Книга скитаний - Паустовский Константин Георгиевич - Страница 85

Я теперь спокоен, много работаю и мне о многом, о многом хочется поговорить и посоветоваться.

Недавно я перечел свои стихи. Помнишь, – «Мои туманы синие, в огнях…».

Все, что случилось в последнее время – моя жажда писать, твои письма, поездка в солнечный, мертвый Петроград, все это страшно обострило во мне все, сдуло налет обыденщены, и у меня теперь такое чувство, что вокруг меня разворачивается жизнь, как какая-то глубокая, значительная, странная повесть. Мне страшно хочется приехать хоть на три-четыре дня в екимовскую тишину. У меня теперь такое отвращение перед чахлыми, чиновными, хлипкими интеллигентами-говорунами (гнилые они какие-то.и такие нелепые, если их представить на фоне моря и полей), что я каждый день утром и вечером обливаюсь холодной водой, делаю гимнастику, сплю с открытыми окнами и потому не похудел, а даже как-то посвежел и окреп… Привет всем…

Целую. Твой Кот

М. Г. Паустовской в Киев (Москва, 1 7 декабря 1923 года)

Дорогая мама.

…Из Тифлиса мы проехали в рязанскую деревню, к родным Кати, – поправиться и отдохнуть. Только в Рязани нас окончательно бросила лихорадка.

Я уехал в Москву устраиваться. Первое время было довольно трудно. Теперь я работаю в двух журналах и газете, где редактирую общий и литературный отдел. Кроме того, работаю, но случайно, в нескольких других журналах.

За последние годы (Киев – Одесса – Тифлис) я довольно много написал чисто художественных вещей и решил этой зимой начать всерьез печататься. Сначала я отдал мелочь в журналы. На днях, между прочим, будет мой рассказ в «Кр. Н.» (я тебе пришлю и, кроме того, пришлю кое-что уже напечатанное в Москве и Тифлисе – надо собрать). На Рождество еду в Петроград для окончательных переговоров с издательством «Петроград» об издании больших вещей (вероятно выйдет 2-3 книги). Предварительные переговоры я уже веду

Часто приходится сталкиваться и поддерживать связь с новыми писателями (Пильняк, Яковлев, Мандельштам, Ал. Толстой и др.)… Все, кто читал мои вещи в рукописях, а также редакции, куда я сдаю их в печать, говорят, что помимо их «поразительного, красочного» стиля, помимо богатства образов они очень глубоки по содержанию. Наиболее смелые утверждают, что как содержание этих вещей (конечно, не пустяковых, которых у меня много, а крупных), так и моя манера письма – совершенно исключительны в русской литературе. Я не люблю говорить об этом и пишу это только тебе, чтобы ты поняла, чем отчасти вызваны скитания, и не сердилась на меня за то, что я живу, может быть, не так, как ты хотела бы.

Я смотрю на самого себя, быть может, немного странно с общепринятой точки зрения. Я думаю, что если мне правда дан талант (а это я чувствую), то я должен отдать ему в жертву все, – и себя, и всю свою жизнь, чтобы не зарыть его в землю, дать ему расцвести полным цветом и оставить после себя хотя бы и небольшой, но все же след в жизни. Поэтому теперь я много работаю, пишу, много скитался, изучал жизнь, входил в жизнь людей самых различных общественных слоев.

В этих скитаньях я физически не мог поддерживать связь с тобой, хотя это очень мучило и мучит и сейчас. Но теперь мне надо подождать, привести все в порядок, отстояться и, я думаю, очень скоро я смогу приехать в Киев…

Живу я сейчас в Пушкине, в 20 верстах от Москвы, в зимней даче. Вокруг лес, снега, тишина. Работать здесь прекрасно. Утомляют только поездки в город. В городе я не нашел комнаты. Кроме того, платить по 10 червонцев за комнату я не могу, а дешевле в Москве не найти.

‹…› Уже поздно, три часа ночи, надо кончать. Скоро опять напишу. Знаю, что тебе тяжело очень, но до сих пор и мне было немногим легче. Теперь все проясняется, и я смогу помочь тебе и, может быть, скоро избавить тебя и от этой проклятой зависимости от других, и от труда. Как Галя? Напиши все подробно, не сердись на меня и Катю. Целую крепко тебя и Галю. Катя целует.

Твой Котик

Мой адрес (городской): Москва, Солянка, 12, Дворец Труда, III-й этаж, комн. 172, редакция газеты «На вахте» – мне.

Е. С. Загорской-Паустовской в роддом им. Грауэрмана (7 августа 1925 года)

Крол, родной… Тревожишь ты меня температурой и тем, что у малыша расстройство. Напиши, как сегодня, лучше ли? Главное – будь спокойна, не таращ глаза и не зачитывайся особенно Жуком с его анекдотами.

Малыша я сегодня утром зарегистрировал. В твоем паспорте вписано – «сын Вадим Паустовский, родился 2-го августа 1925 г.». Заполнял тысячу вопросов в анкетах и давал подписку, что ребенок действительно наш и мы от него не откажемся. И все это стоило 3 копейки.

«Лихорадку» Мускат мне принесет сегодня, завтра пришлю. Можно будет купить в Сибкрайиздате несколько номеров.

Никак не соберусь написать тебе толковое подробное письмо. Ходит народ, вчера вечером прибирали комнату, ковер опустили со стены на тахту и вышло очень хорошо.

Как только все уляжется, начну писать. Писать хочется и писать по-настоящему. До сих пор я писал шутя, урывками, почти не работал.

Много думаю о тебе, о малыше, нашей жизни и постоянно на глазах у меня слезы. Когда малыш окрепнет, надо будет повезти его на осень в деревню, в Екимовку или на дачу, пусть дышит березовым воздухом и холодом. Тянет меня почему то в тишину, в осень. Сегодня первый раз иду в РОСТу Саша меня немного стесняется… Она много хлопочет, я ей, как могу, помогаю.

Боюсь, что после лечебницы комната покажется тебе темной и мрачной – малыша будем держать на воздухе, – это не страшно.

Только что пришел из ЗАГСа, а сейчас уже без 10 три и надо идти к тебе. Кончаю. Поцелуй малыша, не вертись, будь спокойна.

Целую. Кот

Крол, дорогой. Никак не могу написать тебе большое письмо. Хотел написать сегодня, но пришел Сережа Перов с женой и просидели до 3 часов. Утром был в отделении «Сибирских огней». № 2 уже пришел, но лежит на вокзале, поэтому я получить его еще не мог. Деньги за «Лихорадку» будут не раньше 20-го. Это уже хуже. Сейчас у меня (вернее у Саши) осталось около 5 червонцев…

Страшно хочу посмотреть малыша, ты так хорошо о нем пишешь, и он мне кажется очень смешным. Хорошо, что он посвистывает как сверчок.