышлю тебе денег – я боюсь, что ты сидишь без копейки.

23

Саша (Александра Петровна) Загорская – двоюродная сестра Е. С. Загорской.